Чтение 95–й страницы книги ~Три товарища~

- Останусь. Ляжем в постель и будем так близки, как только могут быть
близки люди. Стаканы поставим на одеяло и будем пить.

Шампанское. Золотисто-коричневая кожа. Предвкушение. Бодрствование. А
потом тишина и едва слышные хрипы в любимой груди.

XXVIII

Снова задул фен. Он шумно гнал сквозь долину влажное тепло. Снег осе-
дал. С крыш капало. Температурные кривые больных ползли вверх. Пат долж-
на была оставаться в постели. Каждые два-три часа ее смотрел врач, чье
лицо становилось все более озабоченным.

Однажды, когда я обедал, ко мне подошел Антонио и сел за мой столик.

- Рита умерла, - сказал он.

- Рита? Это вы о русском?

- Нет, это я о Рите, об испанке.

- Не может быть, - сказал я, похолодев. В сравнении с Пат Рита была
гораздо менее опасно больна.

- Здесь может быть больше, чем вы думаете, - грустно возразил Анто-
нио. - Она умерла сегодня утром. Все осложнилось воспалением легких.

- Ах, воспаление легких! Это другое дело, - облегченно сказал я.

- Восемнадцать лет. Страшно все-таки. И как тяжело она умирала.

- А что с русским?

- Лучше не спрашивайте. Никак не хочет поверить, что она мертва. Уве-
ряет, что это мнимая смерть. Не отходит от ее постели, никто не может
увести его из комнаты.

Антонио ушел. Я уставился в окно. Рита умерла, а я сидел и думал лишь
об одном: это не Пат. Это не Пат.

Сквозь остекленную дверь коридора я увидел скрипача. Не успел я
встать, как он уже направился ко мне. Выглядел он ужасно.

- Вы курите? - спросил я, чтобы что-то сказать.

Он громко рассмеялся.

- Конечно, курю! А почему бы и нет? Теперь-то уже все равно.

Я пожал плечами.

- Вам все это, небось, смешно. Строите из себя этакого порядочного!
Кривляка! - насмешливо проговорил он.

- Вы что, спятили? - удивился я.

- Спятил ли я? Нет, не спятил. Просто влип! - Он перегнулся через
стол и обдал меня коньячным перегаром. - Я влип. Они подложили мне
свинью. Да и сами они свиньи. Все! И вы тоже - добродетельная свинья!

Не будь вы больны, я бы вышвырнул вас в окно, - сказал я.

- Больны, больны! - передразнил он. - Вовсе не болен я, а здоров. Или
почти здоров. Только что видел мой снимок. Редкостный случай чрезвычайно
быстрой капсуляции! Звучит прямо как анекдот, верно?

- Так радоваться вам надо! - сказал я. - Уедете отсюда, и все ваши
горести позабудутся.

- Да? - удивился он. - Неужто вы это серьезно? Ничего же у вас прак-
тический умишко! Да хранит господь вашу толстокожую душу!

Он отошел на нетвердых ногах, но тут же обернулся.

- Айда со мной, пошли! Не покидайте меня. Давайте же как следует
выпьем. За мой счет, разумеется. Не могу не оставаться в одиночестве...

- Нет у меня времени, - сказал я. - Найдите себе кого-нибудь друго-
го...

Я снова поднялся к Пат. Опираясь на гору подушек, она тяжело дышала.

- Тебе не хочется походить на лыжах? - сказала она.

Я покачал головой.

- Снег никуда не годится. Везде тает.

- В таком случае не сыграть ли тебе с Антонио в шахматы?

- Нет, - сказал я. - Хочу остаться здесь, у тебя.

- Бедный ты мой Робби! - Она попыталась пошевельнуть рукой. - Тогда,
по крайней мере, выпей чтонибудь.

- Это я могу.

Я пошел в свою комнату и принес оттуда бутылку коньяка и рюмку.

- А ты хочешь немного? - спросил я. - Ведь тебе можно, сама знаешь.

Она сделала глоток и немного погодя - другой.

