цеплялись друг за друга и мешали общему движению".
работа зависела от своевременной присылки из губерний отчетности. Распо-
ряжение об этом было сделано в 1718 г. - губернии никак не отреагировали
и не единой бумажки не прислали. В 1719 г. им вновь напомнили о необхо-
димости сдать отчеты - и вновь молчание.
положить цепь, и в приказе держать, покамест не изготовят все нужные ве-
домости". Не помогло. Гвардейцы дружно доносили, что одни губернаторы и
воеводы еще не кончили составлять отчетность, "а другие ничего и не учи-
нили". В Азовской губернии подпоручик Селиванов попробовал было посадить
под арест волокитящих чиновников, но они "силою" вырвались из-под карау-
ла и разбежались... Шел 1721 г., а с мест не поступило ни единого отче-
та, в центре представления не имели о доходах и расходах провинции.
ному Паркинсоном, - раздул штаты. В довесок к коллегиям были учреждены
"министерские консилин". И началось...
ной, морской и иностранной - сами были членами как сената, так и "минис-
терских консилий". А потому сносились с царем, минуя сенат. По определе-
нию П.Н. Милюкова, "между тремя инстанциями центрального управления -
консилией министров, сенатом и коллегиями - не существовало правильного
иерархического отношения: власть учредительная, законодательная и испол-
нительная беспорядочным образом мешались в каждой из них".
рократической конторы, которая исправит положение, но умер, не успев ро-
дить очередного монстра...
товленных людей. Дошло до того, что провинциальное начальство силком от-
нимало друг у друга грамотеев. Известна анекдотичная (но рядовая) исто-
рия о том, как камерир Калужской провинции* послал людей и форменным об-
разом взял в плен подьячего с писцом, служивших в воеводской канцелярии.
Воевода стал слезно просить, чтобы камерир хоть писца-то вернул, но тот
встретил воеводского посланца "с неподобною бранью, кричал на него и
грозил, что ежели кто писца возьмет, того он, камерир, шпагою насквозь
просадит". Воевода, оставшись без грамотеев вовсе, не сдался и отрядил к
камериру "военную силу" - оказавшихся под рукой капитана Тюнина и рей-
тарского сына Анненкова. Однако бравый финансист отбил и эту атаку. Ка-
питан Тюнин жаловался воеводе: "Оный камерир говорил мне, чтобы я впредь
за этим подьячим не ходил, а ежели опять приду, то обесчещен буду; Ан-
ненкову же говорил: ежели ты для взятья оного подьячего опять придешь,
то я тебя буду бить батожьем по спине и по брюху, да еще возьму дубину и
руки-ноги тебе переломаю".
местному воеводе, а столице, что усугубляло неразбериху в делах.
лись разным центральным ведомствам, а потому архивы полны документами,
живописующими, как "воевода обругал в присутствии площадными словами ка-
мерира", "камерир дерзнул бесчестить побоями воеводу", "воевода и каме-
рир били смертным боем земского комиссара". Впрочем, мода расходилась из
столицы - "в сенате подканцлер Шафиров бранил вором обер-прокурора Скор-
някова-Писарева".
тельство, что избитый земским комиссаром крестьянин умер не "своей
смертью", а от побоев. Комиссар нагрянул к попу во двор с командой, об-
наружил, что тот не платил три года налог на баню, - и неделю держал под
арестом. Освободился бедный попище лишь после того, как пообещал в виде
взятки стог сена. Комиссар его, однако, засадил вновь - в свинарник, по-
лураздев, и "морил студеной смертью трое суток". Выбив неуплаченные на-
логи, выпустил, но расписки не дал - мало того, средь бела дня унес со
двора у попа трех породистых гусей. Легко догадаться, как обращались с
"простым" народом, если этакие измывательства над лицами духовными схо-
дили с рук...
способны были ужаснуть даже нынешних отощавших врачей с учителями... Ар-
хангельские приказные люди жаловались в 1720 г., что им еще не выдано
жалованье за... 1717! Доходило до того, что крестьяне сами, видя жалкое
положение чиновников, приносили им кто пшенички, кто копеечку. Когда
фискалы сцапали подьячего одной из губерний за взятку, на защиту бедола-
ги встали крестьяне и простодушно объяснили, что они "своим желанием"
дали тому денег, а то бы с голоду помер...
Петру: "не получая содержания, изжив свое малое именьице, пришел в край-
нюю нищету и мизер". Вдобавок, за два с лишним столетия до сталинских
займов, всех поголовно чиновников обязывали отдавать часть жалованья "на
нужды государства".
