Густаву Сонделиусу он не потерял голову и по-прежнему противился
требованиям Инчкепа Джонса вводить фаг всем подряд, по-прежнему добивался
того, ради чего был послан сюда.
в него камнями. Люди прослышали, что он нарочно не приступает к их
спасению. Граждане высылали делегации, умоляя его спасти их детей, и он
был так поколеблен, что должен был непрестанно вызывать в памяти образ
Готлиба.
власть над собой, когда, просыпаясь по ночам, видели в окнах отсвет костра
на Адмиральском холме - наскоро созданного крематория, где Сонделиус с его
кудрявой гривой был брошен с лопаты в огонь вместе с калекой негритенком и
нищим-индусом.
попытками наладить за ними уход. Стокс оставался непоколебим, как утес, -
спал три часа в сутки, но не изменял своему обычаю, встав с постели,
делать пятнадцать минут гимнастику. И Леора в Пенритской Хижине спокойно
помогала Мартину приготовлять фаг.
в исступленной бесплановости, Инчкеп Джонс кричал, думая, что говорит
вполголоса, и папироса, вечно зажатая в пальцах его исхудалой руки, так
дрожала, что дым поднимался судорожными спиралями.
которой двенадцать "красноногих" собрались бежать на Барбадос, и он
внезапно очутился среди них, предлагая взятку, чтоб они его прихватили с
собой.
сестрам и к тишине холмов родного Сэрри; но, когда пропали вдали последние
испуганные огни города, он понял, что был трусом, очнулся и высоко вскинул
свою узколобую голову.
отказались, орали на него и заперли его в каюте. Их захватил штиль. Прошло
два дня, пока они достигли Барбадоса, и за это время мир должен был уже
узнать о его дезертирстве.
причала к гостинице и долго стоял в неряшливой комнате, где пахло помоями.
Он никогда не увидит своих сестер, не увидит прохладных холмов. Из того
револьвера, который он носил, чтоб загонять обезумевших больных назад в
изоляторы, из револьвера, который носил под Аррасом [город во Франции,
место боев в первой мировой войне], Инчкеп Джонс застрелился.
Джонса был назначен Стокс, и тот, в обход закона, назначил Мартина в округ
Сент-Свитин полновластным медицинским чиновником. Это назначение и
содействие Сесила Твифорда дали ему возможность осуществить опыт.
- как уберечь Леору. Он не знал, что ждет его в Сент-Свитине, тогда как
Хижина была безопасней любого места на острове. Когда Леора возражала,
что, пока он будет проводить свой опыт, холодная рука, задушившая смех
Сонделиуса, может добраться и до него и она, Леора, будет ему нужна, он
пробовал успокоить ее обещанием, что, если в Сент-Свитине для нее найдется
место, он пришлет за ней.
я не подвергну ее риску!" - поклялся он.
доктора Оливера Марченда, который обещал заглядывать, когда будет
возможность.
южного Сент-Губерта уступают место сплошному сахарному тростнику. Здесь
Сесил Твифорд, худой, резкий человек, властвует над каждым акром земли и
толкует по-своему все законы.
равнины. Дом был старый и низкий, оштукатуренный, с толстыми каменными
стенами; в комнатах - деревянная панель, фарфор, портреты и шпаги
Твифордов за три сотни лет; а между крыльями дома - обнесенный оградой сад
в ослепительном блеске шаронских роз.
пяти великанам-сыновьям и своей матери, которая последние десять лет, со
смерти его жены, была хозяйкой дома.
американская гостья.
поколения в поколение пили здесь чай в установленный час, никакая паника
не помешает им пить чай по-прежнему в этот самый час.
столе и услышал спокойные голоса, чума показалась побежденной, и он понял,
что здесь, в четырех тысячах миль к юго-западу от Лизарда [мыс Лизард -
самая южная точка Англии], он в Англии.
спустилась вниз американская гостья и с порога уставилась на Мартина так
же странно, как и он на нее.
было, верно, лет тридцать против его тридцати семи, но сухощавостью,
бледным лицом, черной бровью и темными волосами она была словно его
двойник, его второе заколдованное "я".
и она раскрыла губы, но ни он, ни она не сказали ни слова, только
поклонились друг другу. Она села. Мартин никогда не чувствовал так остро
присутствие женщины.
Лениона из Нью-Йорка. Она приехала на Сент-Губерт осмотреть свои плантации
и попала в карантин. Он слышал где-то мельком о ее покойном муже, как о
богатом молодом человеке из хорошей семьи; он как будто даже припомнил,
что видел в "Ярмарке тщеславия" фотографию: Ленионы на взморье в
Палм-Биче.
веселость, которая расшевелила даже неподатливого Сесила Твифорда. Перебив
ее на непринужденном подтрунивании над самым громадным из
великанов-сыновей, Мартин повернулся к ней:
Мы встречались в Хессиан-Хуке. Знаете вы это место?
писатели, экономисты и всякая такая публика, в том числе чуть что не
первоклассные таланты, общаются с теми, кого можно назвать чуть что не
сливками светского общества. Там принято одеваться к обеду, и вместе с тем
каждый знает, кто такой Джеймс Джойс. Доктор Холаберд - обаятельный
человек, вы не находите?
провести опыт. Могу я вам помочь - в качестве сиделки, кухарки, чего
угодно, - или я буду вам только помехой?
находят вкуса в игре. Вам нравится Стокс? Сесил на него молится, и я не
сомневаюсь, что он начинен всякими добродетелями, но я нахожу его страшно
сухим, и тощим, и неаппетитным. Вы не думаете, что он мог бы быть немного
веселее?
огорчает, что вы польстились на его научную требуху и не оценили Стокса.
Стокс - твердый человек, слава богу, и, может быть, грубый. Как не быть
ему грубым? Он борется с миром, который млеет в телячьем восторге перед
фальшивым обаянием. Ученый, пройдя через свою иссушающую работу, должен в
какой-то мере загрубеть. А Стокс, уверяю вас, родился исследователем. Вот
бы его к нам, к Мак-Герку. Груб? Вы не услышите, что он груб со мной!
пятеро сыновей глядели безразлично, как быки, пока Мартин яростно пытался
вызвать перед ними образ варвара, аскета, высокомерного служителя науки.
Но красивые глаза Джойс Ленион глядели благосклонно, и, когда она
заговорила, в ее голосе меньше ощущалась космополитическая вышколенность
светской женщины.
плантатора, и Сесилом.
точно, от чего, пока она не предложила: