не в силах был идти.
теснились люди, курившие и игравшие в карты, чтобы скоротать время; в
толпе толкались, спорили, шутили. Все говорило о кипучей жизни - все,
кроме страшных предметов в самом центре: черного помоста, поперечной пе-
рекладины, веревки и прочих отвратительных орудий смерти.
немногое, что остается поведать их историку, мы изложим коротко и прос-
то.
браком в деревенской церкви, где отныне должен был трудиться молодой
священник; в тот же день они вступили во владение своим новым и счастли-
вым домом.
тающихся ей безмятежных дней наслаждаться величайшим блаженством, какое
может быть ведомо почтенной старости: созерцанием счастья тех, на кого
неустанно расточались самая горячая любовь и нежнейшая забота всей жиз-
ни, прожитой столь достойно.
если остатки промотанного состояния, находившегося у Монкса (оно никогда
не увеличивалось ни в его руках, ни в руках его матери), разделить по-
ровну между ним и Оливером, каждый получит немногим больше трех тысяч
фунтов. Согласно условиям отцовского Завещания, Оливер имел права на все
имущество; но мистер Браунлоу, не желая лишать старшего сына возможности
отречься от прежних пороков и вести честную жизнь, предложил такой раз-
дел, на который его юный питомец с радостью согласился.
ледства в самую удаленную часть Нового Света, где, быстро растратив все,
вновь вступил на прежний путь и за какое-то мошенническое деяние попал в
тюрьму, где пробыл долго, был сражен приступом прежней своей болезни и
умер. Так же далеко от родины умерли главные уцелевшие члены шайки его
приятеля Феджина.
кой на расстоянии мили от приходского дома, в котором жили его добрые
друзья, он исполнил единственное еще не удовлетворенное желание предан-
ного и любящего Оливера, и все маленькое общество собралось вместе и за-
жило такой счастливой жизнью, какая только возможна в этом полном прев-
ратностей мире.
где, лишенный общества старых своих друзей, мог бы предаться хандре, ес-
ли бы по своему нраву был на это способен, и превратился бы в брюзгу,
если бы знал, как это сделать. В течение двухтрех месяцев он ограничи-
вался намеками, что опасается, не вредит ли здешний климат его здоровью;
затем, убедившись, что эта местность потеряла для него прежнюю притяга-
тельную силу, передал практику помощнику, поселился в холостяцком кот-
тедже на окраине деревни, где его молодой друг был пастором, и мгновенно
выздоровел. Здесь он увлекся садоводством, посадкой деревьев, ужением,
столярными работами и различными другими занятиями в таком же роде, ко-
торым отдался с присущей ему пылкостью. Во всех этих занятиях он просла-
вился по всей округе как величайший авторитет.
Гримуигу, на которые этот эксцентрический джентльмен отвечал искренней
взаимностью. Поэтому великое множество раз на протяжении года мистер
Гримуиг навещает его. И каждый раз, когда он приезжает, мистер Гримуиг
сажает деревья, удит рыбу и столярничает с большим рвением, делая все
это странно и необычно, но упорно повторяя любимое свое утверждение, что
его способ - самый правильный. По воскресеньям в разговоре с молодым
священником он неизменно критикует его проповедь, всегда сообщая затем
мистеру Лосберну строго конфиденциально, что находит проповедь превос-
ходной, но не считает нужным это говорить. Постоянное и любимое развле-
чение мистера Браунлоу - подсмеиваться над старым его пророчеством каса-
тельно Оливера и напоминать ему о том вечере, когда они сидели, положив
перед собой часы, и ждали его возвращения. Но мистер Гримуиг уверяет,
что в сущности он был прав, и в доказательство сего замечает, что в кон-
це концов Оливер не вернулся, каковое замечание всегда вызывает смех у
него самого и способствует его доброму расположению духа.
им показаниям о преступлениях Феджина и рассудив, что его профессия не
столь безопасна, как было бы ему желательно, сначала не знал, где искать
средств к существованию, не обременяя себя чрезмерной работой. После не-
долгих размышлений он взял на себя обязанности осведомителя, в каковом
звании имеет приличный заработок. Метод его заключается в том, что раз в
неделю, во время церковного богослужения, он выходит на прогулку вместе
с Шарлотт, оба прилично одетые. Леди падает в обморок у двери какого-ни-
будь сердобольного трактирщика, а джентльмен, получив на три пенса брен-
ди для приведения ее в чувство, доносит об этом на следующий же день и
кладет себе в карман половину штрафа. Иногда в обморок падает сам мистер
Клейпол, но результат получается тот же.
не бедственного и жалкого состояния и, наконец, поселились как призрева-
емые бедняки в том самом работном доме, где некогда властвовали над дру-
гими. Передавали, будто мистер Бамбл говорил, что такие унижения и прев-
ратности судьбы мешают ему быть благодарным даже за разлуку с супругой.
свои посты, хотя первый облысел, а упомянутый паренек стал совсем седым.
Они ночуют в доме приходского священника, но так равномерно распределяют
свое внимание между его обитателями и Оливером, мистером Браунлоу и мис-
тером Лосберном, что населению и по сей день не удалось установить, у
кого в сущности состоят они на службе.
том, не является ли честная жизнь наилучшей. Придя к заключению, что эго
несомненно так, он покончил со своим прошлым и решил загладить его, при-
нявшись за какой-нибудь другой род деятельности. Сначала ему пришлось
тяжело, и он терпел большие лишения, но, отличаясь благодушным нравом и
преследуя прекрасную цель, в конце концов добился успеха; поработав бат-
раком у фермера и подручным у возчика, он стал теперь самым веселым мо-
лодым скотопромышленником во всем Нортхемптоншире.
цу работы и охотно протянула бы немного дальше нити этих приключений.
с радостью разделил бы их счастье, пытаясь его описать. Я показал бы Роз
Мэйли в полном расцвете и очаровании юной женственности, показал бы ее
излучающей на свою тихую жизненную тропу мягкий и нежный свет, который
падал на всех, шедших вместе с нею, и проникал в их сердца. Я изобразил
бы ее как воплощение жизни и радости в семейном кругу зимой, у очага, и
в веселой компании летом; я последовал бы за нею по знойным полям в пол-
день и слушал бы ее тихий, милый голос во время вечерней прогулки при
лунном свете; я наблюдал бы ее вне дома, всегда добрую и милосердную и с
улыбкой неутомимо исполняющую свои обязанности у домашнего очага; я опи-
сал бы, как она и дитя ее покойной сестры счастливы своей любовью друг к
другу и многие часы проводят вместе, рисуя в своем воображении образы
друзей, столь печально ими утраченных; я вновь увидел бы радостные личи-
ки, льнущие к ее коленям, и прислушался бы к их болтовне; я припомнил бы
Этот звонкий смех и вызвал бы в памяти слезы умиления, сверкавшие в
кротких голубых глазах. Все это и еще тысячу взглядов и улыбок, мыслей и
слов - все хотел бы я воскресить.
его приемного сына сокровищами знаний и привязывался к нему все сильнее
и сильнее по мере того, как он развивался и прорастали семена тех ка-
честв, какие он хотел видеть в нем. О том, как он подмечал в нем новые
черты сходства с другом своей молодости, которые пробуждали воспоминания
о былом и тихую печаль, но были сладостны и успокоительны. О том, как
двое сирот, испытав превратности судьбы, сохранили в памяти ее уроки, не
забывая о милосердии к людям, о взаимной любви и о пылкой благодарности
к тому, кто защитил и сохранил их. Обо всем этом не нужно говорить. Я
сказал, что они были истинно счастливы, а без глубокой любви, доброты
сердечной и благодарности к тому существу, чей закон - милосердие и ве-
ликое свойство которого - благоволение ко всему, что дышит, - без этого
не достижимо счастье.
на которой начертано пока одно только слово: "Агнес". Нет гроба в этом
склепе, и пусть пройдет много-много лет, прежде чем появится над ним еще
другое имя! Но если души умерших возвращаются когданибудь на землю, что-
бы посетить места, овеянные любовью уходящей за грань могилы, - любовью
тех, кого они знали при жизни, - я верю, что тень Агнес витает иногда в
этом священном уголке. Верю, что она приходит сюда, в алтарь, хоть при
жизни и была слабой и заблуждающейся.
по март 1839 года в новом журнале "Bentley's Miscellany" ("Смесь Бент-
ли"), редактором которого издатель Бентли пригласил Диккенса. Еще до
Максимов Альберт
Русанов Владислав
Корнев Павел
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий
Акунин Борис