Чтение 95–й страницы книги ~Дело Локвудов~

знали другие. В этом смысле мой отец был больше похож на настоящего
негодяя, чем я.

- А Бинг - негодяй?

- Ты застигла меня этим вопросом врасплох. Я к нему не подготовлен.

- Ну все-таки?

- То обстоятельство, что ты говоришь это в форме вопроса, а не
заявляешь категорически, что твой брат не может быть негодяем, уже
интересно само по себе. Ты немного тревожишься за него?

- Его письма говорят мне больше, чем он, наверно, предполагает, -
ответила она.

- Я предпочитаю писать открытки, хотя и посылаю их в конвертах.
Стараюсь писать короче. Что же в нем тебя беспокоит?

- Наверно, то, о чем говорил ты. Только я бы это выразила, конечно,
иначе. Это связано с честолюбием. С тобой и дядей Пеном. С историей семьи
Локвудов.

- А о себе он что говорит?

- Сознательно или невольно?

- И так и этак. Что в его письмах заставляет тебя тревожиться?

- Это не совсем тревога, папа. Пока нет ничего, что внушало бы тревогу.
Во всяком случае, мне не внушает. Впрочем, что я болтаю? Я действительно
тревожусь. Он огрубел, стал жестче.

- Ну, это можно понять. Нефтяники такой народ, что даже как будто
бравируют своей грубостью.

- Ты думаешь, что Бинга сделала таким его работа? По-моему, нет. Да ты
и сам так не считаешь.

- Нет, пожалуй, не считаю. Но тогда остается одно объяснение: это я его
ожесточил. Разумеется, такое признание не доставляет мне удовольствия.

- Но я рада, что ты сделал его таким. Что ты приложил к этому руку.

- Конечно, приложил. И если жесткость - это все, что тебя тревожит, то
перестань тревожиться. Ему это качество еще пригодится. Иначе он потерпит
фиаско, и вот тогда будет о чем тревожиться. Твой брат не настолько тверд,
чтобы устоять на ногах в случае неудачи. Да ты и сама, по-моему, это
знаешь, Тина. Твой брат - слабый человек.

- У тебя есть основания так говорить? - спросила она. - Или это лишь
общее впечатление?

- И то и другое.

- А точнее ты не хочешь мне сказать?

- Нет, не хочу.

- Он нечестен?

- Я бы не сказал. Уверен, что это не так. Люди, с которыми... шишки, с
которыми он играет в покер... они не стали бы играть с ним в покер, если
бы он был нечестен. В сделки вступали бы, а играть в покер - нет. И к нему
домой не пошли бы, и к себе не позвали бы. Нет, он не бесчестен.

- Тогда я знаю, в чем его слабость, - сказала она. - Женщины.

- Ты произнесла это очень уверенно.

- Да, я уверена. Меня только интересует, откуда это тебе известно. У
него это началось лишь после женитьбы, ты же его с тех пор ни разу не
видел.

- А у тебя откуда эта уверенность? - спросил он. - Ты ведь тоже почти с
ним не видишься.

- Он разговаривает со мной по телефону и пишет письма. Что это делается
с мужчинами, папа? Рита - хорошая, привлекательная женщина, я бы даже
сказала, что она лучше Бинга. Но едва они поженились, как он начал
куролесить.

- Кажется, я понимаю, что это значит.

- Наверно. У него связи с другими женщинами.

- Жена об этом знает?

- Не могу сказать. Я видела ее только дважды. Она не из тех, кто легко
сходится с людьми. Очень любит Бинга. Наверно, какое-то время он сможет ее
дурачить, Энергичен, всегда в движении, поэтому она может не догадаться.

- И не видеть того, чего не хочет видеть, как это часто бывает.

- Да. Но я совсем не уверена, что он сам так же терпим, как она. Должна
тебе сказать, что Рита - женщина что надо, можешь в этом не сомневаться.

- Я и не сомневаюсь. Видел ее фотографию.

- Конечно, я могу и ошибаться на ее счет, поскольку мы почти два года с
нею не виделись. Но не исключено, что ее терпение уже иссякло.

- Нет, я уверен, что не иссякло. Как уверен и в том, что твой брат до
сих пор ее любит.

- Надеюсь, - сказала она. - Но ты не говоришь мне всего, что знаешь.

- Правильно. Никогда не говорю всего, что знаю. Скрытен по натуре.

- Это-то мне известно. Но сегодня ты держишься более открыто, чем
когда-либо.

- Начиная с открытой раны на руке. Идем обратно? По-моему, мы уже
надышались свежим воздухом.

- Как хорошо, что мы можем вот так разговаривать, - сказала она. -
Почему сейчас можем, а раньше не могли?

- За это мы должны, видимо, быть благодарны твоему путевому обходчику и
дяде Пену. И тому, что творится в последнее время у меня в душе.

Дорога к дому здесь была крутая, и это заставило их замедлить шаг.

- Мне хочется, чтобы ты пожила у нас немного, - сказал он. - Конечно, я
тебя не принуждаю. Деньги можно перечислить на твой счет в банк Моргана.
Только подпиши кое-какие документы.

- Какие деньги? Ах да, дядя Пен. Я еще здесь побуду. А если мы с
Джеральдиной надоедим друг другу, то я всегда могу уехать в Нью-Йорк.

Собственного автомобиля у нее не было, и Джордж разрешил ей
пользоваться своим "паккардом", так что она могла уезжать и возвращаться
домой в любое время. Джордж удивился, когда она предложила Джеральдине
ездить вместе в Филадельфию за покупками и в Гиббсвилл - к парикмахеру. Он
объяснял перемену в их отношениях тем, что существенно изменилась сама
Тина: она стала женщиной, и его жена относилась к ней теперь иначе. Это
очень умно со стороны Джеральдины, но, возможно, объяснялось не столько
умом, сколько женским инстинктом. Джордж никак не комментировал эту
перемену, не задавал никаких вопросов и не допытывался, о чем они между
собой говорят, но обе явно радовались тому, что их отношения изменились к
лучшему.

Хотя бы на время у Джеральдины появилась компаньонка, общение с которой
доставляло ей удовольствие. Тина обладала тем жизненным опытом, который в
какой-то степени позволяет молодой женщине совместить свои интересы с
интересами женщины старше ее годами. Несмотря на молодость, Тина успела
сформироваться как зрелая женщина, и ей нетрудно было найти с Джеральдиной
общий язык.

Как-то так получилось, что пребывание Тины в доме отца затянулось на
неопределенное время. Никакого разговора о том, что она может остаться
навсегда, не было, поэтому она по-прежнему считалась гостьей. В частности,
она отклонила предложение отца купить ей автомобиль.

- Когда я не смогу пользоваться твоей машиной, то буду ездить на
"пирсе".

- Для девушки он тяжеловат, - сказал Джордж.

- Что ты! Знаешь, какой "рено" был у нас во Франции? Величиной с
грузовик. И выглядел как грузовик - такой у него был радиатор. Нет, папа,
благодарю. Купишь, а потом не будешь знать, что с этой машиной делать.
Вдруг мне вздумается уехать в тот самый день, когда ее привезут.

- Ты не хочешь связывать себя, - сказал он.

- Ну, автомобилем меня не свяжешь.

Так прошел месяц. Погода стояла хорошая, и Эрнестина не торопилась
уезжать. В городе прошел слух, что она никуда по уезжает, и девушки, и
молодые люди, знавшие, что она хорошо играет в теннис, стали искать ее
общества. Когда-то она обыгрывала всех своих сверстников в Гиббсвилле,
часто играла и с братом, который дважды завоевывал первенство округа в
одиночной игре. Близких подруг среди девушек, с которыми она когда-то
росла, у нее не было, но, начав теперь появляться на теннисных кортах
загородного клуба, она заново познакомилась с ними. Весна была теплой, и
Эрнестина могла бы играть ежедневно, если бы хотела сблизиться с этой
публикой. Но она держала их на определенной дистанции и простодушно
призналась отцу, что покой для нее - лучшее лекарство, поэтому она и
откладывает свой отъезд.

Однажды, приехав из загородного клуба, она застала отца на террасе за
ленчем.

- Пусть мне подадут то же, что и тебе, - попросила она.

- Играть ездишь всегда по утрам, а на ленч никогда там не остаешься, -
удивился он.

- Не всегда по утрам. Но я действительно оттуда удираю, как только
вижу, что собирается компания для выпивки. Меня интересует теннис, а не их
общество. Их светская жизнь - это коктейли и сплетни. К черту это все.
Если я становлюсь на сторону Джулиана Инглиша, то они начинают воображать,
что я все еще влюблена в него. Господи, да они, наверно, дяде Пену все
косточки перемыли. Воображаю, что они говорили бы, если б знали, что я
связалась с женатым человеком и что он меня бросил.

- Я не знал, что он тебя бросил, - сказал отец.

- Это они бы так заключили. Нет. Спорт спортом, а все остальное - не
для меня. Я ведь тоже переутомилась, папа. Но вот что странно: я думала,
что пребывание здесь потребует от меня нервного напряжения, а этого не
случилось. Я стала меньше курить - ограничиваюсь десятью сигаретами в день
- и сплю как невинный младенец. Которым не являюсь. Скоро я поправлюсь
настолько, что готова буду снова попытать счастья.

- В чем же?

- Странно это от меня слышать, да?

- Отчего же, возможно, это кое-что и проясняет, - сказал он.