тебе подданные перестали страшить всякий час за свою жизнь.
привечал гостей, не следил законы.
Непременно родит! Ты слишком... тонок, коназ (хан явно не нашел слова), ты
как святой, нельзя так! Врагов надобно убивать, так велит закон!
елико возможно, миловать и прощать, ибо допускает раскаянье преступившего
и спасенье покаявшегося!
возможно? - Джанибек смотрит на него, молодо раздувая ноздри. - Ты
мыслишь, как дервиш!
землю! Правитель не может быть святым.
же убил коназа Юрия? Он не поверил в его раскаянье? Или совершил грех?
казнил за донос, как каждый из нас, встретив Иуду Искариотского, ни на
минуту не задумавшись, казнил бы его! И поверь мне, хан, ни разу за время
ожидания казни совесть не укорила князя Дмитрия Грозные Очи. Он знал, что
вершил суд, а не преступление. Я тоже обязан вершить суд и карать по
совести моей. Каков мир, окружающий нас, видим мы оба... Надо драться,
когда подступает враг, и надо казнить... Но без ненависти! Так, как на
наших иконах изображают Георгия, победителя змея. Он убивает змея, но не
радует тому, а как бы исполняет долг, очищая мир от зла!
не пьешь? Не хочешь? Тогда ешь! Бери хурму! Вот виноград, дыня, урюк,
инжир! У тебя этого нет, все бери!
бородкой, без спросу вошел в юрту, скорым шагом подошел к хану,
наклонился, спросил о чем-то вполголоса. Оценивающим рысьим взглядом
окинул урусутского гостя, вышел. Хан проводил его чуть насмешливым нежным
взглядом своих удлиненных глаз. Сказал с невольною гордостью:
Хорош?
не понравилось ему. Но о чужих детях не спорят с их родителями. Самый
умный не поймет порицающего, затаит обиду, а то и месть. Дети, тем паче
сыновья, - надежда отцов. В сыне оставить себя - вот чего хочет любой.
блага твоей земли?
убийств. Постараюсь держать землю свою без крови. Елико возмогу. Пока
могу. Не спрашивай боле, хан! Что еще способен я ответить тебе?
князья. Ты не говоришь: <солнце вселенной>, <светоч мира>, <великий из
величайших> - ты этого мне не говоришь! И ты несчастен, коназ. Я вижу твои
глаза! Я не хочу тебя отпускать, живи у меня!
или немецкие рыцари, или свеи, или польский король. Иные князья восстанут
сами на ся. Наконец, там у меня жена, дом, мой народ. Мне надобно быть с
ними, Джанибек!
станет холодно без тебя. А беседа с другом греет, как самый жаркий костер!
Погости у меня, послушай слагающих стихи! Их много нынче в Сарае!
Приезжают сюда из Ирана, из Хорезма и Хорассана. Приходи ко мне в Сарае,
коназ, послушаешь их!
отводя глаза в сторону, признался:
степной закон. По нему всякое зло каралось смертью. Новый Мухаммедов закон
еще не окреп. Потому в Орде много таких, кому нужен страх. Иначе они не
поймут, и ежели ты не зарежешь их, зарежут тебя. Но я не лью крови. Ты это
видишь, коназ! Я больше не лью крови - такова моя воля и власть! Будь же
мне другом, коназ, и я буду другом тебе! Серебром не делают друзей,
подарками не делают. Друга делает верность в беде. Ты этому веришь, коназ?
- Он в упор, ищуще и пристально, поглядел в очи Семену.
родила сына, в крещении названного Данилою. Мария разрешилась от бремени
пятнадцатого. Семей на радостях обнял и расцеловал посла, за десять дней
домчавшего от Москвы до Сарая, велел наградить золотою деньгой. Кажется,
Джанибек и вправду наколдовал ему счастье.
глаза, залепляемые снегом и ветром, и прятал обмерзающее лицо в воротник.
Но в ханском дворце было тепло. Верно, научились топить: Узбека так
примораживало по зимам!
