Чтение 94–й страницы книги ~Транквилиум~

- Да, он был театральным режиссером. Увлекся оккультизмом. И в силу
то ли особого таланта, то ли какого-то стечения обстоятельств - приобрел
реальную власть над событиями в окружающем нас пространстве. А также - над
людьми, попавшими под его влияние. Похоже на то, что сейчас он нащупал
доступ... как бы сказать... к командному посту. К штурвалу. И теперь
вопрос месяцев, а то и недель...

- И я должен всему этому верить?

- Верить - проще. Любое свое утверждение я могу доказать, но -
доказательства потребуют времени, а вот его-то может и не хватить.

- И что: я должен буду этого человека настигнуть, убить?..

- Нет. Боюсь, что это нам уже не под силу. Но мы можем попытаться
обмануть его, направить по ложному пути. Впрочем, даже это - не вполне
ваша задача. А вам нужно будет лишь отыскать того человека, имя которого
вы носили...

- Марина?

- Да.

- И потом?

- Убедить его выслушать нас. Меня. Передать материалы. Как оказалось,
даже он не знает всего...

- А почему именно я?

- Потому что только на вас он выйдет сам. Больше ни на кого.

- Очень... очень ненадежно.

Открылась дверь. В дверях стоял Парвис.

- Здравствуйте, князь.

Голицын встал, молча поклонился.

- Я очень рад, что мне удалось разминуться с вами в позапрошлом году,
- продолжал Парвис. - Благодаря этому события повернулись так, что я
теперь занимаю высший государственный пост Мерриленда, а вмешательство
Старого мира в дела Транквилиума полностью прекратилось.

- Что? - не веря ушам, наклонил голову Голицын.

- Можно сказать, что вы одержали полную победу, Юрий Викторович. С
точки зрения наших давних отношений, в эту минуту вы принимаете у меня
шпагу. Мы капитулировали.

- Разрешите мне сесть, - сказал Голицын. - Боюсь, что я оказался
неподготовленным к такому разговору...

Были минуты, когда он молил Бога о милосердной пуле. Был бы голос, он
молил бы спецназовцев. Были бы силы, бросился бы на них с кулаками или
щепкой, отодранной от ножки кровати - единственным своим оружием. Не мог
человек переносить такие страдания...

Особенно - если своими руками подготовил их. Ночи не спал, вкалывал
по двадцать часов...

...снаряды раскалывались, как переспелые арбузы, вздымая тучи земли и
песка - пополам с ипритом. Танк, на броне которого Алик был распят, прошел
через такое облако - просто потому, что не мог не пройти.

Иприт вонял гнилым чесноком.

Минут через двадцать - началось...

Должно быть, повезло, что руки были привязаны - иначе выцарапал бы
глаза.

И хорошо, что разбили нос - иприт не попал в носоглотку. Может быть,
поэтому сейчас было чем дышать.

Лишь бы продержались немного еще легкие...

Кашель убивал. Кашель просто убивал.

Алику в минуты просветления сознания казалось, что он подобно мячу -
надут тугим и спертым воздухом. В минуты помутнения - хотелось пробить
дыру в груди... для этого он, собственно, отломал щепку. Это потребовало
такой затраты сил, что дальнейшее не слишком отличалось от смерти.

Потом откуда-то появился седой старичок, который долго и горестно
осматривал Алика, охал, вздыхал, а потом засучил рукава и стал ковыряться
чем-то у его локтя. Казалось, он пальцем пытается продавить кожу... Потом
у локтя стало горячо, а еще чуть позже - в голове застучало, но легко - и
неожиданно появилась возможность вдохнуть и выдохнуть, вдохнуть и
выдохнуть... Конечно, прошло несколько часов, и вновь его надуло, накачало
до звона, до темного гудения, но - надежда уже поселилась...

И вновь появлялся старичок, вновь текло горячее из руки...

Боже, как тяжело. Как тяжело, Боже. Зачем ты позволил мне заниматься
этим?

И все, которые умерли, умерли в таких вот муках... это я убил их. Это
я их замучил. И ни один из них не заслужил этого. Они не успели сделать
ничего плохого... только пришли сюда. Как и я. Они выполняли приказ...

А я убил их. Они умирали молча - у них не было голоса. Они умирали во
тьме - многим иприт выел глаза. Язвы проникали до костей, мясо
отваливалось. И - легкие забивало отеком...

Я все это знал сразу. Знал, как они будут умирать. И - готовил эту
смерть...

Тогда я считал, что был прав.

Господи, да я и сейчас считаю, что был прав... что же это со мной?

А потом - снова наваливалась тупость, в которой даже смерть казалась
всего лишь очередным событием...

- Сэр Дэвид... сэр Дэвид... - ночной секретарь был подобострастен, но
настойчив. - Важная телеграмма, сэр Дэвид...

- А? Что? - Парвис приподнялся. Как иногда бывало с ним, он полностью
потерял ориентировку. Лишь выбор речи всегда был четкий. - Кто здесь?

- Это я, Чарльз. Важная телеграмма...

- Давайте ее сюда. И стакан воды, Чарльз.

Телеграмм было на самом деле несколько, от разных эмиссаров - но все
об одном. Вооруженная банда, не принадлежащая ни одной из воюющих сторон,
захватила город Вомдейл. Все население города взято в заложники.
Командование бандитов требует встречи с высшим руководством обеих держав,
угрожая в противном случае убивать каждый день по десять человек из числа
горожан и взятых в плен солдат...

- Прежде всего, нужны высокие потолки, - сказал Глеб. - Намного выше,
чем эти. Колокольня, театр...

- О чем ты говоришь, - сказала Светлана. - Какой тут театр? И
церквушка крошечная, просто домик. Выше двух этажей - ни одного строения.

- Простите, леди, - вмешался Денни. - На горе есть башня гелиографа.
Может быть...

- Как далеко? - жадно спросил Глеб.

- Около мили по тропе.

- Ты был там, внутри?

- Нет. Но...

- Денни! Туда и обратно. Посмотри, проверь: есть ли возможность
подняться наверх? Нужно будет закрепить веревки. И - свободно ли
пространство внутри? Представь себе, что нужно сделать очень большой
маятник. Будет ли место, чтобы он качался? Понимаешь?

- Посмотреть, можно ли подвесить маятник - и будет ли он там
качаться. Понял. Иду.

- А мы с вами, полковник, отправляемся в экспедицию за зеркалами.
Давайте попробуем вычислить, где мы эти зеркала скорее всего найдем...

Светлана следила за происходящим с каким-то болезненным интересом.
Словно подглядывала в замочную скважину. Ее не гнали, но и не объясняли ей
ничего - равно она и не человек вовсе, а тихая собака. Билли забился в
угол и оттуда смотрел на все серыми глазками. Светлана вдруг обратила
внимание, что ставший уже обычным для него насморк внезапно прошел сам
собой.

Конечно, она понимала, и понимала давно, что Глеб - не обычный
человек. Что он знает и умеет многое такое, чего не способен объяснить
сам. Нет слов в языке людей... И все равно: оказаться при его работе...
Она внезапно оказалось почти непристойной, хотя ничего непристойного в
обыденном смысле не содержала.

Не имело смысла даже пытаться разъяснить себе это свое восприятие...
понимание...

- Хотю хлеб, - очень отчетливо сказал Билли.

Вомдейл оказался на нейтральной полосе: с севера и востока к нему
приближались палладийские мобильные части, с юга - шла армия трудовиков.
Перед нею, гарцуя, предъявляли себя и тут же исчезали казачьи разъезды.

Командующий наступающей меррилендской Четвертой армией генерал
Торренс не признал нового президента и отказался подчиняться его
приказам...

Тот истерический восторг, который охватил Адлерберга сразу после
урагана, убившего Зацепина и многих других и уничтожившего всяческую
надежду на возвращение (а у него и раньше были сомнения на этот счет: мы
построим и проложим, а нас тут же в ров...), который вел его и тащил
сквозь черно-кровавую мельтешню, не позволяя остановиться и оглядеться по
сторонам - вдруг пошел на убыль, сменяясь страхом и чем-то еще, что
приходит после страха. Он ощущал себя человеком, забравшимся на скалу, с