время. Но тут раздались крики:
не стряхнувшему дорожную пыль.
короля Франции. Идемте, идемте!
царапает себе грудь от ярости.
впереди и позади нее; она подходит к дверям оперной залы, когда бокалы в
двадцатый раз осушаются под крики "Да здравствует король! Да здравствует
королева"!
Глава 48
ПИРШЕСТВО
залы, грянул оглушительный, как взрыв в угольной шахте, приветственный
возглас.
шпагами, крича: "Да здравствует король!", "Да здравствует королева!", "Да
здравствует дофин!"
соответствовала общему настроению, она так верно передавала дух этой
трапезы, что все дружно запели.
застигнут врасплох; здравый смысл подсказывал Людовику XVI, что ему тут не
место и что не надо идти против своей совести; но, польщенный вновь
обретенной популярностью и рвением, которое он уже отвык встречать в народе,
он проявил слабость и постепенно поддался общему порыву.
короля и королевы побледнел и вскочил. Он надеялся, что все произойдет в их
отсутствие и не приобретет такой важности; тогда можно было бы от всего
отречься, все опровергнуть, меж тем как присутствие короля и королевы делало
событие принадлежностью истории.
королеве и, ободренный ее улыбкой, обращается к ней с речью.
обращается с просьбой.
кокарду, протянула ее юноше.
именно эту вражескую кокарду королева преподнесла своему легкомысленному
рыцарю.
столь безрассудны, что когда Жорж де Шарни поднял вверх эту черную кокарду,
те, у кого была белая кокарда, сорвали ее, а те, у кого была трехцветная
кокарда, стали топтать ее ногами.
задушенными поцелуями либо растоптать, тех, кто стоял перед ними на коленях,
августейшие гости Фландрского полка были вынуждены удалиться в свои покои.
характера, и если бы оргия так и закончилась восторгами, французы бы охотно
простили ее участников. Но офицеры на этом не остановились Разве верным
сторонникам короля не ду его величеству слегка уколоть народ - род, который
доставил королю столько Оркестр недаром играл:
удалились.
пиршественную залу в захваченный город.
атаку.
Версальскую театральную залу за поле брани, а прекрасных дам, наблюдавших из
лож это отрадное их сердцу зрелище, - за врагов.
нападающие были в расположении духа, внушающем так мало страха, что
противники сами протягивали им руки.
вынул из своей петлицы крест и наградил его.
против национальной кокарды.
певцов, крики "виват", голос труб, и весь этот шум и гам хлынул в уши
народа, который стоял за дверями, сначала удивляясь, потом негодуя.
заменили на черную, а трехцветную кокарду топчут ногами.
который, презрев угрозы, сохранил свою трехцветную кокарду, изувечили прямо
в королевских покоях.
у входа в огромную залу, превращенную в балаган, где бесновались все эти
одержимые; бессильный противостоять воле большинства, отважный солдат молча
смотрел и слушал, сокрушаясь душой, беря на себя чужую вину, беря на себя
ответственность за все бесчинства армии, представленной в этот печальней
день офицерами Фландрского полка; однако имя этого человека, единственного
мудреца среди стольких безумцев, не упоминалось, а если бы и упоминалось,
никто бы не поверил, что именно граф де Шарни, фаворит королевы, готовый
умереть за нее, и был тем, кто больше всех пострадал от того, что она
совершила.
происшедшим.
дух ваших войск, и когда вам станут толковать о мощи анархических идей
народа, вспомните о неистовом пыле монархических идей французской армии, и
судите сами, какая из этих двух сил могущественнее.
давала себя убаюкать химерами, даже не замечая, что химеры эти отдаляют от
нее Шарни.
фантасмагории опьянения. Впрочем, король, зайдя к королеве перед отходом ко
сну, проронил фразу, проникнутую глубокой мудростью:
были бы восприняты как мудрый совет, но у королевы они растревожили
наполовину иссякший источник сопротивления и упрямства.
во дворце сегодня вечером, ночью охватит весь Версаль, а завтра запылает
пожаром во всех уголках Франции. Все эти солдаты, все эти офицеры, давшие
мне нынче такой пылкий залог преданности, будут названы предателями народа,
бунтовщиками. Убийцы родины назовут вождей этих аристократов наемниками
Питта и Кобурга, пособниками власти, варварами, северными дикарями. Каждая
из голов, нацепившая черную кокарду, будет обречена фонарю на Гревской
площади. Каждая грудь, испустившая верноподданнический крик: "Да здравствует
королева!" будет проколота гнусными ножами и подлыми пиками. И это я, я одна
всему виной. Это я обрекаю на смерть столько смелых и верных слуг трона, я,
неприкосновенная властительница, которую близкие лицемерно щадят, а дальние
обливают ненавистью. О, нет, чтобы не быть такой неблагодарной по отношению
к моим единственным, моим последним друзьям, чтобы не быть трусливой и
бессердечной, я возьму вину на себя. Все произошло из-за меня, пусть на меня
и обрушится весь гнев. Посмотрим, докуда будет простираться ненависть,
посмотрим, до какой ступени моего трона посмеет подняться нечистая волна.
грядущего дня не вызывал сомнений.
свои флаги, явилась, повесив голову и отводя глаза, поблагодарить ее
величество.
что произошло, но что, напротив, они все это осудили бы, если бы посмели.
получили приглашение на обед и приняли его. Но будучи не столько солдатами,
сколько гражданами, именно они во время оргии решились проявить глухое
недовольство, которому никто не придал значения.
дворец поблагодарить королеву в сопровождении большой толпы.
важность. И та и другая сторона хотели понять, с кем имеют дело.
до какой степени они могут рассчитывать на поддержку королевы, вышли