троне, загадочно улыбаясь. Ему кланялись, поднося руки ко лбу и груди.
Семен, привыкший к иной обстановке, растерялся, отдал русский поясной
поклон. Потом, с запозданием, приложил ладонь ко лбу. Хан поманил его
пальцем, указал место рядом с собой, чуть ниже золотого трона. Знаком,
молчаливо, велел подвинуть гостю блюдо с вялеными плодами из южных земель.
татарская речь. Красивый, точно девушка, юноша монотонно пел, медленно
перебирая струны. Другой, раздувая щеки, выводил тонкую жалобу флейты. Но
вот бородатые мужи начали наклонять головы друг ко другу, переговаривая,
передавая какой-то свиток; ветром прошелестело незнакомое имя, сказанное с
восточным придыханием: <Саади!>
Шубачееву, тот покивал согласно, приготовясь переводить...
свиток и мерно перебирая струны. Семен скоро понял, что переводить стихи
бессмысленно. Слушать надобно было только одного певца и знать, что это о
Боге или о любви, о бровях красавицы, подобных изогнутому луку, розах в
саду и любовной тоске - о том, что было и у него с Марией, когда он
разговаривал с ее тенью и творил моления на дорогах... А как и чем
выразить? На Руси тоску любви изливают в протяжной песне, только поют
хором, все в лад, поют, как бы поверяя друг другу то тайное, что иным,
грубым, словом и не высказать невзначай! А потом пляшут, и катаются
взапуски на тройках, и ходят в личинах из дому в дом, и водят хороводы по
в°снам... А сейчас, в зимние ночи, девки собирают беседы, и боярышни и
княгини так же, как и простые жонки, только что созывать на беседу какого
слугу пошлют! И прядут или вышивают шелками и золотом. И тоже поют, и
встречают молодцев, и опять песни, а то какой-нибудь сын боярский, не
жалеючи тимовых красных сапогов, пройдет стремительным плясом, разметав
крыльями откинутые рукава ферязи, выделывая ногами такое, что только ахают
боярышни, глядя на ладного плясуна... Отпусти меня в Русь, Джанибек, там
веселее мне, щедрее и ближе к сердцу!
выйдя на крыльцо, узрел робких ряженых, скорее в отрепьях, чем в личинах,
- верно из русского конца, приволокшихся в чаяньи какой подачки на
княжеское подворье. Велел зазвать в хоромы. Ряженые, разрезвясь и осмелев,
прыгали, пищали козлиными и птичьими голосами, водили <медведя>... На душе
оттаивало от немудреной и родной потехи. Сам подносил кудесам вино и мед,
одаривал пирогами, велел накормить на поварне и дать снеди с собой. Все
это были, по большей части, зависимые люди, полурабы, когда-то угнанные
сюда, лишенные родины. И чем еще мог он им помочь?
духовенство в золоте риз, и свечи, и ковровые тройки в бубенцах, и
маленький, непредставимый еще, но уже живой, уже явившийся на этот свет
Данилка. По деду названный. Сын!
далекостью степей. Ветер тянул и звал в неведомое, а сердце устало, сердце
позывало домой, на родину, в Русь.
Андреем. Крупный Андрей ежился, не знал, как сидеть на ковре, беспокойно
поглядывал на старшего брата. Семен, держа плоскую чашу перед собою на
пальцах, неотрывно глядел в глаза Джанибека. В глазах повелителя Орды
стояла скрытая усмешкою грусть. Все грамоты были уже изготовлены,
подтверждены старые ярлыки, Андрей укреплен в своих правах на Галич.
Великий князь владимирский возвращался с пожалованьем и честью.
отделанные бирюзой, рубинами и индийским прозрачным камнем. Сама царица
тоже показалась на миг, не присаживаясь; поглядела, приняла поклоны
урусутов, исчезла. <Сколько же жен у тебя, Джанибек? - подумал ехидно
Семен. - Одна Тайдулла, остальные только наложницы!> Но скрыл невольную
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Корнев Павел
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк