Чтение 94–й страницы книги ~Время игры~

хранение свою яхту. Как, хорошая?

- Великолепная, - машинально ответил Кейси, до того погруженный в
собственные мысли о так грубо прерванном путешествии. Он рассчитывал
провести здесь еще не меньше месяца, потому и не спешил, тратил время
удивительно нерационально. А теперь уезжает, не увидев большинства
музеев, не побывав в Петрограде, о котором слышал столько восторженных
отзывов. Может быть, еще удастся сюда приехать. Если его не внесут в
какие-нибудь "черные списки" нежелательных иностранцев. - Я таких раньше
и не видел. Как в кино из жизни старинных аристократов.

- И что теперь с ней будет?

- Как что?

- Ну, если хозяин не явится за ней больше. Может такое случиться?

"Даже так? - подумал Кейси. - Что же они на господина Ньюмена имеют?
Может быть, он действительно шпион, а все его книги и рассказы -
чрезвычайно хитрая легенда? Какой в ней смысл, я не знаю, но если все
же..."

А водитель продолжал гнуть свое, и постепенно Кейси становилось
понятно, что его аккуратно подводят к мысли забрать яхту себе. Вот
именно так, как он и попытался это сделать.

Следующий шаг после временного задержания экипажа с последующей
депортацией из страны беспаспортных бродяг (законы на этот счет четкие)
- вывести "Призрак" в море, тщательно просмотреть судовые документы, все
лишнее уничтожить и в другом порту, в той же Аделаиде, объявить, что
яхта обнаружена в море без экипажа за пределами территориальных вод.

По известному морскому закону она автоматически становится
собственностью первого, поднявшегося на борт. Вот и все.

Очевидно, водитель машины был очень сильный гипнотизер, если, забыв о
самом факте внушения, Кейси, прибыв в Мельбурн, немедленно начал
действовать по предложенной схеме и опоздал совсем ненамного.

Теперь Шульгину было понятно все, и претензии к Кейси снимались сами
с собой. Противостоять кодированию такой интенсивности, проведенному,
возможно, с использованием неизвестной аппаратуры, он, конечно, не мог.
Мало того, ему еще дана была, как фанатичному проповеднику, собственная
сила убеждения.

Вряд ли обычному человеку так просто было за несколько часов
мобилизовать на противоправные действия еще четверых, в принципе к таким
авантюрам не склонных.

Остается их отпустить. Без извинений, конечно, но по-хорошему.

- Подождите еще немного, я скоро вернусь.

Шульгин вышел в коридор, пригласил в свою каюту своих "помощников".
Теперь это слово можно было смело ставить в кавычки. Но вида он,
разумеется, не подал.

Осведомился о результатах проведенных ими опросов.

Все сходилось. Каждый из четырех участников акции поодиночке говорил
почти то же самое. Причем никто из них о дальнейших планах Кейси понятия
не имел.

Первый этап операции предполагал только задержание членов команды...
- Что ж, - сказал Шульгин. - Будем считать всех их жертвами
добросовестного заблуждения. Сейчас подойдем к берегу, высадим рядом с
первым же населенным пунктом, и все на этом. С Кейси пусть сами
разбираются...

ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА

Ноябрь 2055 г.

Москва.

Наконец-то случилось то, к чему я так стремился все последнее время.
Мы с Ириной остались по-настоящему одни. И при этом - спокойны за
друзей.

Шульгин с Анной плывут на яхте и появятся не раньше чем через месяц.

Вот ирония судьбы - организовывал морское путешествие я и для себя, а
пользуются этим благом другие.

Впрочем, двух недель под парусами мне хватило, чтобы слегка
рассеяться, жаль только, что безмятежность отдыха несколько осложнилась
посторонними обстоятельствами.

Зато теперь... Господин Суздалев мне последнее время не надоедал.
После того как мы с ним достигли принципиального согласия о
сотрудничестве, он себя практически никак не проявлял. Предложил,
правда, для нашего удобства переселиться из "Националя" в гостевые
комнаты его особняка, на что мы, подумав, согласились.

Действительно удобнее, безопаснее, бесплатно к тому же, а что
касается подсматривания и подслушивания, так при его возможностях мы
нигде не были избавлены от такой вероятности.

Да и что нам скрывать? Наша личная жизнь его вряд ли интересовала, на
сексуального маньяка он никак не походил, противоправительственной
деятельностью мы не собирались заниматься тем более.

