голый, с трудом стоящий на ногах человек, Глушков сразу перестал спорить.
него, застонал, заходил вокруг бочки.
военная тревога, и жар болезни. Вдруг замерло, остановилось сердце, и
перестала нестерпимо жечь на совесть согретая вода. Потом он пришел в
себя, сказал Глушкову:
командира полка стало белеть, рот полу открылся, на бритом черепе
выступили крупные, показавшиеся Глушкову голубыми, капли пота. Березкин
вновь стал терять сознание, но, когда Глушков попытался вытащить его из
воды, он внятно произнес:
отдышавшись, сказал: - Подлей-ка кипяточку.
духом. Он помог Березкину вытереться и лечь на койку, накрыл его одеялом и
шинелями, потом стал накладывать на него все барахло, имевшееся в
блиндаже, - плащ-палатки, ватники, ватные штаны.
стоял сырой, банный дух. Березкин лежал тихо, спал. Пивоваров постоял над
ним.
писал".
лет пять назад своего товарища по двухгодичным курсам, Шмелева, - сегодня,
когда стояло это злое, томящее и мучительное затишье, всякая ерунда лезла
в голову, лез в голову и Шмелев, искоса глядевший с жалким и горестным
лицом, слушавший, как зачитывалось на собрании заявление его
друга-приятеля Пивоварова.
командира дивизии, в полк, стоявший в поселке Тракторного завода, - его
этот полк сильно беспокоил, - разведка доносила, что в этом районе идет
особо упорное накапливание немецких танков и пехоты.
полком командует? Мне Батюк сказал, что у командира полка какие-то
воспаления легких, хочет его на левый берег переправить.
теперь снова в порядке.
тебе немец даст попить горячего молока. Приготовил, имей в виду, зальет.
вздумаешь отходить, я тебе дам гогель-могелю, не хуже немецкого молока.
23
разузнать о Шапошникове.
они там.
просьбу.
обоих в Заволжье откомандировал. Они уже, наверное, в Ахтубе в загсе
расписались.
Поляков то и дело задевал головой о крепление и ругал матерными уловами
Сережку Шапошникова, его сердило и смущало, что он скучал по парню.
сказал:
кирпичом дать.
плыть. А может, ты Катьку, старик, хочешь видеть, безумно ревнуешь?
стояла тишина.
удивительной силой свою комнату: тарелка борща на столе, жена чистит
пойманную им рыбу. Ему даже жарко стало.
Сталинградского тракторного завода.
артиллерией и танками ворота. С полночи огоньки сигарет краснели в
сложенных ладонях солдат.
"юнкерсов". В начавшейся бомбежке не было спадов и передышек, - если на
краткий миг в этом гремевшем сплошняке образовывалась щель, то она тотчас
заполнялась свистом бомб, спешащих изо всех своих тяжелых железных сил к
земле. Беспрерывный плотный грохот мог, казалось, как чугун, проломить
человеку череп, сломать позвоночный столб.
пыль.
один".
понимая, что немец затеял новое, еще невиданное по силе,
смертоубийственное хулиганство.
земли, где находились вырытые в конце сентября тонными бомбами воронки. В
сторону ничейной земли бежали успевшие выскочить из заваливающихся окопов
бойцы подчуфаровского батальона.
часть удара пришлась на немецкий передний край, калеча солдат головной
немецкой дивизии, выдвинувшейся для наступления.
низовой астраханский ветер. Несколько раз Полякова сшибало с ног, он
падал, забыл, на каком он свете, молод он или стар, где верх, где низ. Но
Климов все тянул да тянул его - давай, давай, и они повалились в глубокую
воронку, покатились на сырое, липучее дно. Здесь тьма была тройная,
сплетенная из тьмы ночи, из дымовой и пыльной тьмы, из тьмы глубокого
погреба.
просьба о жизни. Этот свет, трогательная надежда были такими, какие горят
во всех головах, во всех сердцах не только человечьих, но и в самых
простых сердцах зверей и птиц.
бормотал: "Довел-таки Сережка". А в душе представлялось ему, что он
молится.
полон он. Но время шло, а ревущий грохот не ослабевал, и черная дымовая
мгла, не светлея, а наливаясь, все прочней связывала землю и небо.
ответное доброе движение на миг утешило Климова в незасыпанной могиле.
Близкий взрыв наплескал в яму комья земли и каменной крошки; куски кирпича
ударили старика по спине. Тошно стало им, когда земля пластами поползла по
стенам ямы. Вот она, яма, в которую человеку пришлось полезть, и уж не
увидеть света, - немец с неба засыплет, приравняет края.
уйти в темноту, - так хладнокровный, опытный пловец спешит уйти от
каменистого берега в угрюмую глубину открытого моря. А здесь, в яме, он
радовался лежавшему рядом Полякову.
взрывная волна, то вдруг застывало, скрученное в бараний рог.
дым и пыль уносило ветром... земля затихла, звуковой сплошняк распался на
отдельные взрывы. Муторное изнеможение овладело душой; казалось, что все
живые силы выдавлены из нее, осталась одна лишь тоска.
войной от пилотки до сапог немец. Климов не боялся немцев, он был
постоянно убежден в своей силе, в своем дивном умении нажать на спусковой
крючок, подбросить гранату, ударить прикладом либо ножом на секунду
раньше, чем это сделает противник.
он утешался, чувствуя немца рядом, что руку немца он спутал с поляковской
рукой. Они смотрели друг на друга. Обоих придавила одна и та же сила, оба
они были беспомощны бороться с этой силой, и оказалось, она не защищала
одного из них, а одинаково угрожала и одному, и другому.