грабили и жгли, обращая в пепел плоды нелегкого труда пахарей, угоняя
скот, <сотворяя землю пусту> - по выражению древнего летописца? Разогни и
чти древние книги, а я закрою лицо руками и восплачу от скорби и стыда! Не
должен человек, даже и в войнах, губить и зорить людей своего племени и
землю народа своего.
уничтожив Тверь и Кашин, главные города княжества, и заодно, с наворопа,
разорив и опустошив Новоторжскую волость Господина Великого Новгорода.
Новгородцы едва откупились от татар двумя тысячами гривен серебра.
ратники из полка вслух жалели об этом: в Твери-то уж можно бы было
наверняка поживиться! Их повели на Кашин, но и Кашина, прежде них
захваченного татарами, толком повидать им не удалось, а уж пограбить - и
того менее.
забирая полон, расшибая мелкие отряды вооруженных смердов и случайных
тверских ратников, что дерзали сопротивляться, защищая свои дома, семьи и
скот. Спали мало, все были жадны и измотаны. Торопились набрать полону,
ругались, когда приходилось охранять награбленное добро какого-нибудь
воеводы - великого боярина московского, который, конечно, и брал не так и
не по стольку, как рядовые дружинники, уводя народ целыми толпами, увозя
добро десятками возов.
а жадны - страсть! Будто и не кормят их! Едва не сцеплялись порою из-за
добычи.
какой-то тупой, бычьей храбрости, похоже, страха вовсе не знал. Полону с
ним добывали все ратники, но уж зато и сам брал чего хотел и у кого хотел.
Перечить не смели. Потому - что подороже - прятали от еговых глаз. Мишук
раза два поцапался со старшим, и тот, в отместье, поставил его нынче
сторожить сарай с полоняниками. Рядом, у соседнего сарая, куда набили
женок и детей, стояли татары, и Мишук должен был смотреть враз: и чтобы не
утекли свои полоняники, и чтобы татары не перехватили какого мужика к
себе, в повозные ли, в конюхи. От густоты полона избаловались. Чуть не у
каждого был свой холоп-полоняник, что обихаживал коней, рубил дрова,
стряпал, вьючил и перетаскивал кладь.
ежился, поминая, что те, в сарае, сидят многие без шуб и валенок,
содранных ратными. По всему - к утру из сарая десяток трупов придет
выносить!
тепла ради - сбившихся полоняников, Мишук подумал: словно овцы в загоне!
Старый да малый, взрослых, в силе, мужиков и нет, почитай! Тоже мне,
полону набрали! Он потрогал старика за плечо. Тот поднял голову, поглядел
мутно. Видимо, был ранен. <Окончится к утру!> - подумал Мншук. Помявшись,
тронул еще раз:
из сарая. В куче полоняников зашевелились, еще кто-то двинулся было.
кучу. Мишук задвинул засов и указал старцу на огонь: - Грейся, старче! Не
то замерзнешь до утра!
самом пламени, потом взглянул на Мишука, подвигал бородой, как лошадь,
жующая овес, выговорил наконец хрипло:
калеными камнями, потом отрезал ломоть хлеба. Все это делал назло старшому
- пущай не ставит полон сторожить вдругорядь! Так только, чтобы не
молчать, спросил затем старика, кто он и откуда. Того звали Степаном.
Деревню его разорили дня три-четыре назад, убили сына:
князь Михайлой ходили... - сказал старик без выражения, тупо уставясь в
огонь. Он медленно жевал хлеб, растягивал, бережно глотая. Видно, все эти
дни уже и не ел ничего...
голосу строгость. Все ж таки пущай не забывает, что полоняник теперь!
замолк, трудно пережевывая хлеб.
наша, московская отчина, а тута Тверь!
в Тверь побегли тогды, батьку дорогой похоронили, ну а я с женкой сюды
подались, на тихие места. Вот те и тихие... И всюю жисть нам порушили,
нехристи окаянные...
Мишуку. Да нет, куда! Такого и не бывает! Поперхнувшись, он отмотнул
головой. Нет, конечно, нет! Батина дружка тута стретить? Такого и в
сказках не выдумают!
переславской? Ну, дак знашь тогды, от Клещина-городка невдале стоит.
же тупо глядя в огонь, дожевывал хлеб.
горле.
сарай идтить?
что ежели старец не соврал, то это беда и беда непоправимая. - Може, из
другой деревни какой?
паря?
глаза, просительно (хоть тут бы ошибиться ему!) вымолвил:
Михалкич? Ай жив? Друг был первой!
и голосом:
удалось! И я вот, скоро... тоже... А ты как его знашь? Слыхом ли, родич
какой?
отца обгадишь.
засуетился, соображая, чем может снабдить старика на путь. - Пересидишь
где-нито, а там рать дет, снова закрестьянствуешь тута!
вишь... лучше б меня, старика... Не побегу, парень. Сноха у меня тута с
дитем, с внуком моим, значит. Тамотка сидит у татар. Авось вместях
погонят...
попала.
ты тута посиди, не уйди никуда, а я сейчас!
сумы (все одно граблено, так не жаль!) и воротить назад было делом не
долгим. С сапогами, прихватив рогатину, двинул Мишук к татарам. Сторожи
попались бестолковые, кабы не знатье слов татарских - спасибо Просинье,
выучила, - век бы не договорил с има! За тимовые сапоги, разглядев алую
мягкую кожу, татары, покричав и поспорив, согласились выдать женку с
дитем. После долго выкликали, искали, вс° выходили не те. Мишук злился:
ночь пошла на исход, и уже мог подойти сменщик, а тогда - конец! Наконец
Степанова сноха нашлась, и, слава Богу, была она даже в обутке: лаптей еще
не снимали у полоняников с ног. Глянув, однако, на промороженные звезды
над черным лесом (самые стояли, как на грех, крещенские морозы!), Мишук
сообразил, что радоваться ему еще рано. Старика со снохою и дитем
требовалось снарядить в дорогу, не на смерть же посылать людей! И тут,
мысленно перекрестись, впервые в жизни решился Мишук на воровство.
Овчинные зипуны, обутку, снасть хоть какую-то...
будет за это утром. Нож, хороший, булатный, отдал старику свой, с пояса.
Мешок гречи (пропадать так пропадать!) взял тоже из полкового запаса -
попросту сказать, с воза стянул; кремень, огниво, попонку прихватил - дитю
укутать годнее. Только коня не решился отдать старику. Ну да, Бог даст,
уцелеют, найдут и коня! Разбежавшейся скотины сейчас по лесам
видимо-невидимо.
Мишук спроворил все, что было надобно им на первый случай. Принес яловые
сапоги для старика, и тот, обувшись и натянув овчину, стал как-то враз и
бодрее и выше ростом. Матерый оказался старик, широкий в плечах.
Махров Алексей
Березин Федор
Самойлова Елена
Роллинс Джеймс
Белогорский Евгений
Смит Кордвейнер