дарственным служащим в казне нет денег, вынуждена была... узаконить
взятки. Жалованье отныне выплачивали только президентам коллегий, "а
приказным людям не давать, а довольствоваться им от дела по прежнему
обыкновению от челобитчиков, кто что даст по своей воле, понеже и напе-
ред того им жалованья не бывало, а пропитание и без жалованья имели".
зывать подробно. Опишу лишь одно-единственное (в общем, рядовое для того
времени) дело.
века соседнего, кашинского, помещика Кисловского. Возбудили дело. Пос-
ланного для ареста и розыска солдата крестьяне встретили "всей волостью
с дубьем", и служивый ретировался, прихватив попавшегося под руку мужич-
ка Ивана Дворникова. В губернской канцелярии Дворникова немного подержа-
ли и по недостатку улик выпустили, благо сам истец в то время как раз
поступал на военную службу и в суд не ходил.
отпуск, вернулся в имение - и вновь возбудил дело против Дворникова.
Дворникова опять посадили - и он провел в ожидании рассмотрения дела два
года за решеткой. Впрочем, сидел он своеобразно - поскольку денег на его
содержание не отпускалось, сторожа каждое утро в течение этих двух лет
отпускали своего узника в город - собирать милостыню или подрабатывать
по мелочам. За решеткой бедолага только ночевал.
раются отправить в Преображенский приказ (заведение, дублировавшее жут-
кую Тайную канцелярию). Дворников с перепугу сбежал, приписался к Ново-
девичьему монастырю, где его и застала первая петровская "ревизия" - пе-
репись податного населения. Кисловский, узнав, где обретается ответчик,
послал бумагу в монастырь (по тогдашним правилам монастырского
крестьянина нельзя было так просто взять с монастырских земель, если де-
ло было чисто уголовным). Монахи посадили Дворникова под замок, через
неделю пришли к выводу, что дело подсудно не им, а светскому суду.
канцелярию". Пока конвой добирался туда с арестантом, канцелярию ликви-
дировали очередным высочайшим указом.
вил, что преступление совершено не на его территории. После долгой пере-
писки Дворникова отвезли в Углич, на допросе, как водится, стали пытать,
отчего он умер в ноябре 1723-го. Кисловский, однако, продолжал дело про-
тив монастыря, требуя с того, как с хозяина Дворникова, денежного воз-
награждения за случившееся двадцать пять лет назад убийство его крепост-
ного (к которому, очень может быть, Дворников был и непричастен). Только
через двадцать семь лет, в 1730 г., Кисловский, ставший к тому времени
майором, получил бумагу, что дело решено в его пользу, но получил ли он
свои денежки, неизвестно...
ганы потоком указов и атмосферой всеобщего страха. Историк областных ре-
форм Петра М.Н. Богословский пишет: "Возможно ли правосудие там, где суд
лишен твердости и уверенности в своих действиях? Где каждый состоявшийся
приговор может быть тотчас же изменен, где сам судья произносит приговор
неуверенным голосом? Судья того времени действовал с той же нетвер-
достью, с какой действует человек, которому никто не верит. Ему не вери-
ло общество, которое он судил: оно не видело правды в его приговорах и
искало ее выше; ему не верила власть, которая его поставила: она боя-
лась, хватит ли у судьи сил справиться с доверенным ему делом. Кончалось
тем, что менее всего судья стал верить в самого себя, и вот почему он,
опасаясь всяких апелляций и ревизий, предпочитал, принимая челобитную,
не давать ей никакого дальнейшего движения. Посмотрите любую вязку дел,
оставшихся от судебных учреждений Петра: значительно большая часть су-
дебных дел, в ней находящихся, не окончена, и на многих из них вы видите
надпись, сделанную уже в царствование Екатерины II: "передать в архив к
вечному забвению".
востояние всех и всяческих властей. Подробно об этом рассказывает
опять-таки Богословский. Читая, не знаешь, смеяться или плакать - право
же, нынешние неурядицы кажутся детскими играми...
судьи пригласил его принести положенную присягу, а судья обиделся на это
и велел ответить, что он к присяге не пойдет, потому что не признает за
воеводой никакого права приводить к присяге его, судью. Владимирский во-
евода доносил на владимирского судью, что он в делах чинит волокиту и
продолжение, а его, воеводу, не слушает и впредь слушать не хочет, не
только не сообщает воеводе ничего о ходе судебных дел, но и отказывается
сообщить ему инструкцию (т.е. очередные рассылаемые на места прави-