длинными мокрыми волосами и машинально поздоровался:
пересекла гостиную, подошла к брату и, присев на подлокотник его кресла,
что-то зашептала на ухо. Сергей заметил, как они похожи, хотя вроде бы
совсем разные.
белом фартуке, сдвинула какую-то тяжелую причудливую штуку, которая
напоминала абстрактную скульптуру, но оказалась торшером. Горничная включила
его и повернула таким образом, что свет ударил Сергею в лицо.
остались в темноте. На минуту Сергей ослеп.
одно лицо! А я думаю, что-то с ним не то. Круто, нечего сказать. Папа денег
не пожалел. Еще и шрамы от пластической операции остались. Ну давай, милый,
заново знакомиться.
низкий, глубокий. В огромных черных глазах ни вражды, ни напряжения. Только
любопытство.
коли мне сразу так повезло, с удовольствием поговорю и с тобой, Палыч, и с
вами, Ирина Павловна.
спросил Сергей. - Я знаю, ты, Палыч, не убивал Машу Демидову. Тебя посадили
зря. Но ведь и Герасимов ее не убивал. Это был несчастный случай.
щелкнул пальцами и спросил горничную:
сгорбленный старик в белых брюках и голубой футболке. Блестящую лысину
обрамлял тонкий венчик седого пуха. Руки были под крыты татуировками, -
Доброе утро, Палыч, - сказал он, испуганно озираясь и как будто не замечая
Сергея:
гость. Старик достал из кармана очки, нацепил на нос, повернулся к Сергею и
впился в него маленькими близорукими глазами. В гостиной опять стало тихо.
совсем неслышно, потом все громче, словно кто-то внутри него медленно
увеличивал звук.
я не выдержу, сам его, гниду, загрызу, - старик шагнул к Сергею. - Спокойно,
Лещ, спокойно, - остановил его Михеев, - видишь ли, у него память отшибло.
Ты сначала расскажи ему все, что мне тогда в "Наркозе" рассказал, когда мы с
тобой в больничке подыхали оба. Прямо так, как мне, расскажи ему.
Фуфло гонит!
Посмотри, шрамы у него. В аварию попал, башкой стукнулся. Правда, не помнит.
напротив Сергея:
полез на стройку за кабелем. Смотрю, идут двое от станции. Я заныкался между
плитами, сижу/не дышу, и все мне видно. Прожектор горит, светло как днем.
Машу я сразу узнал. Короче, идет она, быстро так, а ты за ней. Она тебе
говорит:
да се, жить без тебя не могу, за тобой приехал, больной, с температурой,
давай, поехали, мол, ко мне, дома никого, только нянька старая, глухая, и
плюнул ты на них на всех. А она тебе: "Герасимов, ты что, не понял? Ты мне
надоел с твоей температурой! Отвяжись, глупая обезьяна". Она как раз к
котловану подходила, тут ты кинулся на нее, схватил за плечи, стал трясти и
орать, чтоб она не смела так говорить и никогда не называла тебя глупой
обезьяной. А она рассмеялась тебе в лицо и еще раза три повторила:
"Герасимов, ты глупая обезьяна!" И попыталась вывернуться из твоих рук. Ты
ее пихнул, резко так. Она легонькая, как птичка, отлетела к краю котлована и
прямо туда. Я слышу удар, глухой, жуткий и крик. Она крикнула, но слабо
совсем. Пока падала, понять не успела, а там уж ее сразу, насквозь. Ты
шагнул к краю, глянул вниз. Минуту всего смотрел, а потом драпанул к
станции. И все. И нет тебя.
пропускают, - старик зажмурился, тряхнул головой, - я же ее маленькую знал,
видел, как ее здесь в коляске возили. Спускаюсь туда и сам не соображаю, что
делаю. Сначала хотел вытащить из нее железку, потянул и понял - нет, не
выйдет.
тоже не получилось. Сколько возился там с ней, не знаю. Опомнился, смотрю,
сам-то весь в ее кровянке. А ей уж не поможешь. Отходит она. Я говорю,
прости меня, Машенька, я ж человек судимый, меня сразу заметут. Тут Палыч
прибегает, ну, то есть тогда еще Юрка Михеев. Я едва заныкаться успел, а
уйти все не могу, думаю, вдруг все же спасут? Он кричит, бьется над ней,
мечется, кинулся за помощью, привел народ к котловану, опять к ней спустился
и все голову ей держал, будто она еще что-нибудь чувствовала. В общем дальше
понятно, общий шухер, менты. Я, конечно, смылся по-тихому, но потом в себе
долго грех этот нес. Когда узнал, кого осудили, думал даже пойти в ментовку
и все рассказать, что видел. Но куда мне? Какой я свидетель? Понятное дело,
не поверят, а еще и заметут наверняка. Я ж туда воровать залез. А потом мы с
Юрой, то есть с Палычем, оказались в, "Наркозе", в больничке, на соседних
койках.
не смотрел на Сергея. Глаза его беспокойно шарили по столу, - Нет, Лещ, -
покачал головой Михеев, - утром я тебе не налью. Вон молочка выпей и съешь
что-нибудь.
земля ей пухом... Налей, Палыч, душа горит, сил нет.
оглянулся и посмотрел на Сергея.
Неслышно подошел охранник и протянул хозяину коробочку размером со спичечный
коробок.
оказалась кассета от диктофона.
освежит.
и не отнесет его в прокуратуру, он умрет. Нам уговаривать его надоело. Ирку
муж и ребенок во Франции ждут, у меня дел много. Хватит уж с ним возиться.
да и никто не назовет это убийством. Причинение смерти по неосторожности.
столу, - последние три года в "Наркозе" мне каждую ночь снилась встреча с
ним.
пожил немного на воле, я понял, что сны мои всего лишь глупенькая, наивная
сказка, знаешь, вроде старинной блатной песни про сына прокурора. Там, на
зоне, эта романтика меня держала, поднимала высоко. А здесь она только
застилала глаза.
альтернатива моим романтическим снам? Я мог сто раз убить его, но это было
слишком важно для меня, и я не спешил. В этом году, в марте, приехала Ирка,
и сказала, что нельзя так долго себя мучить. Надо либо начать действовать,
либо забыть и оставить его в покое. И тогда я послал своих людей цеплять
взрывчатку к его машине, я хотел устроить что-то вроде стартового хлопка.
Сесть в машину ему бы не дали, отвлекли, но взорвалась бы она у него на
глазах. Получилось все немного иначе, однако тоже неплохо. Позже, когда Ирка
рассказала мне, как он вел себя в спортивном клубе, кстати, это мой клуб,
так вот, когда она рассказала, как он там оттягивался и стрелял глазками, я
понял наконец, чего хочу: признания. Да, Юра Михеев умер. Но он не был
убийцей. А Стас Герасимов - убийца. И это должно быть известно, прежде всего
ему самому, ***
Палыч приказал убить шофера Гошу, Георгия Завьялова.
касается Завьялова, он честно заслужил свою пулю, когда в? "Наркозе" пихал
мужиков головой в очко сортира и заставлял каждое утро на сорокаградусном
морозе босиком, в одних подштанниках зарядку делать. Ну и к тому же он видел
меня и мог узнать. На фига мне эти ландыши? - Михеев налил себе еще молока,
выпил залпом, как водку, промокнул губы салфеткой. - Если в течение двух