ОБЛОЖКЕ. НА ТИТУЛЕ - РАЗМЫТЫЙ ФИОЛЕТОВЫЙ ШТАМП "СОВЕРШЕННО
СЕКРЕТНО" И НАДПИСЬ: "ТЕХНИЧЕСКАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ. N 154--6-8."
АТОНА НОТ.
ИСКРЫ БОЛИ. НО ВСЕ ПРОХОДИТ. Я ПО-ПРЕЖНЕМУ СТОЮ, КАК ИСТУКАН.
ОН БУДЕТ ПОЛАГАТЬ СЕБЯ ПОБЕДИТЕЛЕМ, А ГЕРОСТРАТА - МЕРТВЫМ.
И РАССКАЖЕТ, ЕСЛИ ЕГО СПРОСЯТ.
СМОТРЮ, ВСЕ УДИВЛЯЮСЬ. КАКАЯ СИЛА!..
С ТАКИМ ВИДОМ, БУДТО ЕМУ ТОЛЬКО ЧТО В ГОЛОВУ ПРИШЛА ЕЩЕ БОЛЕЕ
БЛЕСТЯЩАЯ ИДЕЯ. ОН ОТКЛАДЫВАЕТ ТОМ, ИДЕТ К ДЕРЕВЯННОЙ ЭТАЖЕРКЕ
В ДАЛЬНЕМ УГЛУ КОМНАТЫ, БЕРЕТ В РУКИ СТАРУЮ ШАХМАТНУЮ ДОСКУ
И, ВЫСЫПАВ ФИГУРЫ НА ДИВАН, ВЫБИРАЕТ БЕЛОГО ФЕРЗЯ, ЗАТЕМ
СУЕТ ЕГО МНЕ В КАРМАН.
вымученной усмешке. - Кстати, у твоих друзей уже шарики за
ролики заехали, как бы тебя из плена моего вызволить. Беспокоятся
чего-то, суетятся. Работать тут мне мешают, отвлекают
все время - зануды. Не понять народу, что декодирование - процесс
тонкий, сродни микрохирургической операции.
Пришил бы я тебе какую-нибудь извилину не туда - то-то было
бы смеху...
поглядел с тоской в ближайший иллюминатор. - Идти надо,
Боря, - прошептал он. - Пора, - и отбросил пистолет в сторону.
но, в конце концом, это могла быть и новая провокация. Все
мои подозрения на счет того, что Герострат задумал очередной
фокус, вернулись. Я снова не верил ему.
голос Хватова.
покапись друзьям.
яркого солнца.
в гражданском.
показалось мне самым невероятным из всего случившегося за
этот день.
не верил Герострату, ждал подвоха.
раскрытые пустые ладони.
не чаял.
ребята выскочили из нее; один немедленно схватил Герострата
за руку и ловко приковал ее к своей руке. Двое встали сзади
и по бокам.
вам, Борис Анатольевич!
волна черного панического ужаса перед ним самим, перед его
могуществом, перед его способностью хладнокровно убивать
разом вытеснила из меня все остальное: и мысль о том, что
он добровольно сдался, и сочувствие к его боли, к его изломанной
судьбе, и даже некие проблески благодарности за
то, что он освободил меня от проклятья, от предателя, поселившегося
у меня в голове.
Мишка!
у приоткрытой дверцы и сказал, посмотрев мне в
глаза:
его в спину конвоиру:
человек. Но жить этому человеку осталось чуть более секунды.
Герострату в затылок. Герострата швырнуло на автомобиль;
его кровь залила пыльные плиты аэродрома.
наконец мертв...
Я не хотел Мартынова больше видеть.
международному аэропорту. Скоро должен был сесть самолет
из Парижа, в нем возвращалась домой Елена. Я вдруг понял,
что если скоро не увижу ее, то что-то поломается в душе,
рассыплется безвозвратно. И может быть, это последнее дорогое,
что у меня еще осталось.
сиренами, вереница неотложек. А я шел, уходил от страшного
места все дальше и дальше, думая, что никогда теперь даже
после смерти Герострата, или в особенности после его смерти,
не сумею убедить самого себя, что все наконец кончилось.
Может быть, смерть Герострата - лишь преддверие,
пролог к новому ужасу, что ждет нас всех впереди. Мир перевернулся,
потерял отныне для меня опоры устойчивости. Я утратил
все ценности, ради которых до сих пор жил, в которых
видел смысл самой жизни. И что теперь дальше? ЧТО ДАЛЬШЕ?
что в сизой дымке смога, висящей в неподвижном воздухе над
Санкт-Петербургом растут геометрически правильные, совершенные
в своей законченности решетчатые конструкции - выше домов,
самых высоких зданий города, протыкая острыми шпилями дымку
смога - видение словно из фантастического фильма, видение
будущего, которое в ненависти, в жестокости, в общей ограниченности
прорастает из настоящего. И смерть Герострата ничего
не решала, никак не могла замедлить их скорый рост.
"Каждый пятый в стране - член Своры. И Свора растет." Есть ли
в мире сила, способная замедлить, остановить ее рост и рост
психотронных башен, подчиняющих все и всех своей воле? Найдется
ли такая сила, или будущее наше предрешено?..
вовремя. Елена как раз миновала таможенный досмотр, получила
документы и теперь бежала ко мне через зал, звонко отстукивая
каблучками и смеясь на ходу. И я обнял ее, привлек
к себе, но, целуя, почувствовал отстранение, словно и не
любимую свою самую женщину обнимал, а какого-то совершенно
постороннего человека, с которым меня ничего не связывает.
Потому что мешали башни, которых не было, конечно же, пока
над городом, но которые пустили режущие ростки у меня в душе.
И Елена тоже почувствовала мою отстраненность. Посмотрела
внимательно и серьезно, но я опередил ее вопрос, шепнув:
поводу редкого удовольствия, которое нет да и сменится
доброй привычкой?
Я люблю тебя, малыш, я тебя люблю...