доска, с которой кто-то мокрой губкой стер рисунок. Ушла от него память о
стихающем хрипении теплых гортаней, пальцам не хватало ощущения пружинящих
под ними девичьих тел. Все, что когда-то случилось, отдалилось от него,
исчезло в темноте, не питало его наслаждением и страхом. Память и
воображение неожиданно умерли в нем, и он захотел, чтобы хотя бы поэтому
кто-то умер под его коленями в боли и муке. Он понял теперь, что жаждет
убить, потому что снова голоден. Он хотел дать пальцам чувство обнаженности
девичьих форм, содроганий умирающего тела, захотел убегать по лесу от
догоняющих его людей, мечтал о дуле ружья доктора, целящегося ему прямо в
лоб. Он возжаждал своих и чужих мук, наслаждения и страха, которые проникают
от жертвы в его тело и освобождают от изводящей ненависти. Он мог жить среди
людей и смотреть им прямо в глаза, пока в его воображении оставались муки,
которые он причинял. Но воображение усохло в нем, как старое дерево в саду.
О страшном и поразительном приключении,
которое пережила одна чистоплотная женщина
Ранним утром Рената Туронь поехала автобусом в Барты, а оттуда скорым
поездом в столицу, где в отделанном темными панелями зале серьезного
научного института должна была пройти конференция на тему, над которой она
работала: остаточные проявления языческих обрядов в некоторых деревнях на
севере страны. В поезде Рената Туронь воображала себе седовласых,
образованных и элегантных мужчин, которым - с выражением отвращения на лице,
но чувствуя в себе возбуждающую дрожь - она расскажет о ночи кровосмешения,
которая бывает в деревне под названием Скиролавки. После долгой дискуссии,
может быть, кто-нибудь из этих мужчин ближе заинтересуется поднятой ею
проблемой. Тогда они вместе пойдут в кафе, где и ему передастся та
возбуждающая дрожь, и тогда (в этом месте воображение Ренаты Туронь начинало
работать живее) она пригласит его в свою квартиру, где нет ни Романа, ни
ребенка. Там они продолжат дискуссию о проблеме, пока седовласый мужчина
(скорее всего в очках) вдруг не обнимет ее и потом, несмотря на легкое
сопротивление, не овладеет ею, полный восторга от ее красоты, образования и
интеллектуальности.
В почтовом ящике она нашла уведомление о том, что по причине
августовской жары конференция об остаточных проявлениях языческих обрядов в
деревнях на севере страны перенесена на ноябрь. Тогда Рената вымылась в
своей ванной и ближайшим скорым поездом выехала в обратную дорогу, потому
что ей вдруг пришло в голову, что, может быть, именно этой ночью в
Скиролавках запылает костер на Цаплем острове. И она, по несчастью,
разминется с тем, чего так долго ждала.
Скорый поезд не останавливался в Бартах, Рената Туронь должна была
выйти на одну станцию раньше. Уже закончился теплый августовский день, но до
вечера и сумерек еще оставалось много времени. Туронева не принадлежала к
женщинам обеспеченным, впрочем, на свою зарплату она содержала не только
дом, но и мужа. Поэтому она прошла мимо стоянки такси и за городком
остановилась на обочине шоссе, ведущего в Скиролавки, того самого, которым
зимой доктор вез к себе панну Юзю. Рената Туронь воображала, что вскоре на
шоссе остановится сверкающий лаком автомобиль с каким-нибудь мужчиной
(среднего возраста или пожилого, а может, с двумя мужчинами?) и после
получасовой езды через леса она еще до темноты окажется в доме Видлонгов,
возле мужа и сына. Воображение (а как отсюда видно, оно у нее было развито в
достаточной степени) подсовывало ей и другую версию путешествия: мужчина или
двое мужчин предлагают ей короткий отдых в лесу, где они начинают вести себя
неприлично, дотрагиваются до ее колен и бедер (она хотела, чтобы
какой-нибудь чужой мужчина убедился, какая у нее гладкая кожа на бедрах).
Она допускала мысль, что может произойти наихудшее, что она будет
защищаться, царапаться, кусаться, но не слишком сильно, чтобы не оставить
следов от своих ногтей на их лицах и руках.
Шоссе, однако, словно вымерло. Простояв довольно долго, пани Рената
увидела порожний грузовик, возвращающийся с лесопилки. В кабине тряслись
трое просмоленных мужчин в грязных комбинезонах. Они посалили ее к себе и
двинулись через леса. Украдкой глядя на их небритые и грязные лица, на почти
черные руки, она вдруг испугалась, что они вдруг свернут в сторону и там, на
какой-нибудь лесной поляне, жестоко ее изнасилуют. Всякая оборона не имела
смысла, и она, видимо, даже и не пробовала бы защищаться, чтобы они не
порвали на ней блузку и трусы. Втиснутая меж грязных мужчин в тесную
кабинку, она раздумывала, какие части гардероба нужно бы снять, а в каких
она могла бы остаться в ходе изнасилования. С отвращением она вдыхала запах
грязи и мазута, алкоголя и дыма дешевых сигарет. Она боялась, но в ней снова
очнулась та странная внутренняя дрожь, которая сопутствовала ей в те часы,
когда она сидела у окна в доме лесника. Дрожь нарастала с каждым километром,
оставшимся позади, и наконец, когда грузовик резко затормозил возле
сворачивающей в лес песчаной дороги, Рената Туронь издала что-то вроде стона
наслаждения. "Мы сворачиваем, а вам до Скиролавок еще четыре километра", -
сказал ей водитель.
Рената Туронь отдала небольшую плату за проезд и, теша себя надеждой,
что, может быть, остаток пути она проедет в каком-нибудь элегантном авто,
смело пошла через лес.
Тем временем наступил вечер - тихий и ясный. Ночь только еще притаилась
в лесу, но на шоссе все еще оставался свет уходящего дня. Густой темный лес
тянулся по обеим сторонам дороги, то и дело оттуда долетал холодный запах
листьев и смолы, но сильнее всего пахло разогретым асфальтом. Идти было
приятно, тем более что до Скиролавок было недалеко. Только быстрее, чем она
предполагала, на дороге начало темнеть.
Если бы Рената Туронь страдала избытком воображения, может быть, она
почувствовала бы страх перед надвигающейся темнотой. Наверное, она ускорила
бы тогда шаг или даже начала бы бежать. Но ведь она принадлежала к женщинам
рассудительным и разумным. Раз шоссе и лес были безлюдными, то не нужно было
ждать злоумышленников. Время от времени на дороге появлялся легковой или
грузовой автомобиль, но каждый раз со стороны Скиролавок. И лесной разбойник
должен был считаться с фактом, что в каждую минуту из-за какого-либо
поворота может выскочить автомобиль, и бандитский замысел тогда пропадет
даром. Итак, Рената Туронь чувствовала себя в относительной безопасности и в
пешей прогулке находила пользу - немного похудеют ее слишком толстые бедра.
Уже только километр отделял ее от Скиролавок. Потом полкилометра.
Совсем близко находился дом доктора на полуострове, а несколько дальше, на
перекрестке - лесничество Блесы. К сожалению, сумрак внезапно сгустился, и
по обе стороны шоссе появились зеленоватые глазки светлячков. Рената Туронь
вспомнила, что проходит именно возле того места, где на небольшой полянке
убили маленькую Ханечку, а немного дальше, в яме, оставшейся после саженцев,
нашли убитую девушку из чужих краев. Страх пронизал Ренату, затрепетало ее
сердце, и ее движения как будто парализовало - она уже не шла резво и
пружинисто, а старалась ступать осторожно и тихо. Оставалось уже недалеко до
перекрестка. К радости Ренаты Туронь, из-за поворота со стороны Скиролавок
выехал грузовик. В свете фар она почувствовала себя увереннее, ускорила шаг.
Грузовик медленно миновал ее, и Туроневу охватила темнота, еще большая, чем
раньше. Но теперь она уже чувствовала себя в безопасности, потому что сквозь
стволы видела освещенные окна лесничества. На момент она задержалась, чтобы
успокоить сильно колотящееся сердце. Лесная тишина подействовала на нее
благотворно, она слышала отдаляющийся шум мотора грузовика, который вдруг
затих совсем - видимо, водитель миновал очередной поворот.
Ощущение покоя открыло ей глаза на необходимость удовлетворить одну
неприятную физиологическую потребность. Она все откладывала это с самого
выезда из столицы, потому что не любила железнодорожных уборных, вечно
грязных и вонючих. Она сошла с шоссе в кювет, положила на траву дорожную
сумку и вынула из нее кусочек лигнина. Подтянула юбку, сняла трусики,
присела на корточки. Она закончила неприятное дело, жалея, что не может тут
же вымыть руки, когда вдруг услышала за собой шелест сухих листьев и чье-то
быстрое дыхание. Потом за затылок ее схватили сильные руки. Она громко
закричала. Напавший (как это потом выяснилось) поскользнулся на
экскрементах, которые она минуту тому назад удалила из своего организма, и
упал на землю. Но тут же вскочил и снова бросился на Ренату. Однако Туронева
была женщиной сильной, она повернулась к налетчику лицом и тоже схватила его
руками. Он подставил ей ногу и снова опрокинул на землю, разрывая на ней
блузку и бюстгальтер. Сильная жажда, казалось, прибавляет ему сил, хоть,
борясь с ним, она подозревала, что имеет дело с человеком молодым и слабым.
"Пусти", - хрипела она, он, однако, не слушал, только сильнее придавливал ее
коленями. Она не видела ни черт его лица, ни носа, ни губ. На миг она
почувствовала на своих обнаженных грудях шершавую тяжесть тела одетого
мужчины, что наполнило ее наслаждением и лишило сил. Это было молодое,
упругое тело дыхание налетчика показалось ей свежим и горячим. Она
чувствовала, как его рука задрала ей юбку и скользнула между бедер. Ей
доставило удовольствие его поспешное и жадное блуждание в околицах полового
органа, сжатие руки на взгорке лона, боль, которую он причинял бедрам, силой
стараясь их раздвинуть. Пришла минута, о которой она давно мечтала, но он
вдруг перестал шарить возле промежности, двумя руками схватил Ренату за
горло и начал душить. Она поняла, что ее ждет смерть. Тогда она укусила его
за руку, схватила за волосы и, напрягая все силы, спихнула его с себя. Ей
показалось, что она слышит названную им свою фамилию "Туронева". Налетчик
внезапно отскочил в сторону и прежде, чем она осознала, что свободна, исчез
в лесной темноте.
Плача, она пошла в лесничество Блесы - в разорванной блузке, держа в
руке бюстгальтер. Она плакала и стонала, охваченная страхом, но и слегка
печалясь, что ничего не случилось, что он убежал, лишил ее тяжести своего
молодого и упругого тела, горячего дыхания, алчной и ненасытной жадности
рук. Почему он хотел ее убить? Почему должен был убивать, а не брал того,
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Доставалов Александр
Перумов Ник
Маккарти Кормак