ото всего отреклась, сказав, что на всем этом теперь "Иудин поцелуй" и -
ушла вслед за мужем своим по этапу.
Просто, соглашаясь разделить судьбу мужей, эти святые сами становились
государственными преступницами и таким образом получали поражение во всех
правах.
всех прав в их пользу, спасая тем самым -- их Честь. И сие тоже было --
вопрос Совести.
суть -- "государева дворня" и дворянством, живущим "своим двором". Ради сего
открытия - стоило хотя б выдумать Восстание Декабристов.
пришло первое известие о Государевой смерти, я был в Таганроге, а верные
части - в Остзее. Столичный же гарнизон контролировался Милорадовичем и он
вместе с графом Воиновым пригласил к себе Наследника Николая для
конфиденциальной беседы.
Санкт-Петербург моих Первой Кирасирской дивизии, латышских егерских полков и
калмыцких сотен, угрожая иначе - принять сторону Константина.
смог повлиять на итоги беседы, а Николай, как обычно, выказал свою
бесхребетность, не только обещав отвести мои части обратно на квартиры в
Остзее с Финляндией, но и публично отрекся от Прав на Престол. (Очень ему
захотелось вдруг жить, ведь Милорадович лишь на портретах выглядит милым
дедушкой. На деле же: сербская Кровь -- Кровь Разбойная. При личной встрече
ее может запугать лишь моя Кровь -- Кровь Пирата, да Ливонского Монаха -
Безбожника...)
жесткого и нелицеприятного разговора в присутствии Великой Княгини, кузен
собрался с духом и принял корону. Милорадович же с моей помощью обнаружил
австрийские шашни с бунтовщиками, понял, что работает на заклятых врагов
своего же народа и страшно раскаялся в своих действиях.
Милорадовича, как бы сего не хотелось нашим врагам. В том что свершилось -
Перст Божий.
крышах Сената, Синода и посольства пруссаков, где укрылась Александра с
детьми - были приведены в боевую готовность.
личностью истерической, весьма показной по сути, поэтому он с первых минут
ходил меж зеваками при полном параде с рукой на перевязи, в коей прятал
пистолет с "отравленной", по его словам, пулей. Не увидать его мог только
слепой.
поддался на уговоры старшего офицера и служил ему "клюквой" не меньше года.
Затем его покровителя хлопнули на дуэли и несчастный остался на полной мели
без каких-либо средств к существованию, Чести и надежд на карьеру.
непостижимой меткостью. За это его и избрал Рылеев в убийцы царя. Во всех же
прочих отношениях Каховский был необычайно ограничен и разыгрывал из себя
этакую никем не понятую демоническую натуру. Любимым его развлечением было
поставить одиннадцать бутылок (по числу членов царской семьи, считая как
меня, так и младенцев - Николаевичей), а потом расстрелять их с огромною
скоростью.
высунувшийся с крыши Сената ствол моего снайпера, сказал так:
Ваши мозги будут на ступенях Сената прежде, чем вы сунетесь за вашею пошлою
пукалкой. А что станет со всем вашим Родом, боюсь даже представить...
Дайте-ка мне вашу пушку и пойдемте - засвидетельствуем почтение Его
Величеству".
для снайперов места, увидал отблески десятков прицелов, обнаружил, что рыла
десятка винтовок хищно вынюхивают каждое его шевеление и, будучи человеком
военным, признал свое поражение.
принес Присягу. Для прочих бунтовщиков это зрелище было началом конца и
кто-то стал расходиться.
поехать к мятежникам и уговорить их. (В декабре быстро темнеет, а мои
снайпера -- поголовно больны "ливонской болезнью", - именно потому в
сумерках бунтовщиков пришлось "убеждать" только из пушек. Мои парни
"ослепли" и отодвинулись в тыл...)
генералом этой поры считался ваш покорный слуга - тогдашний комендант
Васильевского.
(славяне считают, что вороные приносят несчастье, я же езжу только на
вороных), и собрался уж ехать, когда Милорадович вдруг поймал мою руку:
ухом не поведут. Я же у них на хорошем счету. И потом... Это моя вина, что
сегодня вышла сия катавасия.
таким грузом на душе. Как старший по должности и по возрасту - прошу вас
уступить мне место..." - а потом вдруг рассмеялся и добавил, - "Негоже
молодому лезть поперед старика в пекло".
сказал, что вообще не надо никому ехать, я же, подумав секунду, отдал
поводья лошади - Милорадовичу.
снег и видимость была просто - ужасна. А еще мерзкий снег скрадывал голоса и
когда Милорадович выехал перед мятежным каре, я сам не узнал его голоса.
сие - треуголка, а не - фуражка, а на голове у него была такая же залысина,
как у меня, а волосы такими же седыми, как и мои (я поседел весьма рано).
и склонны были его выслушать, но Каховский - в парике, с накладными усами и
шинели учебно-карабинерского полка (чтоб его не выцелили мои снайпера), весь
день прятался за спины прочих и не видел говорившего, а звуки были изменены
снегом.
лошадь, он поклялся убить меня, как члена царской фамилии и поэтому сия
нелюдь, не всматриваясь в черты своей жертвы, из-за спин прочих выставила
пистолет и нажала на спуск...
даже на Страшном Суде я могу с чистой совестью проинесть: после нашего
примирения, я - не хотел этой смерти. Глупо все вышло...
Корфу места для меня не нашлось и я, оставив мой корпус на Дибича-младшего,
отплыл на Мальту. Надо было договариваться с господином виконтом Горацио
Нельсоном.
как нельзя кстати и мы сошлись с адмиралом и его "боевою подругой" - леди
Гамильтон на весьма близкой ноге. К сожалению, наша дружба не имела
сколько-нибудь серьезного продолжения. Не прошло и года, как командующий
английской эскадрой в сих водах - лорд Нельсон был смертельно ранен при
Трафальгаре. (Но мой корпус получил право на переправу в Венецию.)
занимался... скажем - изучением старинных рукописей в Библиотеке Святого
Престола. Однажды там на меня совершенно случайно наткнулся кардинал
Фрескобальди - отдаленный потомок композитора и органиста прошлых веков.
Кардинал знал меня в лицо, ибо несколько раз посещал наш Колледж в
Санкт-Петербурге и впоследствии Ригу по личному приглашению моей матушки. В
свое время их в один день приняли в Братство нашего Ордена...
хорватских католиков, и при виде кардинала я похолодел всем сердцем,
понимая, что - вляпался. К моему изумлению, старый лис ни взглядом, ни
вздохом не выдал знакомства и даже просил представить меня. Только когда он
услыхал, что имеет дело с курляндским бароном N., мечтающим "о свободе для
своей страны и Польши от посягательств ненавистных России и Латвии", улыбка
на миг тронула его губы, но он опять-таки нисколько не выдал меня пред моим
собеседником.
твердыни католиков и был застигнут опытным иезуитом за охмурением
"очередного клиента", причем моя жертва занимала весьма важный пост среди
местных. Лишь сознанье того, что решись я на глупости, мне все равно не
выкарабкаться из этого улья, удержала меня от безумства.
обстоятельный доклад перед курией о некоем (в реальности - весьма эфемерном)
польском Движении Сопротивления на землях моей матушки.
насчет помощи польским повстанцам, а также любопытной информации о ливонцах,
сочувствующих папизму, двери открылись и на пороге появился вечно улыбчивый
кардинал Фрескобальди. Несмотря на протесты разгоряченных австрийцев,
кардинал сказал: