всякой аллегории они уже сами по себе говорят о каком-то титанизме,
доходящем чуть ли не до небесного существования, охватывающем собою все
мировые просторы, но с очень слабым зрением, к оторое к тому же постоянно
терпит ущерб от всяких пустяков. Живет этот Гигант пожиранием жизни
обыкновенных людей; в этом помогает ему отвратительная старуха, тоже
бесконечно жадная. Под пятой этого Гиганта и этой старухи гибнут все люди, а
самому Гигант у от этого только скучно, и он постоянно стонет. Порождения
этих чудищ - такие же аморальные чудовища, но они опутывают всю нашу жизнь.
Здесь перед нами грандиозные образы существ, бесконечно занятых своим
самопревознесением; но по своему смыслу эти суще ства при всем своем
людоедском индивидуализме являются только жалкими ничтожествами,
проклинающими самих себя...
какому-то частичному аллегорическому толкованию. Они уже сами по себе рисуют
человеческий титанизм, основанный на аморальном самоутверждении и
самопревознесении и презирающий всех людей вп лоть до их пожирания. Едва ли
можно представить какое-нибудь еще лучшее изображение возрожденческого
трагизма. Человеческий субъект, взлелеянный Возрождением, оказывается
просто-напросто каким-то никому не нужным и бесполезным, но в то же самое
время исп олненным аморального трагизма. Такова философско-эстетическая
позиция Микеланджело, если ее формулировать в ее предельном завершении.
Ренессанса)
невозможность базироваться в эту эпоху только на личностно-материальной
основе, только на одной персоналистической изоляции человека. Деятели
Высокого Ренессанса твердо стоят на почве этого п ерсонализма и даже
стараются обосновать последний методами антично-средневекового
неоплатонизма. Они, однако, глубоко чувствуют всю зыбкость и ненадежность
изолированно-человеческого существования. Не удивительно поэтому, что в
эпоху Ренессанса весьма бы стро появляются и такие системы мысли, которые
уже прямо хотят выйти за пределы человеческого индивидуализма и пытаются
строить философию и эстетику на внеличностной основе.
всякое недоумение, возникающее в связи с концепцией разложения Ренессанса.
Дело в том, что критическое отношение к артистическому индивидуализму,
которым пронизана вся эстетика Ренесса нса, встречается в эту эпоху
настолько часто и, можно сказать, решительно на всех ступенях ее развития,
что может возникнуть вопрос: да можно ли вообще называть разложением или
колебанием возрожденческой эстетики то обстоятельство, что выдвигаемый ею
инд ивидуум не только прочен и устойчив, но часто и не прочен, и не
устойчив, и как бы критикует сам же себя? Ведь такого рода неуверенность в
понимании артистического человеческого индивидуума как основного первоначала
мы находили еще у таких гениальных худ ожников Ренессанса, прославленных на
весь мир, как Боттичелли, Микеланджело или Леонардо. Получается,
следовательно, что эстетика Ренессанса только и знала, что колебалась, и
нигде не могла найти для себя прочного и окончательного выражения.
Ренессанса для историка нет ровно ничего неожиданного или странного. Ведь
все вообще исторические эпохи являются переходными, и все вообще
исторические эпохи вечно колеблются; никакая и х кажущаяся принципиальная
устойчивость не может помешать историку находить в них также и постоянную
изменчивость. Во-вторых, артистический человеческий индивидуум как принцип
имеет гораздо больше оснований быть поколебленным, чем исходные принципы
други х эпох и культур. Ведь совершенно ясно, и это было ясно с самого
начала, что изолированный человеческий индивидуум вовсе не является такой уж
твердой и надежной основой для культурного строительства. Природа, как она
трактовалась в античности, или моноте истическое божество, как оно
трактовалось в средние века, были гораздо более мощными основами. И
невозможно не заметить, как эти мощные основы находились постоянно в
движении, как они постепенно менялись и как они наряду с полной верой в себя
постоянно п орождали и скептицизм, и даже полное неверие в себя.
которые раздаются по поводу неуверенности возрожденческого индивидуума в
самом себе и по поводу той его самокритики, которая с самого начала имелась
в эпоху Ренессанса. Петрарка, во всяко м случае, человек Нового времени и
гуманист от начала и до конца. И тем не менее уже ему принадлежат стихи,
полные отчаяния, полные недоверия к себе и к жизни и выдвигающие на первый
план противоречивость жизни и мысли, и противоречивость не только общую или
принципиальную, но противоречивость мучительную и доходящую до полного
отчаяния.
такого рода неустойчивые моменты возрожденческого индивидуализма не просто
его колебанием, разложением или самокритикой, но скорее некоторого рода
модификациями возрожденческой эсте тики. Это модифицированный Ренессанс.
только о красоте или о прекрасных выразительных формах, но и о таких
выразительных формах, в которых красота вовсе не выдвигается на первый план.
единичного, а именно результат их полного совпадения, доходящего до
неразличимости. Но имеются ведь и другие формы соотношения общего и
единичного. Безобразное, например, есть тоже эстетическ ая категория не в
меньшей степени, чем прекрасное. В эстетике анализируются такие категории,
как возвышенное и низменное, трагическое и комическое, ироническое и
наивное, гротеск, бурлеск и пр. Все эти категории в эстетике часто называют
эстетическими мо дификациями. Нам кажется, что термин "модификация" с
большим удобством может быть использован при обрисовке также и эстетики
Ренессанса. Будем считать основным принципом эстетики Ренессанса, как мы это
проводим во всей нашей книге, артистический человече ский индивидуализм и
вырастающий на этой почве гуманистически-неоплатонический или
неоплатонически-гуманистический первопринцип. Но теперь допустим, что в
эпоху Ренессанса существовали и многочисленные модификации такого принципа.
Формально это явление м ожно считать тем или другим колебанием эстетики
Ренессанса, той или иной ее тенденцией к разложению, той или иной ее формой
самокритики. Для нас же этот вопрос является вопросом исключительно только
терминологическим. Если кто-нибудь станет считать манье ризм не тенденцией
Ренессанса к разложению, а самим Ренессансом, только взятым в определенном
отношении, мы ровно ничего против этого не имеем. Как доказывают некоторые
искусствоведы, маньеризм пронизывает собою решительно всю возрожденческую
эстетику. Н о в таком случае это вовсе не разложение Ренессанса, а просто
известного рода его модификация, давшая свою собственную эстетику, т.е. свою
теорию, имеющую полное право на существование наряду с возрожденческим
искусством, величавым, спокойным, полным гар монии и всякой естественности,
включая естественность человеческого тела.
многих прославленных художников Ренессанса в очень неуверенное и слабое
сознание, доходящее до отчаяния, полное самокритики и трагизма. Почему все
эти явления надо считать обязательно во зрожденческим разложением? Ренессанс
вырос на артистическом индивидуализме. Но, например, в гелиоцентрической
системе Коперника нет ничего ни индивидуалистического, ни артистического.
Только с известным усилием мысли можно говорить, что в коперниканстве
индивидуалистическая основа Ренессанса как будто окажется нетронутой. Однако
ясно, что при таком понимании коперниканства лучше называть его не
разложением Ренессанса, а определенн ого рода его модификацией. Также и
Бруно не столько восхваляет человеческую личность, сколько растворяет ее в
своей пантеистической Вселенной. И почему же это есть разложение Ренессанса?
И Коперник и Бруно - самые настоящие возрожденцы. Но конечно, это н е
Николай Кузанский, не Платоновская академия во Флоренции, не Боттичелли, не
Микеланджело, не Рафаэль. В таком случае оба течения мысли,
математически-космографическое и пантеистическое, в сравнении с нетронутым
артистическим индивидуализмом Ренессанса
принципа возрожденческой эстетики, так и особого рода модификациями эстетики
Ренессанса. Повторяем, для нас здесь вся проблема заключается не в существе
Ренессанса, но в эстетической терм инологии, призванной фиксировать это
существо.
художественное направление, которое не то чтобы подвергло сомнению самый
принцип персоналистского неоплатонизма, но уже поставило вопрос о реализации
идеи в материи, в то время как раньше это
заключался только в том, как описать и изобразить эту данность. В стиле этой
проблематики изолированно ощущаемых идей и материи, воссоединяемых только в
результате напряженной рефлексии , движется все направление так называемого
маньеризма.
обозначилась потребность трактовать весь возрожденческий
личностно-материальный мир совсем без всякой опоры на категорию личности,
трактовать внеличностно, а тем самым, значит, и безлич но. Но поскольку
изгнание личностного начала отнюдь не сразу превращало мир в бездушный
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Акунин Борис