носовая правая шестидюймовая поворачивались своими жерлами в ту сторону, где
замечался подозрительный силуэт судна.
только младший минный офицер, лейтенант Модзалевский, остался невредим, все
же остальные были ранены. Лейтенант Шамшев, согнувшись, сидел на палубе и
слабо стонал. Старший офицер Сидоров, изнемогая, привалил забинтованную
голову к вертикальной броне рубки. Лейтенант Модзалевский и мичман Саккелари
следили через прорези за "Николаем I", на корме которого, как путеводная
звезда, излучался лишь один кильватерный огонь. У штурвала стоял боцманмат
Копылов, плотный и смуглый сибиряк с небольшими жесткими усами. Это был
лучший рулевой, знавший все тонкости своей специальности и великолепно
освоивший все капризы судна при тех или иных поворотах. Он низко опустил
голову, как бы пряча от других свое лицо, оцарапанное мелкими осколками.
Кисть правой руки была обмотана ветошью - ему оторвало два пальца. С раннего
утра, как только появились японские разведчики, он занял свой пост, хотя
потерял много крови от ран, бессменно стоял перед компасом,
притянутый к нему магнитом. В рубке находились еще двое - сигнальщик Шемякин
и кондуктор Казинец.
наружную сторону циркуляции. С верхней и батарейной палуб донесся до боевой
рубки зловещий гул воды. Неприятельским огнем еще в дневном бою были
уничтожены все кренометры, но и без них чувствовалось, что корабль дошел до
последней черты своей остойчивости. Свалившись набок, он дрожал всеми
частями железного корпуса. В рубке, зная о восьми градусной предельности
крена, все молчали, и, вероятно, всем, как и мне, казалось, что наступил
момент ожидаемой катастрофы. Так продолжалось до тех пор, пока броненосец,
постепенно поднимаясь, не встал прямо.
23°, опять повторилось то же самое.
чтобы затруднить действия неприятельских миноносцев. При этом каждый раз мы
теряли флагманский, корабль. "Николай I" поворачивался почти на пятке, а мы,
чтобы не допустить большого крена своего судна, вынуждены были описывать
циркуляцию с большим радиусом. Сверкавший перед нами огонек ратьеровского
фонаря на время исчезал. Мы рисковали совсем разойтись с флагманским
кораблем. Но в этих случаях всегда выручал старший сигнальщик Зефиров. Для
его больших серых глаз как будто совсем не существовало тьмы
мостика:
выпущенная неприятелем торпеда, оставляя на поверхности моря фосфорический
блеск, неслась наперерез нашего курса. Гибель казалась, неизбежной. Все были
бессильны что-либо предпринять. В висках отдавались удары сердца, словно
отсчитывая секунды жуткого ожидания. Сознание заполнилось одним
вопросом: пройдет ли торпеда мимо борта, или внезапно корабль будет потрясен
до последней переборки и быстро начнет погружаться в Могилу моря?
перед самым носом броненосца. Люди вернулись к жизни.
воскликнул:
стряхивая с нее пыль.
будто произносились во сне.
продолжение почти шести часов люди должны были выдерживать предельное для
человеческой психики напряжение. Наконец измученные моряки могли вздохнуть
спокойнее, - японцы, по-видимому, потеряли нас окончательно Около боевой
рубки неожиданно появился кочегар Бакланов. Я пробрался с ним на кормовой
мостик, где мы решили провести остаток ночи. Здесь находилось несколько
человек из команды, и каждый имела запасе либо койку, либо спасательный
круг. Мы тоже разыскали две койки, а потом, усевшись рядом, привалились к
грот-мачте. Над горизонтом всплывал узкий обрезок луны.
коконом койку и прижимал ее к себе. Набитая пробкой, она в случае катастрофы
может заменить мне спасательный круг, Сквозь дрему слышался говор Бакланова:
живым! Уж я кое-кому докажу, сколько стоит игла с ниткой...
которая не забудется до конца моих дней. Я находился тогда на переднем
мостике. Немного впереди правого траверза, в одном кабельтове от нас,
наметился в темноте небольшой силуэт какого-то судна. С одного из кораблей,
шедших за нами, его озарили лучом прожектора. Это оказался японский
миноносец. Будучи подбитым, он выпускал пар и стоял на одном месте,
беспомощный и обреченный. На его открытом мостике виднелся командир. Желая,
очевидно, показать перед русскими свое презрение к смерти, он стоял на одном
колене, а на другое оперся локтем и, покуривая, смотрел на проходившие наши
суда. Сзади грянул выстрел из крупного орудия какого-то корабля. Фугасный
снаряд ослепительно вспыхнул в самом центре миноносца. Открыли по нему огонь
и с нашего "Орла", но это было уже лишним. Там, где находился миноносец,
клубилось лишь облако пара и дыма.
тьму.
гибели судна. И хотя мысль подсказывала, что уничтожен противник, но сердце
сжималось от зрелища смерти, поглотившей в одну секунду несколько десятков
жизней.
мои ответы вполне удовлетворительны. Осуществляется моя заветная мечта, и
уже мерещится физико-математический факультет Московского университета. Я
буду студентом, а потом - ученым. Какое это счастье для человека, вышедшего
из низов глухой и дикой деревни. Но моя радость преждевременна;
проваливаюсь по математике, проваливаюсь с таким стыдом, какого не испытывал
ни один ученик. Учитель, седенький и сморщенный старичок с поперечными
погонами на плечах, долго смотрит на меня уничтожающим взглядом, а потом,
издеваясь, говорит:
круглый невежда. Я даже сомневаюсь, что вы знаете таблицу умножения. Ну,
скажите, сколько будет - семью восемь?
могу ответить на такой простой вопрос. Что со мной случилось? Хохочет весь
класс. Стоя у доски, я смущенно оглядываюсь. Передо мною изувеченные люди
как они могут смеяться? Вместо человека какой-то кровавый обрубок катится к
моим ногам. Вот около меня появляется мать и, заслоняя меня от страшного
зрелища, ласково говорит:
увеличиваясь, сливаются в сплошную голубизну. Нет, это уже не глаза, а небо,
чистое и ясное, и в нем, извиваясь, летают черные змеи, готовые опуститься
на меня...
осколками грот-мачту с колыхающимися вокруг нее обрывками снастей.
совсем стих. Грудь жадно вдыхала свежий морской воздух, разливавшийся по
телу, как целебный напиток. Всходило солнце, и я, уцелевший от вчерашней
бойни, смотрел в синеющую даль с таким восторгом, как будто снова родился к
жизни.
наш сильно пострадал, но я не представлял себе, что он имеет такой
безнадежный вид. Все вокруг было обезображено взрывами, обгорело, превращено
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Мацумото Сэйте
Шекли Роберт
Сертаков Виталий