отнимай!
разрешите мне, товарищ комбат, прибыть. Не явиться, а прибыть.
Как самовар?
самовар, как только стал расставлять чайную посуду, принялась помогать.
Замелькали, захлопали ее широкие красноватые руки. В фаянсовом чайнике,
служившем для заварки. Варя обнаружила груду влажного спитого чая.
Синченко хотел было взять у нее чайник.
лукавства произнес:
зиму, сказала:
в комнате сразу посветлело, я увидел, как были замызганы, запылены стекла.
На воле лежала ранняя русская зима, мело, сквозь раскрытые створки влетал
снег и на лету таял.
берегу ручья. Комната наконец прибрана, проветрена. Ни мусора, ни пыли,
стекла протерты, посуда чиста. Можно уже сесть за стол, благо мы теперь
богаты: на разостланной газете красуются консервы, брусок сливочного
масла, колбаса, яблоки, печенье и даже две плитки шоколада из нашего
командирского пайка.
заново.
нашем быту огрубевших вояк, а воспользовался сенями, чтобы раздеться, и
вошел в гимнастерке, с непокрытой головой, с приветливой, сдержанной
улыбкой - статный, красивый казах. Все в нем было приглядно: разворот
слегка округлых сильных плеч, прямизна шеи, державшей большую, хорошо
поставленную голову. Над открытым выпуклым лбом лежали очень черные - еще
черней, чем у меня, - зачесанные назад волосы. Скульные кости не
выдавались, были скрыты под матовыми, сейчас с мороза разгоревшимися, в
меру полными щеками.
три главных рода; род воинов, к которому принадлежу я; род судей, в
большинстве толстяков, из которого вышел Бозжанов; и, наконец, род
дипломатов. От этого рода Исламкулов унаследовал свою стать.
вместе недели две назад гнали немцев у села Новлянского, нас побратали
пули. Теперь, приехав в гости, Исламкулов мог бы кинуться ко мне с
раскрытыми объятиями. Нет, он сдержанно, пристойно поклонился.
подошел с ним к Варе.
батальона. Человек с высшим образованием, представитель нашей казахской
интеллигенции. Конечно, осуждает мои зверства, считает меня
жестокосердным. Кстати, имей. Варя, в виду, и комбат у него не очень
строг.
войне было некогда... Давно хотел сказать: кай жере, аксакал!
спорам, были сказаны не без торжественности. По-русски они означают: "Ты
прав, старейший!" Старейший... Но ведь я на пять-шесть лет моложе
Исламкулова. Еще никогда он, казах-интеллигент, знаток наших древних
народных обычаев, не величал меня аксакалом. Напротив, раньше, еще в
Алма-Ате, мы были постоянными противниками в спорах. Приехав теперь в
гости, он выразил свое признание величавым языком наших акынов. Я склонил
в знак благодарности голову.
рассказывавшего о себе, о своей роте, я вспоминал наши встречи, беседы,
несогласия. В спорах Исламкулов любил рассуждать, находить доводы.
Резкость речи, резкость жеста были не в его натуре. Даже давая нагоняй
подчиненному, он взвешивал слова, старался быть убедительным.
командиры запаса, участвовали в воинском сборе близ Алма-Аты. После целого
дня занятий в горах я вел батарею на ночлег. Устали лошади, устали люди.
Неподалеку от лагеря я скомандовал: "Запевай!" Но утомление было так
велико, что никто не запел. Я крикнул: "Направо кругом!" - и повернул
батарею назад в горы. Еще два часа мы занимались. Уже затемно двинулись
обратно. На том же месте, где батарея не исполнила команду, я опять
гаркнул: "Запевай!" На этот раз запели.
поступаешь слишком жестоко, слишком круто". - "Нет, можно! Каждый приказ
должен быть исполнен. Надо, чтобы это вошло в кровь, стало второй
натурой".
стихию войны, вошел со словами: "Ты прав, аксакал!" Знал бы Исламкулов,
что всего пять-шесть дней назад генерал Панфилов чокнулся со мной, отмерив
пятнадцать капель в рюмку! Возможно, и мне следовало бы высказать
Исламкулову свое ответное признание. Ведь и он был не менее прав. Однако
эти думы, признаюсь, в тот вечер остались моей тайной.
наглухо, согласно правилам светомаскировки, завесил окна. В кругу света,
отбрасываемого лампой, стал как бы тесней и наш застольный круг. Мы выпили
по стояке, по другой.
посмотрел на нее.
уверен, что женщине в строю не место. И если не ошибаюсь, в этом со мной
согласны полководцы всех времен.
многие понятия. Что раньше считалось немыслимым, то нынче становится
возможным, порой даже необходимым,
Он, едва вышедши из возраста юноши, всегда прямодушный, отличался вместе с
тем скромностью, застенчивостью. Смущенно отведя взор от нашего застолья,
он проговорил:
замаскирован свет. Я требую, а меня обзывают нахалом.
кого застанешь в ее доме, тоже веди сюда. Понятно?
женщине в строю, заново не завязался. Беседа повернула к другим темам.
алыми губами, женщину.
командира!
добросовестность и деликатность. Так и не решившись назвать во
всеуслышание чье-то имя, он смолчал.