зверь, когда, изныв от жажды, припадает наконец к ручью, чистому,
прозрачному и щедрому. В струях моего ручья играло солнце и не было ни
пылинки, Люси, ни водорослей, ни букашек, ничто не мрачило его сверкающих
вод. Говорят, - продолжала она, - жизнь для иных полна муки. Я читала про
несчастных, путь которых ведет от одной горести к другой, надежда манит их,
но только дразнит, не дается в руки. Я читала про тех, кто сеет доброе, но
ничего доброго не пожинает, урожай губит порча или вдруг налетевший ураган;
и зиму встречают они с пустым амбаром и умирают от горькой нужды, в холоде и
тоске.
работящая и не очень добрая, но господь судил мне расти под теплым
солнышком, под крылышком любящего, заботливого, умного отца. А сейчас -
сейчас ему на смену является другой. Грэм меня любит.
не задевал с ним эту тему; сперва он хочет доказать, чего он сам стоит; и
еще он добавил, что должен убедиться в ответных моих чувствах, прежде чем
решиться на какой-нибудь шаг.
как бы ответ мой не вышел чересчур сердечным: у Грэма такой прихотливый
вкус! Я три раза переписывала письмо, вымарывала, сокращала строки и, только
уподобив свое посланье льдышке, чуть сдобренной подслащенным фруктовым
соком, я решилась запечатать его и отправить.
Бреттона.
Грэмом, покуда отец ваш все не узнает и не даст своего согласья.
коротенькую, сдержанную записку; я же, в предвиденье вашего совета,
объявила, что больше не буду писать без отцовского ведома.
больше вами гордиться, еще больше любить вас, если только то и другое
возможно. Полина, ваш холодок, хранящий пламя в глубине, - бесценный дар
природы.
его чувствами надо обращаться очень осторожно.
Грэма, с отцом вашим вы должны вести себя честно, открыто и бережно.
сладкого сна и объявлять ему, что я уже не ребенок!
вижу, как нежно она вас ласкает; не бойтесь, она сама о вас порадеет и
назначит верный час. Правда. Я тоже размышляла о вашей жизни, как и вы о ней
раздумывали; мне на ум приходили те же сравненья. Будущее от нас скрыто, но
прошлое сулит счастливое продолжение. Когда вы были ребенком, я боялась за
вас; ничто живое не могло сравниться с вами по впечатлительности. При
небрежном уходе вы не стали бы тем, что являете сейчас, и внутренний мир ваш
и внешний облик были бы иными. Горе, страх, забота исказили бы и замутили
ваши черты, нарушили бы их четкость, перенапрягли бы ваши нервы; вы утратили
бы здоровье, веселость, приветливость и прелесть. Провидение вас хранило и
холило, я думаю, не только ради вас самой, но и для Грэма. Он тоже родился
под счастливой звездой; чтобы полностью развить свои способности, ему нужна
такая, как вы, подруга. И вот вы вошли в его жизнь. Вы должны соединиться. Я
поняла это, как только увидела вас вдвоем, на "Террасе". Вы созданы друг для
друга, вы друг друга дополняете. Не думаю, что блаженная юность обоих -
предвестник грядущих невзгод. Я думаю, вам суждены тихие, счастливые дни -
не за гробом, а здесь, - удел немногих смертных. На иных судьбах есть такое
благословенье; такова воля божья. Это след и свидетельство утраченного рая.
Другим суждены иные тропы. Других путников встречает переменчивая, злая,
лихая погода, грудью прокладывают они себе путь против ветра, но их
застигает в поле суровая зимняя ночь. Ни то, ни другое невозможно без
произволенья господня. И я знаю: где-то кроется тайна его последней
справедливости. На всех сокровищах его стоит проба, и это обетование
милости.
учительницам, было велено подняться в пять часов утра, а к шести одеться,
приготовиться и предоставить себя в распоряжение мосье профессора Эманюеля,
дабы он вывел наши сомкнутые ряды из Виллета, ибо в этот день нам был обещан
завтрак на лоне природы. Правда, я, как, верно, помнит читатель, сначала не
удостоилась чести приглашения; скорей наоборот; однако, когда я намекнула
теперь на это обстоятельство и пожелала узнать, как же мне все-таки быть,
ухо мое претерпело такой щипок, что я не отважилась, вновь подвергаясь
опасности, чересчур рьяно допытываться совета.
властно угрожая другому моему уху. Наполеоновский прием оказал на меня свое
действие, и я решилась отправиться со всеми.
предвещал зной. Все сочли, что будет жарко, с радостью отложили тяжелые
одежды и оделись под стать солнечной погоде. На всех были свежие ситцевые
платьица и соломенные шляпки, изготовленные ловкими, несравненными руками
француженок, умеющих сочетать предельную простоту с совершенным изяществом.
Никто не красовался в блеклых шелках; никто не блистал убогой роскошью.
и спустились в вестибюль. Там нас уже ждал наш профессор, но не в диком
своем всегдашнем сюртучке и феске, а в молодящей подпоясанной блузе и лихой
соломенной шляпе. Он припас нам приветливейшее "с добрым утром" и в ответ
получил почти от всех благодарственные улыбки. Нас построили и торжественно
вывели.
Кажется, всем нам было очень весело по ним шагать. Наш предводитель умел,
когда хотел, вызвать счастливое настроение; зато, будучи не в духе, он точно
так же умел внушить тоскливый страх.
дарил словечко, больше болтал с любимицами, но не забывал и опальных. Я
решила - и не без причины - держаться подальше от его глаз и шла в паре с
Джиневрой Фэншо, предоставив этому отнюдь не бесплотному ангелу повиснуть на
моей руке (Джиневра пребывала в отличной форме, и смею уверить читателя, мне
было не так-то легко влачить бремя ее прелестей; не раз в продолжение
жаркого дня мне отчаянно хотелось, чтобы вместилище ее чар весило поменьше),
но идя, как я уже сказала, с нею в паре, я норовила извлечь из нее пользу и
то и дело подсовывала ее мосье Полю, как только слышала его шаги справа либо
слева от меня. Тайной причиной таких маневров являлось мое новое ситцевое
платьице, пронзительно розовый цвет которого, из-за характера нашего
конвойного, ставил меня сейчас приблизительно в такое же положение, как
тогда, когда мне пришлось в шали с красной каймою пересечь луг под самой
мордой у быка.
достигала своей цели; но вот мосье Поль обнаружил, что, как ни подойди, он
неизменно оказывается рядом с мисс Фэншо. Взаимоотношения их не сложились
столь благоприятно, чтобы победить отвращенье профессора к ее английскому
акценту. Они вечно вздорили; стоило им сойтись на минутку, они тотчас
сердили друг друга; он считал ее пустой и жеманницей, она его - неотесанным,
докучливым, несносным.
результатом, он вытянул шею, заглянул мне в глаза и спросил рассерженно:
соображения уже понял мои побудительные причины - напрасно я изо всех сил
натягивала на себя шарф.
словно гневное мычанье некоего повелителя лугов.
он. - A-t-on jamais vu une Anglaise pareille? Regardez plutot son chapeau,
et ses gants, et ses brodequins!*
англичанки? Поглядите-ка, какая у нее шляпка! А перчатки, а башмачки! (фр.)
Громыко Ольга
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Афанасьев Роман