работам. Не так давно одно из ваших полотен - "Монахини, возвращающиеся из
церкви", - принадлежащее торговцу красками, некоему Кампо, было выставлено
в витрине довольно захудалой торговой фирмы Соломона. Здесь его увидел
Жорж Бернар, самый известный, пожалуй, у нас ныне критик и искусствовед.
Ваша картина очень понравилась Бернару... прошу прощения, "понравилась" -
это не то слово... а имя ваше было ему знакомо по некоторым
неблагоприятным отзывая о ваших работах в связи с нападками на французских
импрессионистов, промелькнувшими в парижских газетах. В прошлый четверг в
"Ревю Голуаз" в большой статье на целую колонку Бернар с величайшей
похвалой отозвался о ваших "Монахинях". На другое же утро картина была
продана.
дурак. У него имеется не меньше двадцати ваших холстов, преимущественно
раннего французского периода, и среди них - несколько цирковых композиций,
в том числе великолепный этюд "Лошади в грозу". Кроме того - кое-какие
работы испанского периода. По-видимому, некоторые из них вы оставили ему в
заклад в то время, когда работали с Модильяни. Кампо отнес их все Бернару,
предложил ему одно полотно на выбор в виде подарка (тот выбрал "Лошадей")
и попросил взять на себя устройство вашей выставки. Выставка состоялась
два месяца назад - к сожалению, снова у того же Соломона. К сожалению,
повторяю я, ибо в результате все картины до единой были немедленно проданы
по цене, которая через несколько лет покажется вам просто смехотворной.
Скажу больше, аппетиты знатоков разгорелись до такой степени, что во всем
Париже уже нельзя было сыскать ни единого непроданного холста кисти
Десмонда. Впрочем, - поправился Тесье, - я не точен. После первого же
frisson [ажиотажа (франц.)] в Париж прибыла - и как бы вы думали, откуда?
- из Нормандии от какого-то деревенского бакалейщика восхитительная
пастель: две детские головки. Подписи нет, но, без сомнения, это ваша
работа. - Тесье вопросительно посмотрел на Стефена. - Вы припоминаете эту
вещицу?
пастель эта была тут же куплена не больше не меньше как за пятнадцать
тысяч франков.
чрезвычайно довольна.
подробностями, все ясно и так. Вам, наконец, воздали должное.
Коллекционеры ищут ваши работы, требуют их. А вы... выражаясь
профессиональным языком, в сущности, монополизировали рынок. Ведь
основная, подавляющая масса ваших работ находится у вас. Так что, если вы
окажете мне честь, сделав меня вашим представителем, - а мое положение в
мире искусства вне, так сказать, конкуренции - ручаюсь, что вам не
придется об этом жалеть.
каминную доску. Он чувствовал слабость и дурноту, ему не хватало воздуха,
кашель подступал к горлу - один из тех продолжительных пароксизмов, после
которых исчезал голос. Если это случится, сразу станет ясно как отчаянно
тяжело он болен. Невероятным напряжением воли он заставил себя
выпрямиться.
продавать мои работы.
быстро овладел собой.
художника, как вы, дело не в одних только деньгах. Здесь имеются другие
соображения, например... известность. Настало время, чтобы вас узнали.
посредственность.
никогда не стремился кому-то угодить - мне важно угодить самому себе.
называть вас так, - вы в самом деле огорчаете меня. У вас есть что
подарить миру, вы - обладатель больших ценностей. Вы не имеете права
зарывать их в землю. Вспомните, что говорится в священном писании.
парижских антикваров-спекулянтов вызвала на исхудалом лице Стефена, все
еще мучительно боровшегося с приступом кашля, едва заметную горькую
усмешку. Он сказал спокойно, без злобы:
сказать, время и обстоятельства благоприятствуют вам. Прошу вас, cher
maitre, осчастливьте меня правом возложить лавровый венок на вашу голову.
оставалось напряженно-бесстрастным, только по бескровным губам пробегала
дрожь.
красоту так, как я ее понимаю. Если мои работы хороши, они со временем -
после того, как меня не станет, - найдут свое место... Так было почти со
всеми художниками. А пока что... я всю жизнь старался не разлучаться с
моими картинами, хочу и умереть среди них.
вращая ступней. Выражение лица Десмонда, напряженное и вместе с тем
равнодушное, странным образом смущало коммерсанта, лишало его уверенности
в себе. "На зло мне он так поступает, что ли? В отместку за то, что я
когда-то отверг его полотна? - размышлял Тесье. Он был убежден, что почти
все художники способны на самые непредвиденные поступки. - И все же нет, -
заключил он свои размышления, - этот человек говорит искренне. Просто ему
и в самом деле наплевать, возьмусь я, Тесье, сбывать его картины или нет".
Болезненный вид Стефена, безграничная усталость, которая чувствовалась в
нем, обратили наконец на себя внимание Тесье, и какая-то догадка мелькнула
у него в уме. Внезапно он все понял.
Нет нужды говорить о том, как глубоко огорчил меня ваш отказ. Я не хочу
быть назойливым. Возможно, моя профессия не располагает к доверию. Да, я
коммерсант, это верно. И вместе с тем я ценю красоту и люблю ее. Это
полотно, которым я в ожидании вас любовался с волнением и восторгом, это
полотно - позвольте мне сказать вам это - превосходно. И если вы разрешите
мне приобрести его по цене, которую вы сами назовете, я даю вам мое parole
d'honneur [честное слово (франц.)], что в течение трех месяцев представлю
эту картину через министра изящных искусств к Люксембургской премии. Ну
как... Вы видите, я говорю совершенно серьезно, и мотивы, которые мною
руководят, не так уж низменны.
оставалось все таким же напряженным и печальным. Медленно, грустно он
покачал головой.
вам. Однако, - продолжал он, заранее прерывая возможные протесты
собеседника, - я могу вам кое-что и пообещать. Вы назвали срок - три
месяца... Возвращайтесь, когда минет этот срок... Загляните на Кейбл-стрит
в Степни... Думаю, что вы не будете разочарованы.
- Он, видно, и в самом деле очень болен, он скоро умрет. И он знает это".
Тесье пробрала дрожь: он любил жизнь со всеми ее удовольствиями, и всякое
упоминание о смерти было ему в высшей степени тягостно. Но он постарался
скрыть свои чувства, улыбнулся и воскликнул:
договорились и пришли к соглашению. А теперь... Вы ведь работали целый
день, устали... Я чрезмерно злоупотребил вашим временем... - Какой-то
внутренний голос подсказывал ему, что этому свиданию пора положить конец,
и как можно скорее. Он взял свой портфель, встал, протянул Стефену руку.
самого себя, повинуясь какому-то внезапному порыву, обнял Стефена.
Несколько театрально, быть может, но со своеобразным достоинством он
поцеловал Стефена в обе щеки и молча удалился.
полку, уронил голову на руки и дал волю кашлю. Приступ длился несколько
минут, а когда он наконец утих, Стефен долго не мог отдышаться. Согнувшись
в три погибели, он прислонился спиной к камину, и в таком положении и
застала его Дженни, когда она тихонько вошла в комнату.
повиновался ему.
через три месяца... чтобы купить мои картины. Ты можешь довериться ему. Он
не хуже других...
- Пойдем, я уложу тебя в постель.
заставил себя выпрямиться.
шагнул к мольберту, обнял Дженни за талию и остановился, глядя на холст.
Слабая улыбка тронула его губы. - Ты знаешь... Тесье ведь и в самом деле
считает, что это превосходно.