в ваше новое предприятие!
ях, но при всей своей алчности он обладал добрым сердцем и искренне лю-
бил даАртаньяна. Поэтому он не мог удержаться от бесконечных советов и
напутствий. Ему очень хотелось овладеть хоть частицей тайны, окружавшей
новое предприятие его бывшего господина. Но все пущенные им в ход уловки
и хитрости не привели ни к чему: даАртаньян оставался непроницаем.
щей, потом пошел в конюшню, потрепал до шее лошадь и осмотрел ее ноги и
подковы; затем, пересчитав деньги, улегся в постель, задул лампу и через
пять минут спал таким крепким сном, каким спят р двадцать лет, сном че-
ловека, не знающего ни забот, ни угрызений совести.
Взяв под мышку свой дорожный мешок, он тихо спустился с лестницы под
звуки громкого храпа, несшегося из всех углов дома. Оседлав лошадь и
закрыв ворота конюшни и двери лавки, он рысцой пустился в далекий путь -
в Бретань.
подъезда злополучный ордер, вырванный им накануне из цепких пальцев ин-
тенданта. В конверте, адресованном на имя Фуке, никто не мог заподозрить
этого ордера, даже проницательный Планше, ДаАртаньян вернул этот доку-
мент Фуке, не скомпрометировав себя и раз навсегда избавившись от всяких
упреков.
собой здоровье и беззаботность, И постараемся быть похитрее в расчетах.
Пора выработать план кампании. Но прежде следует представить себе непри-
ятельских полководцев, с которыми нам придется иметь дело.
красивый мужчина, которого очень любят женщины, прославляют все поэты,
большой умница, которого ненавидят глупцы.
нависти к суперинтенданту и, следовательно, нахожусь в таком же точно
положении, в каком был маршал Тюренн перед битвой с испанцами. Он не пи-
тал к ним ненависти, однако же задал им славную трепку.
Кольбер хочет именно того, чего не хочет Фуке. Чего же хочет Фуке? Это
очень важно знать. Он хочет того же, что и король".
был уже далеко от города и ехал по большой дороге, вспугивая сидевших на
изгородях птиц и прислушиваясь к звону золота в своей кожаной сумке.
переделку, чувствительность не была его главным пороком.
путешествие можно будет сравнить с той пьесой, которую водил меня смот-
реть в Лондоне Монк; помнится, она называлась "Много шуму из ничего".
таньян, этот человек с железным сердцем и стальными мускулами, покидал
дом, друзей и все, что имел, и пускался искать счастья или смерти.
Смерть постоянно отступала перед ним, как бы страшась его, а счастье
или, вернее, богатство всего лишь месяц тому назад заключило с ним проч-
ный союз.
но он обладал большим умом, будучи умудрен немалым жизненным опытом.
презрение к богатству и долго считал презрение к нему первым и главным
пунктом кодекса храбрости. Храбр тот, у кого ничего нет. Ничего нет у
того, кто презирает богатство. Следуя этому принципу, д'Артаньян, став
богатым, должен был спросить себя, сохранил ли он храбрость.
бы достаточным ответом. Большинство людей вполне бы им удовольствова-
лось; но даАртаньян был достаточно мужествен, чтобы спросить себя чисто-
сердечно, храбрый ли он человек. Сначала он было решил: "Кажется, я дос-
таточно ловко и добросовестно поработал шпагой на Гревской площади, что-
бы иметь право не сомневаться в своей храбрости".
мой дом, и можно поставить тысячу против одного, что если бы бунтарям не
пришла в голову эта злополучная мысль, их план удался бы. Во всяком слу-
чае, не я бы помешал его осуществлению.
вищ, которые можно было бы похитить.
дороже всех домов и всех сокровищ на свете. Я ценю ее так потому, что
она служит оболочкой для тела, скрывающего пылкое сердце, которое ра-
достно бьется и, значит, довольно жизнью.
лучше, полнее с тех пор, как я разбогател. Кто говорил, что деньги пор-
тят жизнь? Ничего подобного, клянусь честью: мне кажется даже, что те-
перь я поглощаю вдвое больше воздуха и солнечного тепла, чем раньше.
Черт возьми! Что со мной сталось бы, если бы я удвоил свое состояние и
если бы вместо этого хлыста в моей руке очутился маршальский жезл? Да,
для меня, кажется, не хватило бы тогда всего воздуха и всего солнечного
тепла!
герцогом и маршалом, как его отец, Людовик Тринадцатый, сделал герцогом
и коннетаблем Альбера де Люиня? Разве я не так же храбр, да и притом еще
гораздо умнее, чем этот дурак из Витри?
еще вознаградить. Она у меня в долгу за все, что я сделал для Анны
Австрийской, и обязана возместить мне все то, чего Анна Австрийская не
сделала для меня.
царствовать. Да утвердит его бог в этом счастливом намерении! Ведь если
он станет царствовать, то будет нуждаться во мне, а если будет нуж-
даться, то поневоле сдержит свое обещание..."
с горькой усмешкой. - Ты воображал, что не имеешь сердца? А оно есть,
неудачный ты царедворец, да еще и очень непокорное!
нении с королем? Заговорщик, который даже не старается скрыть своих за-
мыслов. И какое прекрасное оружие дал он мне против себя! Но его ум и
любезность вложили это оружие в ножны. Вооруженный мятеж... Ведь Фуке
устроил вооруженный мятеж... Король лишь смутно подозревает Фуке в глу-
хом возмущении, но я-то знаю и могу доказать, что Фуке виновен в проли-
тии крови подданных короля.
на его любезность, в благодарность за выдачу авансом пятнадцати тысяч
ливров, за подаренный перстень в тысячу пистолей, за улыбку, в которой
было столько же горечи, сколько благосклонности. И вот я спасаю ему
жизнь..."
пое сердце может успокоиться и считать, что поквиталось с господином Фу-
ке.
виталось, горе тому, кто осмелится заслонить это солнце... Итак, вперед,
за его величество короля Людовика Четырнадцатого!"
шажком, пока он был погружен в свои думы.
остановки. На другой день после отъезда из Парижа даАртаньян оставил его
в Шартре, у своего приятеля, содержателя гостиницы, и расстояние между
Шартром и Шатобрианом проехал на почтовых лошадях.
гадаться, едет даАртаньян к морю или нет, и в то же время настолько от-
дален от Парижа, что никто не мог заподозрить в даАртаньяне посланца его
величества Людовика XIV.
такую жалкую на вид, что сесть на нее всякий офицер счел бы для себя по-
зором. За исключением масти, эта лошадь сильно напоминала д'Артаньяну
того знаменитого оранжевого коня, с которым он, вернее, на котором он
вступил в свет. Впрочем, на нее сел уже не даАртаньян, а простой горожа-
нин в кафтане серо-стального цвета и коричневых штанах - нечто среднее
между светским и духовным лицом; сходство с последним усиливала большая
черная шляпа, надетая поверх потертой бархатной скуфейки. ДаАртаньян был
без шпаги, только с толстой палкой на шнуре, висевшей на руке; под пла-
Панов Вадим
Бажанов Олег
Прозоров Александр
Маккарти Кормак
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман