Чтение 95–й страницы книги ~Две Дианы~

- вот на что рассчитывал Габриэль. Обе эти возможности вели либо к смерти
Генриха II, либо к его низложению, и поэтому он в любом случае оказывался в
выигрыше. Габриэль, находясь на втором плане, сумеет выдвинуться на первое
место и тогда выполнит свою клятву... Если же надежда эта его обманет, то
пусть свершится воля божья!..

И казалось, надежда не обманывает.

13 июня Габриэль получил сразу два письма. Первое принес в пятом часу
вечера какой-то незнакомец. Он пожелал вручить письмо Габриэлю с глазу на
глаз, предварительно убедившись по приметам, что перед ним действительно
граф де Монтгомери.

Вот что было в письме:

"Друг и брат!

Время настало, гонители истины сбросили свою личину. Возблагодарим
господа! Мученический венец - залог победы! Нынче вечером, в девять часов,
подойдите к дому No 11 на площади Мобер и отыщите там коричневую дверь.
Постучите в дверь три раза с равными промежутками. Вам откроют и скажут: "Не
входите, у нас слишком темно", на что вы ответите: "У меня с собой
светильник". Тогда вас проведут к лестнице, вы в темноте подниметесь наверх,
отсчитав при этом семнадцать ступенек. Там вас спросят: "Что вы хотите?", и
вы ответите: "Справедливости". Потом вас введут в пустую комнату: шепнут на
ухо: "Женева", и вы дадите отзыв: "Жизнь". Вот тогда-то вы и увидите тех,
кто ныне в вас нуждается.

До вечера, друг и брат. Письмо сожгите. Тайна и мужество.

Л. Р."

Габриэль приказал принести зажженную лампу, сжег в присутствии посланца
письмо и вместо ответа сказал ему:

- Я приду.

Человек откланялся и ушел.

"Вот оно! И протестанты уже приступают к делу!" - подумал Габриэль.

Около восьми часов, когда он все еще размышлял о приглашении Ла Реноди,
Алоиза ввела к нему пажа герцога де Гиза.

Паж принес письмо следующего содержания:

"Уважаемый и любезный соратник!

Прошло уже шесть недель, как я вернулся в Париж из армии, где мне
нечего было делать. Мне сказали, что последнее время вы живете у себя. Как
же мы до сих пор не свиделись? Неужели и вы забыли меня во дни всеобщей
забывчивости и неблагодарности? Думается, что на это вы не способны.
Приходите! Я буду ждать вас завтра, в десять утра, в моем турнелльском
особняке.

Приходите хотя бы для того, чтоб утешить друг друга! Во что они
превратили наши победы!

Преданный вам

Франциск Лотарингский"

- Я приду, - повторил Габриэль те же слова.

Когда мальчик вышел, он снова подумал: "Вот оно! Честолюбец тоже
пробуждается!"

И, лелея эти зыбкие надежды, он через четверть часа двинулся на площадь
Мобер.

V. ТАЙНЫЙ СБОР ПРОТЕСТАНТОВ

Дом No 11 на площади Мобер, куда пригласил его Ла Реноди, принадлежал
адвокату по имени Трульяр. Дом этот в народе считали прибежищем еретиков.
Недаром до соседей частенько доносилось по вечерам глухое пение псалмов.

Габриэль без труда отыскал коричневую дверь и, как сказано было в
письме, постучал три раза. Дверь отворилась, кто-то схватил его за руку и
произнес:

- Не входите, у нас слишком темно.

Габриэль ответил:

- У меня с собой светильник.

- Тогда следуйте за мной.

Габриэль повиновался, сделал несколько шагов, почувствовал под ногой
порожек лестницы и поднялся на семнадцать ступеней.

- Чего вы хотите? - спросил его кто-то.

- Справедливости! - ответил он.

Дверь распахнулась, и он очутился в тускло освещенной комнате. Какой-то
человек подошел к нему и сказал вполголоса:

- Женева!

- Жизнь!

Человек тряхнул колокольчиком, и в комнату через потайную дверь вошел
Ла Реноди. Он дружески пожал Габриэлю руку и спросил:

- Вам известно, что произошло сегодня в парламенте?

- Я целый день никуда не выходил.

- Тогда вы сейчас все узнаете. Вы еще в нас не совсем поверили, но зато
мы вполне доверяем вам. Вы узнаете о наших намерениях и учтете наши
возможности. У нас нет от вас секретов. Я даже не беру с вас обещания не
разглашать то, что вы сейчас услышите. С вами такая предосторожность
излишня.

- Благодарю за доверие, - поклонился растроганный Габриэль. - Надеюсь,
вам не придется раскаиваться.

- Теперь пойдемте со мной. Я назову вам по именам тех братьев, которые
вам незнакомы. Об остальном же судите сами. Идемте!

Он взял Габриэля под руку, нажал пружину потайной двери, и они
оказались в большом продолговатом зале, где толпилось человек двести.
Несколько тусклых светильников в разных углах еле-еле освещали лица
собравшихся. Здесь не было ни кресел, ни ковров, ни стульев - ничего, кроме
грубо сколоченной кафедры, одиноко возвышавшейся посреди зала.

Никто не обратил внимания на Габриэля и его спутника. Глаза всех
присутствующих были устремлены на хмурого оратора, стоявшего на трибуне.

- Это советник парламента Никола Дюваль, - шепнул Ла Реноди Габриэлю. -
Он только что начал рассказывать о том, что произошло сегодня в Августинском
монастыре. Послушайте.

А Никола Дюваль говорил:

- Наш обычный зал заседаний был занят в связи с предстоящей церемонией
бракосочетания принцессы Елизаветы, и потому нам пришлось собраться в
Августинском монастыре. Не знаю почему, но самый вид этого мрачного
помещения сразу вызвал у нас какую-то смутную тревогу. Тем не менее
председатель Жилль Леметр открыл, как всегда, заседание. Обсуждали вопрос о
религиозных убеждениях. Антуан Фюме, Поль де Фуа и Эсташ де ла Порт один за
другим говорили о веротерпимости, и казалось, выступления их, четкие и
красноречивые, произвели на большинство присутствующих сильное впечатление.
Эсташ де ла Порт возвратился на свое место под аплодисменты, а слово взял
Анри Дюфор. Но вдруг дверь распахнулась, и парламентский привратник доложил
во всеуслышание: "Король!"

Председатель не выказал никакого удивления, покинул свое кресло и
поспешил навстречу королю. Остальные советники - кто взволнованно, кто
совершенно спокойно - вскочили со своих мест. Король вошел в сопровождении
кардинала Лотарингского и коннетабля.

"Я пришел, господа, не мешать вашей работе, а помочь ей, - изрек он и,
рассыпавшись в любезностях, закончил так: - Мир с Испанией заключен. Но в
трудные годы войны в королевство проникли некоторые лживые вероучения. С
ними нужно покончить, как мы покончили с войной. Почему вы не провели указа
о лютеранах, который я предложил вам?.. Впрочем, продолжайте свои речи... я
вам не помешаю".

Анри Дюфор, воспользовавшись разрешением короля, заговорил о защите
свободы совести и в заключение смело воскликнул:

"И вы еще жалуетесь на смуту? Мы все знаем, кто ее виновник!"

Генрих Второй, закусив губу, побледнел, но ничего не ответил. Тогда
поднялся Дюбур.

"Я знаю, государь, - резко и решительно заявил он, - что у нас каждый
день творятся преступления, которые нужно карать беспощадно: это
прелюбодейство, святотатство, клятвопреступление... Но их не карают,
наоборот - их поощряют! А в чем же тогда обвиняют тех, кого ныне предают
палачу? В оскорблении его величества? Они никогда не забывали помянуть
короля в своих молитвах. Они никогда не затевали ни измен, ни мятежей. И их
предают сожжению только за то, что они узрели всю порочность, все
бесстыдство римского владычества и потребовали обуздать его".

Король не шелохнулся, но чувствовалось, как закипает в нем гнев.

Председатель Жилль Леметр решил сознательно вызвать взрыв его злобы.

"Ведь речь идет о еретиках! - словно в негодовании, воскликнул он. -
Пусть с ними поступят как с альбигойцами [Альбигойцы (от города Альби),
приверженцы еретического учения, распространенного в XII-XIII веках в Южной
Франции, отрицали власть римского папы, десятины, церковные богатства. В
правление французского короля Филиппа II Августа (1180-1223) начались
крестовые походы против альбигойцев, которые привели к массовой резне
населения и сожжениям еретиков и завершились присоединением юга Франции к
владениям короля] - Филипп-Август повелел сжечь шестьсот человек в один
день!"

Эта речь произвела большое впечатление на присутствующих.

Генрих это понял и пошел на крайность:

"Господин председатель совершенно прав. С еретиками нужно кончать! А
для начала вы, господин коннетабль, немедля возьмете под стражу этих двух
мятежников!" - указал он на Анри Дюфора и Анн Дюбура и стремительно вышел,
словно не в силах сдержать бушевавший в нем гнев.

Нет нужды говорить, что господин де Монморанси привел в исполнение