Зато в нашем распоряжении, кроме двух спален и гостиной, оказался еще
и рабочий кабинет, оснащенный системой всемирной компьютерной связи, и
обещанные помощники с высшим библиографическим образованием в любой
момент доставляли всю необходимую в работе литературу.

Георгий Михайлович, по-прежнему не интересуясь подробностями моих
исторических изысканий, попросил только, чтобы в момент, который я сочту
подходящим, поделился с ним своими выводами.

При этом совершенно необъяснимым было поведение Суздалева в ситуации
с Мельбурном и Кейси. Обо всем, имевшем там место, Шульгин передал мне
по "портсигарной связи", абсолютно защищенной от перехвата имеющейся
здесь аппаратурой.

Я не видел абсолютно никакой логики в том, чтобы сначала закодировать
человека на пиратскую акцию и через несколько часов оказать мне
требующую гигантских расходов помощь в предотвращении захвата яхты. Те
же соображения, которые мне все-таки в голову приходили, казались
слишком уж заумными.

Было сильное искушение спросить Г.М. прямо и в лоб, но я себя
сдержал. Раз он молчит, буду молчать и я. До поры.

Либо мы с Сашкой до чего-нибудь докопаемся, либо все решится само
собой, как бывало уже не раз.

***

Так мы и жили.

Автомобиль с шофером всегда был к нашим услугам, и, чтобы развеяться,
мы совершали ежедневные прогулки по улицам Москвы и Подмосковью. Он же
отвозил нас обедать и ужинать в рестораны, каждый день разные.

Конечно, прежде всего мы посетили те, что существовали и в наше
время. Их оказалось не так много, причем большинство, за исключением
"Славянского базара" и "Балчуга", носили здесь другие имена.

В ресторанах нас интересовала не кухня и не уровень сервиса, хотя
нельзя не признать, что они были великолепны. Интересны были люди, их
отношения, манеры и стиль поведения в столь подходящих для изучения
местах.

Нужно заметить, что эта Россия нам с Ириной нравилась все больше.
Весьма высокий уровень и одновременно спокойный, даже слегка замедленный
темп жизни.

Напоминает конец XIX или начало XX века. Люди тоже приятные по всем
параметрам.

Доброжелательные, довольные собой и не испытывающие комплексов по
отношению к окружающим, примерно на одном уровне зажиточные. По крайней
мере, ни особенно богатых, ни демонстративно бедных я здесь не замечал.

Даже автомобили по Москве ездили практически всего двух классов.
Именно классов, отличающихся дизайном моделей было много. Но все они
относились или к среднему между "Жигулями" и "Волгой", или к, условно
говоря, "полувысшему", как в свое время "ЗиМ", он же "ГАЗ-12",
промежуточный между "Победой" и "ЗиСом-110".

Ни микролитражек, ни представительских "членовозов" на улицах не
попадалось.

А по качеству исполнения и комфорту все они далеко превосходили
пресловутые "Линкольны" и "трехсотые" "Мерседесы" наших дней.

И вообще окружающая жизнь производила впечатление самого настоящего
коммунизма. За двумя исключениями - отсутствием соответствующей
идеологии и наличием денег и частной собственности.

В давние времена, начитавшись романов о светлом будущем, от
Стругацких до Мартынова и Колпакова, я неоднократно задумывался - все
это, конечно, прекрасно, но откуда вдруг возьмутся люди, обитающие в
пространстве романов Вскоре после обнародования хрущевской Программы
развернутого строительства коммунизма в обиход вошло выражение: "Мы
таких в коммунизм не возьмем". В смысле угрозы и моральной оценки
одновременно.

Но, глядя на произносящих сакраментальную фразу, я, хоть и было мне
немного лет, всегда хотел спросить: "Как будет выглядеть "невзятие в
коммунизм"?

Расстреливать будете или же устроите в Сибири заповедник социализма?
Резервацию как бы".

Здесь в "коммунизм" взяли всех.

Но как это произошло? Первый слой ответа лежал на поверхности. Здесь
просто не было "настоящего" социализма Революция случилась на год позже,
вдогонку за германской. Партия Ленина - Троцкого (без Сталина, случайно
убитого во время "экса" в Тифлисе) захватила власть, но удержать ее в
форме диктатуры пролетариата не смогла. Крестьянские восстания и
волнения в армии начались почти сразу, и, не доводя дела до Гражданской