Чтение 94–й страницы книги ~Последний полустанок~

И в то же время без лишней сентиментальности Вадим подумал, что зря не
взял с собой щепотку родной земли. Положить бы ее в карманчик у сердца, -
пусть согревает в дни тягостной разлуки. А ведь прошли всего лишь сутки с
момента отлета. Говорят, что на Марс надо лететь многие месяцы. "Нет,
такое путешествие не для меня", - решил Вадим и опять с тоской посмотрел
на Землю.

Там наступал день. Казалось, что кто-то властной рукой стягивал с планеты
черный бархат ночи. Земля светлела, стала полумесяцем, он рос, полнел на
глазах и наконец засиял в пустоте, как огромная Луна.

Удивительно короткий день. Если бы он был рабочим, как на Земле, то за
это время ничего не сделаешь. На электричке из пригорода дольше ехать. А
здесь Багрецов промчался через целое полушарие. Страшно подумать, что если
бы на самом деле так мелькали дни и ночи. Только бы и делал, что срывал
листики календаря. Оглянулся, а он уже тощий. Год прошел и никакого тебе в
жизни удовлетворения - даже месячного плана не выполнил. В данном случае
более удаленная орбита имела свои преимущества - не так уж быстро
сменялись бы дни и ночи. Сутки нормальные, располагай ими по привычке.

Багрецов точно не знал, но догадывался, что только "Унион", управляемая
космическая лаборатория, которой не грозит неизбежное снижение в плотные
слои атмосферы, может лететь довольно близко от ее границ. Надо полагать,
что именно здесь, где происходят всякие непонятные ионосферные возмущения,
которые так досаждают радистам, в этой малоизученной среде, практическое
значение "Униона" трудно переоценить.

И не случайно Бориса Захаровича Дерябина, инженера, мечтающего
управлять погодой, интересовали эти сравнительно небольшие высоты.

Пояркову тоже хотелось быть поближе к Земле, полюбоваться на нее,
красавицу.

Самые нежные, самые проникновенные слова мысленно посылал ей Поярков и
ждал, когда сможет увидеть не только кусочки океанов и грязно-желтые пятна
пустынь, но и заметить следы человечьего труда - новые моря, каналы, а
ночью мерцающие огни городов.

В эти минуты на видимой части Земли была ночь. То ли облачность, то ли
несовершенство телевизионных устройств или другие какие причины не
позволяли Пояркову увидеть огни родной планеты. Однако он думал иначе.
Далекие звезды, яркие до необычайности, слепили глаза. Разве при них
увидишь слабые огни, зажженные у себя дома Великим человечеством?
Какая-нибудь ничтожная звездочка, где пока еще из магмы варится твердь,
где, возможно, только через миллиарды лет вырастут розовые или голубые
лишайники, - и вдруг она сияет ярче, чем Москва, чем все огни родины,
откуда начались дороги в Космос и дорога к ней, звезде-младенцу, из
которой неизвестно еще что получится: то ли она превратится в туманность,
то ли прольется на старую Землю метеоритным дождем, то ли исчезнет,
пронизав пустоту ядовитыми частицами, гибелью всего живого.

Кто знает, не эту ли звезду должен найти Поярков, как об этом просила
любимая? На душе стало легче - нашлось оправдание.

"Мы солнца приколем любимым на платья", - писал когда-то Маяковский.
Вот это правильно, по-человечьи.

Думалось и о другом, не менее важном, хотя Поярков глушил в себе
мельчайшие признаки беспокойства, подменяя их лирическими отступлениями.
Трудно забыть о метеорной опасности. Чем дальше от Земли, от ее защитной
атмосферы, тем больше возможностей столкновения с метеорами. Правда,
"Униону" это почти не грозило, и дело здесь не только в теории
вероятности, а в надежном радиолокационном автомате. Обнаружив метеор на
значительном расстоянии, он успевает изменить курс корабля. Только
маленькие осколочки иногда ударяются в его обшивку, но серьезной опасности
это не представляет, даже если наружная оболочка пробьется. Отсеки
"Униона" сравнительно невелики и напоминают пчелиные соты. Сквозь
несколько перегородок осколок уже не пройдет.

Так же успокаивало и другое немаловажное обстоятельство. Многолетнее
изучение падения метеоритов позволило предсказывать, когда и где
астронавты могут с ними встретиться. Правда, здесь пока ученые не добились
абсолютной точности прогноза, так же как и в предсказывании погоды, но
ошибки бывали сравнительно редки.

Во всяком случае, на орбитах, близких к Земле, по данным наших и
зарубежных обсерваторий и специальных вычислительных центров, метеоритная
опасность была дочти полностью исключена.

