Потом он достал из шкафа нарисованную шкуру тигра, расстелил на диване - по
качеству исполнения и размерам примерно подходит. Издалека так не отличить,
до чего хорошо соткано и раскрашено. Но нести ее абхазской принцессе -
посчитает за насмешку над древним обычаем, за издевательство. Лучше уж
признаться, покаяться и преподнести цветы...
Шабанов нашел газету, завернул букет, но все-таки было видно, что это
цветы. Увидят - не поймут: если начальник штаба ходит на почту с цветами,
значит, все ясно... Достал пакет, опустил туда сверток и повесил на
вешалку.
И все-таки идти на почту было рановато, там может колготиться народ, значит
не поговорить, не объяснить, что нет больше тигровых шкур даже за тремя
морями. Да и про хождение за них придется помалкивать...
Он дождался восемнадцати тридцати, взял пакет и стал спускаться вниз по
лестнице. Глазок в двери Заховая опять был заполнен чьим-то взором, должно
быть, домашние особиста сотрудничали с отцом, эдакий семейный подряд на
ниве безопасности. Шабанов пошел дворами, через ППН, думая, что меньше
народу встретится на пути, однако просчитался: люди сновали повсюду и
больше всего - в парке. Неподалеку от того места, где произошла стычка с
братьями-абхазами, откуда-то появился товарищ Жуков.
- Ну, как сегодня полеты? - на ходу спросил Герман.
- Пока нить во сне, - отмахнулся тот. - Слушай, за что Заховай Коперника
арестовал?
- Придрался к документам...
- Да я его два года знаю! Нормальный мужик!
- Пошел он... Мне не понравился.
- Ты читал, как он описал мою атаку? И вообще молодец, собрал все случаи!..
А ты куда сейчас?
- На почту, от матушки посылка пришла.
- Я с тобой! Потом идем Коперника выручать! Сначала к Ужнину, потом в округ
позвоним.
- Не пойду, - обронил Шабанов. - Говорю же, рожа его не нравится.
- Ну как хочешь, я тогда сам!.. Ты вернулся, значит? Ну и что, порядок? Без
приключений? Ничего за собой не заметил?
- А что я должен заметить?
- Помнишь, говорил: она должна объявиться, показаться...
- Лучше расскажи, как полетал сегодня.
- Опять никак!
- Ладно, я же видел, катался по полосе с распущенным хвостом...
- А только и получается, что хвост распускать! - засмеялся он, и Шабанов
лишь сейчас понял, что кадет пьян. - То педали колом, то ручка не идет, то
чудится - пожар на борту. Включаю торможение... Три раза сегодня хвост
распускал, один раз чуть с копылков не слетел, за полосу выкатился. Пинков
от зама наполучал - бока ноют!
- Завтра от Ужнина получишь!
- Да мне наплевать, Катерина ручкой погладит в все снимет! - кадет вдруг
остановил его на крыльце почты. - Слушай - я же вчера ее избил. И теперь
домой появляться...
- Избил?..
- Ну!.. С ней невозможно по городку ходить Идет и всем улыбается!.. Бывшую
жену мою встретили - улыбается! А мужиков так ни одного не пропустит!
Оказывается, я такой ревнивый!
- Она не улыбается, - заступился Шабанов, выглядывая в окнах почты, есть ли
народ. - У нее строение лица такое...
- Рассказывай! Будто я не знаю!.. В том-то и дело! У меня дела не идут,
взлететь не могу - она улыбается!.. Ну, разозлился вчера и дал, как
следует. С какими глазами теперь идти?..
- Посылку получим - пойдем ко мне, - Герман открыл дверь.
Магуль оказалась на месте, ее пальчики в окошке считали деньги: недавно
давали зарплату, целый день принимала переводы... Шабанов снял газету с
букета и просунув руку, положил букет перед ней, прямо на купюры. Она
угадала, кто это, и когда высунулась в амбразуру, еще не успела скрыть
своих чувств - удивления и восторга, но тут же совладала с собой, и опять
превратилась в непроницаемую восточную женщину. Не виделись они с того
самого момента, когда Магуль прибежала в ППН отбивать его от своих братьев.
Он хотел начать покаяние, подыскивал слова, однако кавказская невеста
опередила:
- Ты за посылкой пришел, да?..
- Мне ужасно пхашароп, но выходит так, - признался Шабанов и положил
извещение.
Через полминуты она вынесла со склада объемный почтовый мешок, поставила на
весы и подала бумагу.
- Заполни там, хорошо?
Она не сердилась, не обижалась и никак не показывала своей
разочарованности, что он не исполнил обещания, вероятно, знала, как это
трудно - добыть тигровую шкуру.
- Я сейчас угощу тебя сыром! - подбодрил он себя. - Моя матушка делает
домашний сыр с перцем! Почти как на Кавказе! Дай что-нибудь вскрыть!
- Очень хочу попробовать сыра, - сказала она, подавая ножницы.
- И я хочу! - в затылок дыхнул кадет. - Сегодня три стакана замахнул без
закуски. Голодный - умираю! А домой идти, в семейный рай - грехи не
пускают...
Шабанов вонзил ножницы в мешок и стал его разрезать. Когда-то, в пору
дефицита всего, матушка купила несколько метров вафельных неразрезанных.
полотенец и года три подряд зашивала в них посылки. Ткань поддавалась
плохо, особенно на птах.
Магуль посмотрела на это и сказала:
- Нельзя так резать, Герман. Там упакована одежда. Ты испортишь ее. Дай я
сама.
Он отдал ножницы, сел за стол заполнять сопроводительную бумагу, и тут в
дверях очутился вездесущий и всевидящий Заховай - выследил, гад! Жуков
сделал вид, что помогает вскрывать посылку, дышал в сторону, но получалось,
на Магуль...
Особист присел рядом, взял бланк перевода.
- Я предупреждал, - прогнусавил в нос. - Тебе не следует ходить на почту.
Тем более сейчас, на новой должности...
- От матушки посылку получил! - громко сказал Герман. - Вон, пожалуйста...
- В следующий раз отправляй подчиненных...
- Герман? - вдруг позвала Магуль. - Что это, Герман?..
Товарищ Жуков спускал вниз разрезанный мешок - из него выливался, вытекал
красно-полосатый мех...
- А где сыр? - спросил кадет.