кустарники, не мостил мосты, не гатил болота, а дорога лежит, хоть и не
наезженная колесами, не тропленная ногой человека.
реке тихие заводи-затоны, а здесь - длинные поляны. Они, открываясь для
глаза заманчивой глубиной тени и света, на самом деле никуда не ведут.
Поезжай - и упрешься в замок сплошного леса, или в голову ручья, где вода,
запруженная бобрами, превратила чащу в заболоченную низину.
реки, связывают одну пролысину леса с другой. Вот подобная разливу широкая
поляна. В травах заметен ковыль, посол степей. Отступившие леса темнеют по
сторонам, подобно берегам самого Днепра в половодье, а рощи - как острова.
человеческой волей, а четырьмя стихиями: земным плодородием, силой ветров,
рвением вод и подземным огнем.
поделены между людьми славянского языка. Южной степью по очереди обладали
сильнейшие, как послушным телом рабыни, а дорога из степи в лес не
принадлежала никому, кроме зверя.
Столько, сколько займут ноги коней.
живой человеческой души. Россичи затерялись, как камешки в море. Нет,
исчезнуть можно лишь в людских толпах, в городах больших, как Рим,
Византия или ильменская Русса. На степной дороге человек виден, как факел
ночью.
бересклета, овеянных высокими вершинами черностволых вязов, тянуло
свежестью и гнилью. С кружевных листьев остро пахнущих
кочедыжников-папоротников взмывали жадные облака серых комаров; от
кровопийц хотелось спастись скачкой.
близости водяных жил. В таком месте вырытая ямка быстро насасывает воду.
гудением. Новая матка, которой тесно в семье, искала места для нового
рода. Так расселялись и люди.
каждом штаны из пестряди, рубаха из холста-ровнины. Разнится лишь вышивка
на косом вороте - крестики или елочка. Ратибору жена вышила красной ниткой
треугольнички с точкой в середине - глазки.
пришитых смолеными нитками. Другие обуты в постолы-калиги с длинными
ремнями, прикручивающими штанину к голени шестью оборотами до колена. На
головах плоские колпаки из кожи, какие надевают под шлемы.
вверх, спереди - переметные сумы с разной походной мелочью. Меч висит на
левом боку, удерживаемый кожаной перевязью. Перевязь короткая, чтобы
оружие не болталось, не помешало спрыгнуть и на скаку. Ножной меч сидит за
голенищем правого сапога или висит у пояса справа же. Колчан с тремя
десятками стрел, два лука со опущенными тетивами в твердом лубяном налучье
на своей перевязи приторочены к седлу. А круглый щит - за спиной на
длинном ремне. Он выточен из цельного вяза толщиной в три пальца. Край
окован железом, по полю набиты железные бляхи. Изнутри две ременные
наручины, широкая для локтя, узкая для пальцев. Под наручинами проложена
толстая кожа бычьей хребтины. В ней застрянет жало копья или стрелы, если
они, скользнув по бляхам, проколют вязкое дерево, да и руку не так мертвит
удар по щиту. Все слобожане вооружены одинаково - таков обычай росской
дружины.
не на них ли тянется нитка людей. Нет, мимо, стороной идут лошади,
покоренные человеком. Дикие ждут, нет ли обмана. И, успокоившись, опускают
морды в траву.
случается, когда всадники, обогнув выступ леса, окажутся почти вплотную.
Быки ярятся, наставляют рогатые головы. Длинный хвост с кистью хлестнет
ребра. Утробным ревом бык дразнит себя самого, будит в сердце боевой гнев.
Слобожане отступают, делают широкий объезд. Семерым мужчинам не съесть
тура, жалко бросать мясо и кожу.
белым зеркальцем подхвостья.
корсака, не заметишь и волка. Изредка наметанный глаз усмотрит на дальнем
бугре очертания морды, горбатых плечей. Волк встал, за версту подзрив
человека.
прошлогодних желудей, выбирала корешки и червей. В холодный день теплый
помет еще дымился бы. Слышен горячий запах, след не простыл, но стада не
увидишь. Затаились поблизости, слушают, нюхают широкими дырами хрящевых
носов. Молчат. Самый глупый поросенок, подражая старым, не взвизгнет, не
переступит мягким копытцем.
правит ногами, руки достали лук, надели тетиву. Беззвучно легла в крутой
выгиб петля шнура, свитого из оленьих сухожилий. Олень - самый сильный
ногами зверь из всех. Если дернуть за тетиву, лук подаст мелодичный голос.
Наставив уши, конь замер. Он видит. Видит и всадник - шагах в пятидесяти
за листьями орешника... Сверху просвечивает солнышко, а в листве за
окошечком, таким, что можно прикрыть ладонью, темно.
топочет в лесу, с храпом, с тонкими вскриками поросят, которых мнут в
давке.
низкого холма стоял бог, высеченный из серого камня. Сложив на отвислом
животе тощие руки без пальцев, он тупо уставился безглазым лицом на
степную дорогу. До полуколена вросли в землю слившиеся ноги. Стоял тысячу
лет, еще тысячу простоит, пока не уйдет по маковку.
бугры и ямы. В траве были разбросаны камни. Пробивалась струйка ручья:
место хорошо для ночлега.
в яме, опалили и изжарили свинью; обуглившиеся ломти свежего мяса были
сочны.
сторожей блюдутся по движению звезд.
вой, далекий, но тревожный, заставил его прислушаться. Волкам еще не
время. Разве что беда случилась со щенками и волчица плачет, томясь
горькой злобой по обидчику.
оборотней и мертвых. "Плохое место я выбрал, - думал Ратибор. - Слышишь,
как воет?" - спросил он Мстишу, сторожа первой очереди.
жалобный, но и отвратительный призыв.
Шагах в двухстах они сравнялись и оба вместе прочли заклятье на неведомое
зло:
эти слова Ратибор повторил четырежды, поражая мрак уколами меча. Ему, во
вдохновении заклинания, мнилось: он там, далеко, где воет злой. Перед
жалом меча отступает, оседает чудовище. Смутно видно тело, ползущие лапы.
Меркнут красные глаза.
голос зла умолк.
Велика сила заклинаний и мощь человека! Побежденный заклятием меча,
оборотень вернул зверю украденное тело.
люди те телом были невелики, ноги короткие, руки длиннопалые, а силы, как
Всеслав либо ты, - отвечал Мстиша. - Будто Беляй видел кости, что ли. Жили
они в ямах. На турах ездили, турих доили. Мясо ели без соли, а поле не
Свержин Владимир
Акунин Борис
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Василенко Иван