Но чем же тогда объяснить, что совсем близко у Земли "Унион" встретился
с целым метеоритным потоком, летящим навстречу? Ярко освещенные солнцем
осколки промелькнули на экране, послышались сухие, как выстрелы, удары по
обшивке. На потолке кабины, где фосфоресцировала схема расположения
отсеков диска, вспыхнули красные точки.

- Пробита ячейка в секторе пятом, - хладнокровно заметил Поярков, -
двенадцатом и несколько ячеек в четвертом. Странно, что здесь метеорит
прошел так глубоко.

Трудно, конечно, сдерживать волнение, но Багрецов, покоренный
спокойствием Пояркова, в тон ему проговорил:

- Наверное, встретились с большим метеоритом. Но только почему же
радиолокаторы не изменили курс?

- Плохо ты их проверил перед отлетом, - занятый какими-то своими
мыслями, отозвался Поярков. - Посмотри, что там стряслось.

- Вы шутите, Серафим Михайлович, - обиделся Вадим, показывая на группу
приборов. - Я же за ними все время смотрю. Работают нормально...
Пожалуйста вам, - токи в антеннах, напряжение, синхронизация. Дальше все в
порядке вплоть до исполняющих механизмов. Возможно, какие-нибудь газовые
рули не сработали?

- В этом деле ты не специалист. Рули не подведут. Но и они ни при чем.

Попробуй сверни в сторону, когда осколки летят на тебя широким фронтом.

Обязательно на какой-нибудь наткнешься.

Вадим задумался.

- Я, конечно, тут не специалист, - вздохнул он огорченно. - Только ведь
на более высокой орбите никаких осколков не было, а здесь появились.
Говорят, что по теории вероятности...

- Оставим высокую материю, Вадим, - прервал его Поярков. - Туда их
труднее забросить.

Было от чего удивиться молодому космонавту. Ведь об этом он ничего
никогда не читал. Метеориты не забрасываются, а падают сами. Это же
все-таки неуправляемая стихия. Впрочем, во многих фантастических книжках
рассказывалось, о марсианах. Они даже прилетали на Землю. Чего им стоит
бросить к нам горсточку металлических осколков? Но трудно подумать, будто
в это верит солидный инженер вроде Пояркова. Видно, опять шутит.

Вновь забарабанили осколки. Замигали сигнальные огоньки. Взглянув на
Пояркова, Вадим убедился, что ему совсем не до шуток.

Переведя рычажок шифратора, Поярков нажал кнопку.

- Что вы передали? - поинтересовался Багрецов.

Лицо Пояркова помрачнело, ожесточилось.

- Просил изменить орбиту. А вас прошу опустить шлем, - проговорил он
тоном приказа, и шлем его тут же захлопнулся.

Да, конечно, сейчас не до вопросов.

А на потолке все вспыхивали и вспыхивали тревожные звездочки. Уже
восемь пробоин насчитал Багрецов...

ГЛАВА СОРОКОВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

Тут автор просит извинения за резкость, и он уже не

может говорить о себе в третьем лице. Теперь не "он",

а я разговариваю с "дальними родственниками", как их

назвал Димка Багрецов. Вольно или невольно, но они

помогают тем, кто хочет закрыть дорогу к звездам.

Нарушая традиции напряженного сюжетного рассказа, я хочу предупредить
читателей (особенно впечатлительных), что для Пояркова и Багрецова
заготовлен благополучный конец. В жизни это не всегда бывает, но я не могу
иначе поступить со своими героями.

А на сердце неспокойно. Ведь подумать только, что "дальние
родственники", вроде Валентина Игнатьевича Литовцева, Медоварова,
Аскольдика и Риммы, хоть и косвенно, но все же смогли повлиять на полет
"Униона".

Умозрительно не трудно себе представить, что при первом рейсе
космического корабля вдруг происходит авария из-за пустяка, ну, скажем,
из-за того, что лопнула какая-нибудь гайка или трос, сделанные
равнодушными или нерадивыми руками. Но практически это исключено. Каждый
понимает, что в данном случае детали проходят многократный и
совершеннейший контроль. Тогда в чем же дело?

Где искать причины аварии или в данном случае причину неудачных
испытаний "Униона"?

Я упоминал о "дальних родственниках". Возможно, опять произошла ошибка,
вроде той, в которой была повинна Римма? Совсем нет. Жизнь полна
удивительных хитросплетений. Мы и не подозреваем, как отдельные
малозначимые поступки связаны между собой, как ничтожная червоточинка
губит зрелый плод.

Известно, что фотографии окошек из "космической брони"" оказались за
рубежом. Кое-кто из читателей может подумать, будто ее изобретатель -
Литовцев - возглавлял шпионскую группу. Писали много про шпионов, и книги
эти пользуются успехом. Есть даже целая категория юных читателей, которые,