нескрываемым волнением капитан перешел затем к характеристике прекрасной,
беззаветной работы и поведения экипажа подлодки на протяжении всего этого
исторического похода. В самые критические его моменты -- при атаке магнитных
торпед в Атлантике, в плену у гигантских ледяных гор, наконец при последней
катастрофе под Южным тропиком -- ни на одну минуту паника не нашла себе
места в сердцах советских людей на подлодке. Непоколебимая выдержка,
спокойствие, высокая дисциплина и моральная сила экипажа делают его
предметом гордости и радости великой Родины, сумевшей воспитать таких
преданных сынов, таких борцов за ее счастье, за победу коммунизма и в
пределах ее границ, и далеко за ними... Даже гнусное предательство одного из
членов командного состава подлодки не смогла сломить дух экипажа. Ремонт и
восстановление подлодки после взрыва -- это героическая битва, которую можно
поставить выше многих боевых сражений и схваток. Достаточно вспомнить
поведение Павлика, которого команда приютила у себя и в короткий срок
царящим среди нее духом мужества, стойкости и дисциплины настолько
перевоспитала его, передав все свои качества, что этот простой мальчуган
может теперь стать примером храбрости, мужества и находчивости для многих и
многих ребят нашей Родины его возраста и даже старше...
Медленно, словно под грузом огромной тяжести, и с видимым усилием он снова
начал говорить:
понесла наша дружная, тесно сплоченная семья...
тишине с опущенными лицами слушали капитана.
Кравцова. Несмотря на его увлекающийся характер, на отсутствие достаточной
выдержки, объясняемые его молодостью, все говорило, что из него выработался
бы смелый, честный, преданный Родине командир. Достаточно вспомнить его
поведение во время аварии в ледяном тоннеле. Раненный, теряя сознание, он
все же не ушел со своего поста, требуя смены. Он пал смертью храбрых. Не
считаясь со своей слабостью в результате последнего ранения, ни минуты не
задумываясь, он бросился на изменника Горелова, чтобы задержать его. И он
погиб... Но своей попыткой он дал возможность другим своим товарищам
выполнить эту важную задачу.
продолжал:
прекрасного, чуткого человека, беспредельно преданного Родине -- Андрея
Васильевича Скворешню... Это его могучая рука в смертельно опасной борьбе
обезоружила предателя и изменника Горелова, это он спас Павлика и себя из
грота, запертого Гореловым при помощи сброшенной скалы, это он трое суток
подряд, не зная ни сна, ни отдыха, не смыкая глаз, не разгибая спины,
работал в последние, самые напряженные дни ремонта, заражая всех своим
энтузиазмом и нечеловеческим упорством в борьбе за спасение подлодки...
Всюду, где грозила опасность, всюду, где требовалась...
длительный звонок. Пробиваясь сквозь его непрерывные тревожные трели,
неразборчиво слышались в красном уголке какие-то распоряжения вахтенного
командира старшего лейтенанта Богрова, передаваемые через репродуктор в
машинное отделение.
в машинном отделении, к тревожным голосам, долетавшим оттуда через ближайший
люк. Потом звон прекратился, послышалось несколько глухих грохочущих ударов.
Шум в машинном отделении продолжал нарастать. Вдруг шум прорезал громкий
крик, через мгновение к нему присоединились крики других людей, и этот хаос
звуков, прерываемый отдельными непонятными восклицаниями, вливался широким
потоком через люк в коридор, из коридора -- в красный уголок.
остановился.
сходите туда и разберитесь.
сидевший в дальнем конце стола, лицом к двери и коридору, Павлик вскочил,
словно подброшенный, со стула и, оцепенев на месте, с глазами, неподвижно
устремленными в коридор, с протянутой вперед рукой, пронзительно закричал:
к двери и, подскочив, повис на огромной фигуре, переступившей в этот момент
через порог красного уголка.
растрепанными усами.
человек, окаменев на мгновение, не сводили широко раскрытых глаз с этого
видения. Затем все смешалось, и, опрокидывая стулья, отбрасывая мешавший
стол, люди ринулись к Скворешне. Тот продолжал неподвижно стоять с повисшим
на его груди Павликом, устремив поверх окружавшей его толпы воспаленные
глаза на капитана. Наконец, мягко сняв с себя Павлика, разводя рукой толпу,
он сделал два шага вперед по направлению к капитану, вытянулся и
отрапортовал:
Внезапно взгляд его соскользнул с лица капитана, устремился куда-то в
сторону и, словно привороженный, застыл там.
протягивая ему обе руки. -- Откуда? Каким образом?
Скворешня, не сводя горящих глаз с чего-то, находившегося за плечом
капитана, и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
там делали?
командир...
к какой-то точке, куда неудержимо влекло его что-то.
странное поведение капитан. -- Вы больны?
Скворешня. -- Помираю... Сам не понимаю... Только поспал немного... Сил нет
вытерпеть...
спиной, в углу, он увидел буфет с горой закусок и батареями бутылок.
Как я сразу об этом не подумал!
заработали как рычаги; скрежет зубов, казалось, наполнил все помещение.
великолепной работой своего как будто вернувшегося из небытия товарища.
Никто не мог удержаться, чтобы любовно не похлопать гиганта по плечу, по
спине, обнять за талию, заглянуть ему в лицо... Ему раскупоривали
бесчисленные бутылки, наперебой подсовывали полные стаканы. Слышались
возгласы, добродушные шутки, радостный смех...
действительно страшно голоден!
отказа ртом.
руку Скворешни и не сводил с него глаз, полных любви и восхищения.
Скворешне с бульоном в термосе, за которым он успел сбегать в камбуз. --
После трехсуточной голодовки это вредно! Вот, выпейте бульону, друг мой.
Будьте хладнокровны.
трудом проглотил недожеванный кусок, едва не подавившись им, и, не сводя
испуганно остановившихся глаз с зоолога, наконец с трудом прохрипел:
подобает...
улыбающегося капитана.
же быть! Что же я... трое суток в нетчиках числился?
и повернул голову к капитану.
работу. Все потом объяснится... Вы не в нетчиках числились, а... в
покойниках.
повернулся к буфету и с новой яростью набросился на закуски, запивая их
горячим бульоном.
появлении Скворешни на подлодке и просьбу об отмене вылета гидроплана к
острову Рапа-Нуи.
Максимов Альберт
Флинт Эрик
Буркатовский Сергей
Афанасьев Роман
Роллинс Джеймс
Конан-Дойль Артур