перемещается и, что характерно, все в одном направлении - к моей венценосной
персоне.
проклинаю тот день, когда пришла мне в голову благая идея отправиться по
пути Меча. А ведь идея-то пришла вовсе даже не днем, а ночью. Тарсаш мне бы
здесь пригодился.
Может, это кусты-людоеды, переучившиеся от тяжелой жизни? Не знаю. Мне вот
только любопытно, а что они едят, когда меня здесь нет?
такого неприкрытого самозванства сперва ее прикончил и только потом
устыдился - все-таки женщина.
кусачий. Огнем плевался и ругался матерно.
горячащегося, грызущего удила, роняющего на землю клочья пены. Конь был
живой. Хисстар тоже. Настолько, насколько он вообще может быть живым.
таковой, не вышло. Топор мой рассыпался в пыль от одного прикосновения к
Воину Тьмы. И поделом. Привык, понимаешь, к лунному серебру.
оставалось? Но напоследок Зверь с перепугу на волю рванулся, шарахнул в
противника своего магией... не так, как обычно, когда делаешь что-то и
знаешь, что делаешь и что из этого выйдет. Голой магией. Силушкой всей своей
дурной, немереной.
И, как бичом, я ею хисстара ожег. Попрощавшись уже со всеми, с кем стоило
попрощаться.
ломанулись в лес, по просеке, которую я же, кстати, и проложил.
Слишком близко Торанго подошел к предательству. Не к тому, в котором
обвиняли меня на Ямах Собаки, то я сам предательством никогда не считал. К
настоящему. Ведь встать против хисстара - это едва ли не равнозначно тому,
чтобы встать против Темного.
сейчас, где клинок? Тем более что я-то не подниму его против Тьмы.
медленно ползущих дней, то неслось вскачь, гудело дробным топотом копыт,
лязгало оружием, хрипело и рычало, норовя растерзать. Убить. Уничтожить.
усталость. И даже безразличие куда-то делось, отлучилось по делам и решило
не возвращаться.
Эннэм. Аль-Барад
старательно и томно изгибающиеся в манящей пляске - именно что старательно,
это как раз и раздражало, - ни выезды на охоту, ни сказки, которые мастерски
умел творить совсем уже старый придворный летописец.
отдать ему должное, всегда очень тонко понимал настроение своего повелителя,
был неистощим на выдумывание развлечений и просто незаменим, когда
накатывала такая вот хандра.
- присядь, Ахмази, оставь эти церемонии.
чтобы блюсти видимость приличий, но если халиф вызвал его только затем,
чтобы сообщить, что он скучает... а Похоже, что так оно и есть.
предложения садиться, - ничтожный может предложить владыке одну интересную
задачу, решение которой потребует немалого количества часов, а может статься
- и дней, и займет утонченный разум властелина.
Нет, Ахмази, оставь это себе. Мне хочется чего-нибудь... я, право, даже не
знаю чего.
желает, ничтожный будет всецело к его услугам. А пока, да простится
недостойному его дерзость, я хотел бы заняться делами государственными. Или
повелитель все же хочет взять это на себя?
хорошо получается. Но, Ахмази, я слышал, ты завел себе нового повара?
непроницаемо вежливым, но где-то в глубине души Ахмази сам изумился
сказанной гадости. Благо хоть свидетелей не было... - Он будет у вас, как
только я уверюсь в его лояльности
память ругательство вызвало-таки улыбку или тень ее, скользнувшую по лицу
визиря.
слишком разумно. Кто знает, когда нечестивые мысли толкнут неверного на путь
преступления?
может отравить и тебя, Ахмази.
Вашим величием осиян, царствует Аль-Барад на многие дни. Значит, вам и может
грозить опасность.
вновь. - Впрочем, не преуменьшай своих заслуг. Мудрые мысли, которые ты
высказываешь, зачастую помогают мне управлять государством.
чтобы заслужить ее. Ситуация на анласитском западе очень...
разберешься и без меня.
мозаичную залу. В тенистой галерее вздохнул облегченно и поправил на бритой
голове тяжелую чалму.
видно, даже это ничтожество, усаженное на престол его, Ахмази, волей,
почувствовало надвигающиеся перемены. Почувствовало и обеспокоилось,
беспокойством своим причиняя неудобство тому, кто действительно правил.
Не глядя, оперся ногой в сафьяновой туфле на подставленную ладонь раба.
Тяжело уселся в седло. - Пора. Тебе нет дела до того, что толстый старый
евнух хочет увидеть друга. Но неужели ты пропустишь то интересное, что скоро
начнется в Эннэме?
мощенному мраморной плиткой двору. Ахмази не торопил ее.
заведомых глупцов. Общество кобылы не мешало ему. По мнению визиря, лошадка
эта была умнее халифа. Она, по крайней мере, молчала.
***
поварами, время от времени разгонял всех и добавлял в кушанья ему одному
известные травки и приправы. Он отдыхал душой. И думалось порой, без улыбки
даже думалось, что, может быть, вот оно, Призвание. Творить, опираясь на
знания и интуицию, узоры вкусовых ощущений, вершить таинство поварского
искусства. Что бы ни говорили на материке о том, что гобберы все как один
прирожденные кулинары, на самом деле среди половинчиков настоящие мастера