опять буду счастлив, если больше никогда ее не увижу".
желанием от них избавиться; и в голову мне заползали злорадные мысли о
том, какой тяжкой сделается их жизнь, когда Дэви Бэлфур перестанет быть
для них дойной коровой; и тут, к собственному моему глубочайшему удивле-
нию, мои чувства совершенно переменились. Я все еще негодовал, все еще
ненавидел Катриону и, однако, решил, что ради самого себя должен позабо-
титься, чтобы она ни в чем не нуждалась.
лежат у двери, а лица отца и дочери хранят следы недавней ссоры. Катрио-
на была словно каменная; Джемс Мор тяжело дышал, лицо его покрылось бе-
лыми пятнами, и ясно было, что ему крепко досталось. Когда я вошел, Кат-
риона поглядела на него в упор, гневно и выразительно, и мне показалось,
что она его сейчас ударит. Этот предостерегающий взгляд был презри-
тельней всякого окрика, и я с удивлением увидел, что Джемс Мор повино-
вался. Он, несомненно, получил изрядный нагоняй, и я понял, что в этой
девушке сидит такой дьявол, о каком я и не подозревал, а в ее отце
больше кротости, чем можно было подумать.
явно затверженных фраз, но успел сказать немного, потому что едва он на-
пыщенно возвысил голос, Катриона оборвала его.
сказать, что мы, нищие, навязались вам и вели себя недостойно, а теперь
нам стыдно за свою неблагодарность и дурное поведение. Мы уезжаем и про-
сим забыть о нас, но дела моего отца, по его собственной вине, до того
запутаны, что мы даже уехать не можем, если вы еще раз не подадите нам
милостыню. Что ни говорите, мы нищие и нахлебники.
переговорить с вашим отцом наедине.
и не взглянув на меня.
о деликатности.
отделаться. Для этого нам придется потолковать о ваших делах. Итак, мис-
тер Драммонд, я следил за вами пристальнее, чем вы могли ожидать. Я
знаю, у вас были деньги, когда вы просили у меня взаймы. Я знаю, с тех
пор, как вы приехали сюда, в Лейден, вам удалось раздобыть еще денег,
хотя вы скрывали это даже от своей дочери.
он. - Вы оба мне надоели. Что за проклятие быть отцом! Я тут такого нас-
лушался... - Он умолк на полуслове. - Сэр, вы оскорбили мое сердце отца
и честного воина, - продолжал он, приложив руку к груди, - так что пре-
дупреждаю вас, берегитесь.
бы, что я забочусь о вашем благе.
рость вашей души.
узнать, богаты вы или бедны. Но я полагаю, что ваши средства столь же
недостаточны, сколь сомнительны их источники. А я не хочу, чтобы ваша
дочь нуждалась. Если бы я осмелился заговорить об этом с ней, можете не
сомневаться, вам я ни за что не доверился бы. Ведь я знаю вас, как свои
пять пальцев, и все ваши россказни для меня не более чем пустые слова.
Однако я верю, что вы по-своему все-таки любите дочь, и я вынужден удо-
вольствоваться этой почвой для доверия, сколь бы зыбкой она ни была.
здоровье Катрионы, а я за это стану посылать ему небольшое пособие.
служить тебе верно, как солдат...
что от одного слова "солдат" меня тошнит. Итак, мы заключили сделку. Я
ухожу и вернусь через полчаса: надеюсь, к тому времени вы очистите мои
комнаты.
ну, потому что уже готов был малодушно расплакаться и разжигал в себе
ожесточение, чтобы не потерять остатки достоинства. Прошло, наверное,
около часа; солнце село, узкий серп молодого месяца следовал за ним на
западе по залитому багрянцем небосклону; на востоке уже загорелись звез-
ды, и, когда я наконец вернулся к себе, мою квартиру заливали синие су-
мерки. Я зажег свечу и оглядел комнаты; в первой не осталось ничего, что
могло бы пробудить воспоминание об уехавших, но во второй, в углу, я
увидел брошенные на полу вещи, и сердце мое чуть не выскочило из груди.
Она оставила все наряды, которые я ей подарил. Этот удар показался мне
особенно чувствительным, быть может, потому, что он был последний; я
упал на сваленное в кучу платье и вел себя так глупо, что об этом лучше
умолчать.
