не хуже меня знаете.
приподнялся, сказал:
вас. Такой же советский человек, как и вы. Меня недоверие обижает.
недобрый, несоветский, зеленый дух" Вы его породили, помогите мне его
убить. Ведь вам еще воевать со славой предстоит.
начнется.
никуда не спешу.
Хирургическим ножом сработаю. Политически горбатых не распрямляют
уговорами".
точно услышав подтверждение своих слов, проговорил:
в рапорте не напишешь.
содрала кожу и поцарапала череп. Ранение было неопасное, но голова сильно
кружилась, и Крымов не мог стоять на ногах. Его все время тошнило.
эвакуировали из окруженного дома.
постреливало и постукивало.
левый берег и поместили в армейский госпиталь.
22
тяжелую обстановку - раненые лежали вповалку. Крымова в медсанбате он не
застал, его накануне ночью эвакуировали на левый берег.
то ли ему повезло".
командира полка в медсанбат. Пробравшись обратно в штабной блиндаж,
Пивоваров (по дороге его чуть не убило осколком немецкой мины) рассказал
автоматчику Глушкову, что в медсанбате нет никаких условий для лечения
больного. Кругом валяются груды кровавой марли, бинтов, ваты - страшно
подойти. Слушая комиссара, Глушков сказал:
кто боец, все на полу.
принесли письмо от жены, оно лежит, а он не смотрит.
дело, не смотрит!
Березкина, строго, вразумляюще сказал:
другим тоном добавил: - Ваня, пойми, от жены, неужели не понимаешь, а,
Ваня?
смотрели на Пивоварова.
больной командир полка. Почти по всем телефонам связь с ночи была
нарушена; и почему-то телефон в землянке Березкина работал безотказно, по
этому телефону звонили из дивизии, звонили из оперативного отдела штаба
армии, звонил сосед - командир полка из дивизии Гурьева, звонили
березкинские комбаты - Подчуфаров и Дыркин. В блиндаже все время толклись
люди, скрипела дверь и хлопала плащ-палатка, повешенная у входа Глушковым.
Тревога, ожидание с утра охватили людей. В этот день, который отличался
ленивой артиллерийской стрельбой, нечастыми и неряшливо неточными
авиационными налетами, возникла у многих пронзительно тоскливая
уверенность в том, что немецкий удар совершится. Эта уверенность одинаково
мучила и Чуйкова, и комиссара полка Пивоварова, и людей, сидевших в доме
"шесть дробь один", и пившего с утра водку командира стрелкового взвода,
справлявшего свой день рождения возле заводской трубы на Сталинградском
тракторном.
особо смешные разговоры, все оглядывались на командира полка, - неужели и
этого не слышит?
Пивоварову, как перед рассветом он вышел из подвала, где находился его
командный пункт, присел на камешке, прислушивался, не занимаются ли немцы
глупостями. И вдруг с неба раздался сердитый, злой голос: "Эй, хрен, чего
плошек не зажег?"
а потом оказалось - это кукурузник-летчик выключил мотор и над самой
головой планирует; видно, для дома "шесть дробь один" хотел сбросить
продукты и сердился, что не наметили передний край.
показалось, что в сияющих стеклянных глазах больного появилась живая
точка. Пришел час обеда, блиндаж опустел. Березкин лежал тихо, и Глушков
вздыхал - лежит Березкин, а рядом жданное письмецо. Пивоваров и майор -
новый начальник штаба, заменивший убитого Кошенкова, пошли обедать, едят
мировой борщ, пьют сто грамм. Повар уже угощал этим хорошим борщом
Глушкова. А командир полка, хозяин, не ест, глотнул лишь воды из кружки...
негромко прочел: "Здравствуй, дорогой мой Ваня, здравствуй, ненаглядный
мой, здравствуй, мой хороший".
которое уже зачитали цензоры в военной цензуре, нежное, грустное и
хорошее, - это письмо мог прочесть лишь один человек на свете - Березкин.
"Дай сюда", - и протянул руку.
спрашивает, почему нет с нами папы. Мы живем на берегу озера, в доме
тепло, у хозяйки корова, молоко, есть деньги, которые ты прислал, я утром
выхожу, и по холодной воде плавают желтые и красные листья кленов, а
вокруг уж лежит снег, и от этого вода особенно синяя, и небо синее, и
листья невероятно желтые, невероятно красные. И Люба спрашивает: почему ты
плачешь? Ваня, Ваня, дорогой мой, спасибо тебе за все, спасибо тебе за
все, все, за доброту. Почему я плачу - как объяснить. Я плачу оттого, что
я живу, плачу от горя, что Славы нет, а я живу, от счастья, - ты жив,
плачу, когда вспоминаю маму, сестер, плачу от утреннего света, оттого, что
так красиво кругом и такое горе, всюду у всех, и у меня. Ваня, Ваня,
дорогой мой, ненаглядный мой, хороший мой..."
письмо дрожит вместе с раскаленным воздухом.
не любила этого слова.) - Как там, кипятильник не разбило?
градусов, как в поллитре, разве выйдет сразу.
Бочку налили до половины дымящейся от жары мутной речной водой. Воду лили
вываркой и брезентовым ведерком.
наружной стороны бочку и отдергивая руку, - еще сваритесь. Я товарища
комиссара звал, а он у командира дивизии на совещании, лучше подождем
товарища комиссара.
товарищ комиссар Пивоваров застрелит.