им и живи! А если так, то запомни, что "блоком" здесь называют промежуток
между двумя улицами; в Испании распространено "близ", "около",
"наискосок"; тут же заметно американское влияние, никакой
приблизительности, количество блоков - и все в порядке, только держи в
памяти, не заплутаешься".
второго класса и сел в последний вагон, к окну: отсюда виден перрон. "Если
п а р н и ш к а появится, я его непременно замечу. А что ты будешь делать,
если он появится? Снова выскакивать и зайцем петлять по улицам? Бежать на
автобусную станцию? Какая-то страшная м а г н и т н а я привязанность
существует между преследователем и преследуемым; среди всех сотен тысяч
людей, которые спокойно ходят по улицам, лишь между ним и мною существует
некая таинственная связь, возможностей наших п е р е с е ч е н и й куда
как больше, чем у всех, живущих здесь. Почему так? Зачем эта дьявольская
мистика, не поддающаяся объяснению? Это поддается объяснению, - возразил
он себе. - Ты и он думаете об одном и том же. Если бы ты заставил себя
забыть о преследователе и смог жить, как все те, за кем не гонятся, ты бы
пошел в кино или начал толкаться в магазинах, присматривая рождественский
подарок, или же отправился в музей, - тогда возможность твоей с ним
встречи была бы сведена до минимума. Но ведь ты думаешь о том, где можно
затеряться или уехать, и он знает, что ты об этом думаешь. Он знает, что
ты будешь стремиться на вокзал, на автобусную станцию или на пристань; он
поэтому пойдет по твоим следам и в ы т о п ч е т тебя, как охотник
вытаптывает выводок вальдшнепов в августовском лесу. Если бы я заставил
себя сесть в кафе на центральной площади, он бы не нашел меня. Он, этот
парень, - егерь. А я ринулся в то место, которое подобно тому, где в лесу
таится зверь, и егеря ведут сюда безошибочно. И вот я начал п л а в а т ь.
Это - плохой симптом. Так что ж, выходить из вагона? - спросил он себя. -
И отправляться на открытую веранду кафе? Заказывать стакан минеральной
воды и ждать, пока мой егерь, обессилев от усталости, п р о с ч и т а е т
и эту мою мысль, сядет рядом за столиком и начнет рассказывать про свой
красный кирпичный дом в Оттаве? Он, кстати, там никогда не был, я его
оглушил верно. Это заставит его повертеться и не быть таким наглым. Пусть
будет наглым, - сказал он себе, - только бы поскорее отошел поезд, пусть
он тогда хоть сто раз нагличает!"
("Чисто испанское, - отметил он про себя, - поездка в соседнее село здесь
расценивается как событие всемирно-исторического значения, будто на войну
провожают или в тюрьму; каждый третий плачет. Ну что за люди, а?!"),
медленно набрал скорость.
без сновидений, только перед тем самым мгновением, когда открыл глаза, ему
показали его дом под Бабельсбергом и ту молоденькую девочку из Саксонии,
которая убирала у него и готовила ужин; какая же она была хорошенькая. ("Я
люблю седых мужчин, наше поколение слишком инфантильно".) "Дурашка, это же
не твои слова, нельзя повторять заученное".
на Испанию - такие же затаенные улочки, такое же подобие Пласа Майор, -
людей не было, а ведь в полночь все испанские города полны народа ("Кроме
разве что Барселоны, - поправил себя Штирлиц, - но ведь это Каталония,
ближе к Франции с ее буржуазной размеренностью и привычкой религиозно
ценить время, которое следует обращать на дневное дело, а не полуночное
бражничество").
Кордову; запретил себе запоминать время отправления экспресса на
Буэнос-Айрес ("семь сорок пять" - попробуй забудь, теперь это будет
врублено в память навечно). "Ничего, из Кордовы тоже есть поезд в столицу.
После того, как я сделаю то, что мне надлежит сделать, отправлюсь туда.
Хирург, который не провел до конца чистку раны, зная, что гниль осталась
еще, нарушает клятву Гиппократа; полководец, позволивший смертельному
врагу оторваться от преследования и в с т а т ь на отдых для
переформирования, обязан быть судим, как изменник; я не вправе не открыть
их сеть, я знал, что она есть - тайная сеть наци, но я никогда не думал,
что она может быть столь могущественной и разветвленной. И я не знаю, что
мне еще удастся открыть в процессе поиска. Нам, - поправил он себя, - не
мне, а нам, Роумэну и мне. Двое - не один".
позднему гостю, однако, не удивился:
руку сеньора президента Перона.
владеют всеми нашими железными дорогами.
боялись власти, имели дело только с Лондоном... Так, у вас есть паспорт,
сеньор?
клиентов без занесения в реестр, чтобы не платить налог с прибыли. Знаете,
чем это для меня кончится?
не знаю почему, но я чувствую, что этого делать не надо. Тем более Роумэн
сказал, что документ вполне может быть меченным. Неужели против него
играет кто-то из своих? Кто? Он боготворит Даллеса: "Его обманули, он не
знал, кто такой Вольф, он не мог и предположить, что с ним говорит высший
чин СС, он вел переговоры с генералом, это по-солдатски". Я не смогу его
переубедить, он относится к числу тех людей, которые по-настоящему верят
тем, кому верят. Наверное, поэтому он мне так симпатичен, хотя верит
Даллесу, который знал, с кем он садился за стол переговоров. Жать на
Роумэна бесполезно, такие люди должны убедиться сами, а любое
в т о р ж е н и е в свою убежденность они воспринимают как нарушение
личного суверенитета, нет ничего обиднее этого - возникает ощущение
собственной малости и незащищенности. Впрочем, - подумал Штирлиц, -
малость и незащищенность суть синонимы, неужели мир обрушивается в то,
чтобы исповедовать примат силы? Но тогда человечество окажется совершенно
незащищенным, ибо первыми погибнут как раз те, кто не умеет защищаться:
поэты, композиторы, философы, ведь нет никого ранимее, чем они. Их
субстанция приближена к женской: поначалу - чувство, потом - мысль.
О щ у щ е н и е несправедливости рождало строки Гарсии Лорки; новое
ч у в с т в о времени подвигало Пикассо к "Гернике"; атака кинематографа
на с л о в о привела не к краху литературы, но к четкому
п о к а д р о в о м у выявлению мысли в строках Пастернака и Хемингуэя".
сожалею.
визу на посещение других городов, кроме Буэнос-Айреса?
почему вы приехали сюда, - вот и все... Надеюсь, вы не "гринго"?
паспорте с гербом Соединенных Штатов нецелесообразно.
американцах "гринго", это же бранное слово, почему? Воевать с ними не
воевали, люди доброжелательные, открытые, шумные, - правда, чрезмерно, -
но ведь это от детства, молодая нация. Почему такая въедливая нелюбовь к
Северу? А вот то, что он мне посоветовал "зарегистрировать д е л о", - это
серьезно. Как это говорили русские преферансисты - "курочка по зернышку
клюет"?" (Он несколько раз ездил в поездах вместе с русскими; был тогда в
черной форме; в п и т ы в а л родную речь, наблюдал за "пульками", слушал
споры, вдыхал пьянящий запах черного хлеба, нет такого в мире, нигде нет,
ни в одной стране; и колбасы сказочные есть, и роскошные сыры, и
прекрасные вина, но нигде нет такого черного хлеба - странно!)
разыскивают в Нюрнберге...
респектабельный человек... А в Нюрнберге рассказали про него такое, что
волосы становятся дыбом.
убежден, что в Нюрнберге сказали только половину правды... Здесь ведь
живут и те, которые убежали от Хитлера... Тоже очень порядочные люди... У
них есть свой клуб имени немецкого ученого Гете...
"Поэт, если он не только сочинитель строк, но и мыслитель, обязательно
являет собой новый шаг в истории цивилизации; информация, заложенная в его
творчестве, сообщает миру новое качество, слово легче запомнить, чем
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Орлов Алекс