должен был позаботиться о себе. Я не мог выносить вида этих злополучных
платьев, лент, сорочек и чулок со стрелками; и мне было ясно, что, если
я хочу вновь обрести душевное равновесие, надо избавиться от них, прежде
чем наступит утро. Первой моей мыслью было затопить камин и сжечь их;
но, во-первых, я всегда терпеть не мог бессмысленного расточительства; а
во-вторых, сжечь вещи, которые она носила, казалось мне кощунством. В
углу комнаты стоял шкаф, и я решил положить их туда. Это заняло у меня
много времени, потому что я очень неловко, но тщательно складывал каждую
вещицу, а порой со слезами ронял их на пол. Я совершенно измучился, ус-
тал так, словно пробежал без отдыха много миль, и все мое тело ныло,
словно избитое; складывая платочек, который она часто носила на шее, я
заметил, что уголок его аккуратно отрезан. Платочек был очень красивого
цвета, и я часто говорил ей об этом; я вспомнил, что однажды, когда этот
платочек был на ней, я сказал в шутку, что она носит мой флаг. Теперь в
душе моей забрезжила надежда и поднялась волна нежности; но в следующий
же миг я снова впал в отчаяние: отрезанный уголок был скомкан и валялся
в другом углу.
отрезала уголок под влиянием детского каприза и все же сделала это с
нежностью. И нечего удивляться тому, что она отбросила лоскут; первое
занимало меня больше, чем второе, и я радовался, что ей пришла в голову
мысль взять что-нибудь на память обо мне, и не так уж горевал, что она
выбросила эту памятку в порыве вполне понятной досады.
меня было много приятных и светлых минут; я усердно принялся за учение и
коротал время, дожидаясь приезда Алана или известия от Джемса Мора о
Катрионе. С тех пор, как мы расстались, я получил от него с Катрионой
три письма. В одном сообщалось, что они прибыли во Францию, в город Дюн-
керк, откуда Джемс в скором времени уехал один по какомуто своему делу.
Он отправился в Англию, где виделся с лордом Холдернессом; и мне всегда
обидно было вспоминать, что мои кровные деньги пошли на эту поездку. Но
уж если связался с чертом или с Джемсом Мором, - пеняй на себя. В его
отсутствие подошел срок второго письма; и так как пособие высылалось ему
при условии, что он будет писать аккуратно, он заранее заготовил письмо
и поручил Катрионе его отправить. Ей показалась подозрительной наша пе-
реписка, и как только он уехал, она вскрыла письмо. Я получил, как и по-
лагается, листок, исписанный рукой Джемса Мора:
должен признать, что сумма соответствует уговору. Смею вас заверить, что
вся она будет потрачена на мою дочь, которая здорова и надеется, что до-
рогой друг не забыл ее. Она немного грустна, но я уповаю на милость бо-
жию и уверен, что это пройдет. Мы живем очень уединенно, утешая себя пе-
чальными песнями наших родных гор и прогулками по берегу моря, которое
омывает и берега Шотландии. Да, то были самые счастливые для меня дни,
когда я лежал с пятью ранами в теле на поле у Глэдсмюира. Я нашел здесь
службу на конном заводе у одного французского аристократа, который ценит
мой опыт. Но, дорогой сэр, плата столь ничтожна, что мне просто стыдно
назвать сумму, и тем необходимее присылаемые вами деньги для блага моей
дочери, хотя, осмелюсь сказать, встреча со старым другом была бы еще
большим благом.
регором Драммондом".
отправлять письмо, потому что оно пришло гораздо позже срока и сразу же
вслед за ним я получил третье. - Тем временем приехал Алан, и его весе-
лые рассказы скрасили мою жизнь; он представил меня своему родичу, кото-
рый служил здесь в Шотландском полку, мог выпить больше того, что я счи-
тал пределом человеческих возможностей, и ничем другим не выделялся; ме-
ня приглашали на множество веселых обедов, и сам я дал их несколько, но
это не рассеяло мою тоску, и мы оба (я имею в виду себя и Алана, а вовсе
не его родича) много говорили о моих отношениях с Джемсом Мором и его
дочерью. Конечно, я стеснялся рассказывать подробности; и замечания, ко-
торые отпускал Алан, слушая меня, отнюдь к этому не располагали.