суток не уговоришь Стаса написать чистосердечное признание, он сдохнет. И
никто, ни папа-генерал, ни ты, майор, ни вся ваша уважаемая структура, его
не спасут.
высыпал на ладонь горсть патронов.
***
каждом запалили по свечке. Потрескивали сырые дрова в печи, дым застревал в
горле, не давал дышать. У липового отвара, которым поила бабушка маленького
Володю, был едкий горький привкус. Склоненное лицо бабушки казалось сгустком
все того же дыма. Володя слышал звон рукомойника, видел, как плывет прямо на
него бело-розовое зыбкое чудище с огромными стеклянными глазами, тянет к
нему руки, трогает шею твердыми пальцами, повторяет вязкое, трудное слово:
пневмония, и растворяется в дыму.
живая, светящаяся ниточка, и Володя стал потихоньку продираться сквозь мрак.
***
от неминуемой смерти глухонемая знахарка, сожительница кладбищенского
сторожа.
но не помнил, как она приходила в избу во время его болезни. Он знал
совершенно точно, она ни при чем. Спас его тонкий одинокий звук, который был
всего лишь плачем его бабушки. Если бы он не слышал, как плачет бабушка, он
бы заблудился во мраке и умер. Однако никому никогда он не рассказывал об
этом и делал вид, будто верит, как и вся деревня, что спасла его глухонемая
знахарка.
к лохматым теням, к дыму, к треску сырых поленьев, словно не было пятидесяти
с лишнем лет, вмещавших юность, зрелость, всю его огромную и мгновенную
жизнь.
слишком тяжел и не мог, как семилетний мальчик, уцепиться за ниточку,
проскользнуть сквозь мрак.
забытье, генерал понял, что скорее всего умрет этой ночью, и попросил жену
быть рядом. Она сидела в кресле, поджав ноги, то дремала, то тихо плакала, и
каждые полчаса проверяла, дышит ли он.
открыл глаза, сел на кровати, увидел, что небо черное, услышал долгий раскат
грома, позвал Наташу, чтобы она открыла окно. Шум ливня ошеломил его. Ему
даже удалось встать, сделать несколько шагов, ухватиться за подоконник и
почувствовать, как летят в лицо ливневые брызги.
Он медленно побрел в прихожую. Там майор Сергей Найденов снимал мокрую
куртку.
подкидывал на ладони зажигалку.
накрыла его пледом.
***
спокойное, и у Натальи Марковны на секунду счастливо вспыхнули глаза.
насильно усадила в кресло.
долез на стройку за кабелем..."
гостиную. Громкость была небольшой, но казалось, от напряжения вибрируют
стены.
к станции. И все. И нет тебя...".
есть двое суток, - медленно проговорил Сергей, - никакого наказания тебе
нести не придется. Срок давности истек. Да и статья небольшая. Причинение
смерти по неосторожности. Максимум три года условно. Это просто Юре Михееву
так сильно не повезло.
Это провокация! Вы же знаете, я болел, лежал с температурой и той ночью
никуда не выходил из дома! Был свидетель, няня Мария Петровна. Я ничего
писать не стану!
помнишь, мы с тобой уехали тогда на недельку в наш ведомственный дом отдыха
"Березки". Здесь оставалась Мария Петровна. Ей было уже восемьдесят, и перед
сном она принимала сильное снотворное. Мы с тобой вернулись именно в то
утро, довольно рано, часов в девять. Еще ничего не было известно о Маше
Демидовой.
то утро. Стас встретил нас бледный, совершенно больной, и сказал, что ночью
у него было под сорок и он не мог подняться с постели. В прихожей стояли его
кроссовки, грязные и мокрые насквозь. К ним прилипла трава и застывшие комья
известки. Я долго чистила их, мыла, набивала газетой, они были совсем новые,
страшно дорогие, и не хотелось выбрасывать. Однако пришлось. Они затвердели,
потеряли форму. Строительная грязь въелась намертво. - Наталья Марковна
тяжело поднялась, вышла и вернулась через минуту.
помню, все как в тумане! Зачем вы мучаете меня? Михеев умер, и это уже
никому не нужно.
Палыч. Пиши, Стас. Не бойся. Ничего тебе за это не будет.
слова на бумаге. Белый лист заполнялся строчками. Наталья Марковна смотрела
сначала на сына, потом перевела взгляд на чужого человека, который молча
сидел в кресле.
жить дальше с этим лицом и с этим именем какой-то своей, отдельной, далекой
и непонятной жизнью. Наталья Марковна не могла оторвать от него глаз.
ее души и затерялась навеки в чистом полуденном небе.