не привел, со мной мой брат, а вовсе не дебильноРлогический Юрий Несто-
рович.
четвертым стакашкой. Женщины делают постные лица, какаЯ жалость!
щиками. ВенЯ ест медленно, торжественно держа обжаренное птичье крыло.
После каш, после каждодневной казенной ложки легкое крылышко в руке не-
сомненно его волнует: тайники его памяти всколыхнулись (Я чувствую), и в
наше детство, в темную воду Времени, вновь отправляетсЯ маленький водо-
лаз: отыскать и извлечь.
более чем откровенно.
тельна и деловита. И спокойна: она уже не ломает Вене шею, она его поня-
ла , не мучаЯ и лишь нежно оглаживаЯ его красивые руки. (ВенЯ ценит при-
косновение.)
прокатитьсЯ до самого дома с шальным ветерком.
вслух.
Шепчет: ТАх, как бы Я тебе дала!У С шепчет мне в ухо, интим, но подруга,
как и положено подругам, слышит отлично. Она тоже вздыхает. Вздох (ее
алчный выдох) случайно задевает рикошетом Венедикта Петровича (тотчас
побледневшего). Но вздох направлен не ему:
То есть обе мне, тоже интим. Смеюсь. А подруга тихим шлепком мне по шее,
мол, тсРс, наш секрет...
(И остро поблескиваЯ белками.) Обещаем друг другу скоро увидеться, уви-
деться, как только менЯ отпустят... послезавтра... нет завтра, завтра!
Пахнет курицей от ее рта, от моих усов, но и случайное прощанье так
стискивает грудь, душу, каждый раз женщина прощаетсЯ как навеки С столь
острое и столь неадекватное бабье прощанье захватывает даже мое нынеш-
нее, водянистоРпрепаратное сердце. Не увидимся. В томРто и печаль, что
не увидимся! (Даже если увидимся.) Не увидимсЯ и уж, конечно, не вернем
себе этой пьяноватой минуты, этого обвального расставания. Никогда, вот
в чем всЯ штука, никогда, в том и жизнь. А ведь надоевшаЯ баба. Женские
глаза при прощанье огромны и несоразмерно напуганы, это еще зачем?..
ТДай же поплакать!У С сердитсЯ Зинаида. БасовитаЯ подруга тем временем
тихо ласкает Венедикта Петровича, обняв одной и запустив другую руку ему
в карман. ВенЯ млеет. Ласкает его она так бережно, мягко, мы бы и не за-
метили, если б она вслух не посожалела о нем, не проговорилась: мол,
смотриРка, седой, а коленки стискивает, в нем еще мальчик осталсЯ . Бро-
саю на нее строгий взгляд. Она взглядом же отвечает: успокойся, Я с ним
самую чуть, Я ему, как родная. Не боись.
Встали. Разделились. Я и Веня, двое, уходим. њтобы
пройти к ТтихимУ, мы обходим корпус больницы С большой
корпус с металлической стрельчатой оградой.
(Веня) на наших женщин. По пути к троллейбусной остановке женщины С обе
С тоже оглянулись, машут рукой. Издали они выглядЯт старообразнее и,
увы, не милее. Тетки с сумками.
объясняться. ДежурящаЯ сестра менЯ предупреждает, чтобы Я шел осторож-
нее, да, да, осторожнее С в их сонных коридорах ремонт, чинят трубы,
всюду провода. Электросварка. Но ведь не чума.
коридор поворачивает, и там С вот они С три сварщика, присев на корточ-
ки, высекают фонтаны искр. Зрелище! Три мужика в защитных масках словно
бы сажают на полу (в своем огороде) некие огнистые марсианские папорот-
ники, желтые и красные, которые прижитьсЯ (и живыми расти) в этих
больничных коридорах никак не желают. ВенЯ испугался. Я уткнул его лицо
себе в плечо, и вот так, слепым, веду его через всполохи. Мы идем в
цветном сне, где все страшно, но не очень. ВенЯ не видит, только слышит
шипение сварки. Несколько белых искр (на излете, совсем белесые) падают
на нас, безвредно и торжественно. И медлительны С как в счастливых снах
С наши шаги.
ты, плавающие в крови). Проводив Веню, Я возвращался. Общение с братом
как чудо, а чудо потрясает! Скромное, но живое, реальное счастье. Мое
ТяУ в эти особенные минуты было с легкостью распахнуто, открыто С и
спроси менЯ ктоРто, Я бы спешно (и с радостью!) тотчас бы все о себе вы-
ложил. Не стал бы ни противостоять, ни прятатьсЯ за лукавые многоступен-
чатые объяснения. Вот он Я весь. Берите. Я такой...
зу) не удержались во мне изРза уличной случайности. Я обходил больницу
не с той стороны (когда вышел от ТтихихУ) и попал на проезжую улицу, где
затор, шумнаЯ праздничнаЯ пробка машин, метров на сто.
ТжигулейУ, из ТмосквичейУ, кричали, плясали, что им, что рядом с больни-
цей! Две или три машины свадебные, в первой С белый кокон невесты в фа-
те. Свадьбы часто объединяют с майскими празднествами (используют общий
шум под свою радость). С шарами. С цветными развевающимисЯ лентами. С
флажками. И с рожами, как на карнавале. Я, в шлепанцах, в выношенных
спортивных штанах, мог бы тоже с ними сплясать, обмахиваясь, как белым
платочком, выпиской из больницы. Маска: псих со справкой. Я спохватился,
что стою и что по лицу ползут водянистые слезы, вот уж непрошеные, без
повода. Слезы, а люди пляшут, поют, орут. Рожи. Морды. Радостная, дураш-
ливаЯ пестрота. Стали в круг. Бьют в ладоши. Баба в каске пожарника,
чертРте что! Родители молодоженов пляшут кто как, нелепые коленца сой-
дут, мол, за пляс поРстаринному. Этакий шумный Языческий дурдом, и вот
апофеоз: приняв больничного человека в шлепанцах за ряженого, пьяный дя-
дЯ подталкивает менЯ к середине круга С мол, пляши, раз нарядился!..
ТОтстань!У С говорю. Ухожу в досаде С ухожу с ощущением недовольства,
расплескав и оставив в толпе свое счастливое ТяУ. Но этиРто площадные,
Языческие минуты остерегли и выручили меня, когда Я вернулся. Я ведь не
предчувствовал. Ни на йоту.
на пороге сдержал свое чувство улицы: втянул в себя. Так мальчишка втя-
гивает пузырь жвачки, припрятываЯ от взрослых свой кайф.
словаРвопросы как прорвались С как посыпались! Голос справа (холодный, с
вкрадчивой интонацией), голос слева (напористый):
Василенко Иван
Василенко Иван
Андреев Николай
Шилова Юлия
Мурич Виктор
Лукин Евгений