Потом вернула мне рюмку. Я долил ее дополна и выпил.

- Ты не должен пить из одной рюмки со мной, - сказала Пат.

- Еще чего выдумала! Почему это не должен? - Я вновь налил рюмку и
разом опрокинул ее.

Она укоризненно покачала головой.

- Не делай этого, Робби. И целоваться нам тоже больше нельзя. И вооб-
ще не надо сидеть у меня так долго. Не желаю, чтобы ты заболел.

- А я вот буду тебя целовать, и черт с ним со всем! - возразил я.

- Нет, так нельзя! И точно так же тебе нельзя спать в моей постели.

- Пожалуйста, тогда спи со мной в моей; Словно обороняясь от меня,
Пат сжала губы.

- Оставь все это, Робби. Тебе еще жить и жить. Я хочу, чтобы ты ос-
тался здоровым, имел жену и детей.

Мы помолчали.

- Я бы, конечно, тоже хотела иметь от тебя ребенка, Робби, - сказала
она после паузы и потерлась щекой о мое плечо. - Раньше никогда и мысли
такой не было. Даже представить себе не могла. А теперь часто об этом
думаю. Хорошо, когда от человека что-то остается. Иногда ребенок глядел
бы на тебя, и ты бы меня вспоминал. В такие минуты я как бы снова была
бы у тебя.

- Еще будет у нас ребенок, - сказал я. - Когда выздоровеешь. Мне тоже
хочется от тебя ребенка. Но это должна быть девочка, и назовем мы ее так
же, как назвали тебя, - Пат.

Она взяла у меня рюмку и отпила еще глоток.

- Милый ты мой, может, оно и лучше, что у нас нет детей. Пусть от ме-
ня ничего не останется. Ты должен меня забыть. А если все-таки будешь
обо мне думать, так думай лишь о том, что нам было хорошо, и, пожалуйс-
та, ни о чем больше. Ведь нам все равно никогда не постигнуть, почему
все это у нас кончилось. А горевать не стоит.

- Мне горько, что ты можешь так говорить.

Она пристально посмотрела на меня.

- Когда долго лежишь в постели вот так, как я, то поневоле думаешь о
том о сем. И многое, на что я раньше не обращала внимания, теперь кажет-
ся мне странным. И знаешь, чего мне уж никак не понять? Того, что можно
любить друг друга, как мы с тобой, и все-таки один умирает.

- Замолчи, - сказал я. - Один всегда должен умереть первым, так уст-
роена жизнь. Но нам обоим еще очень далеко до этого.

- Право умереть дает только одиночество. Или взаимная ненависть. Но
когда люди любят друг друга...

Я заставил себя улыбнуться.

- Да, Пат, - сказал я и взял ее горячие руки в свои, - если бы мы
вдвоем сотворили мир, он выглядел бы лучше. Так или нет?

Она кивнула:

- Да, милый. Мы бы такого не допустили. Но только бы знать - а что же
дальше? Ты веришь, что потом все будет продолжаться?

- Верю, - ответил я. - Наша жизнь сделана настолько плохо, что на
этом она кончиться не может.

Пат улыбнулась:

- Что ж, в этом есть резон. Но вот посмотри сюда - разве это тоже
плохо сделано?

Она показала на корзину чайных роз, стоявшую у ее кровати.

- В том-то все и дело, - ответил я. - Подробности великолепны, но це-
лое лишено всякого смысла. Словно оно было создано каким-то существом,
которое при виде чудесного многообразия жизни не додумалось ни до чего
лучшего, как попросту уничтожать эту жизнь.

- Но и обновлять тоже, - сказала Пат.

- В этом обновлении я тоже не вижу смысла, - возразил я. - От него
жизнь лучше не стала. По сей день.

- Нет, дорогой, - сказала Пат. - У нас с тобой все вполне удалось.
Лучше и не придумаешь. Жаль только, что длилось это так недолго. Слишком
недолго.

Несколько дней спустя я почувствовал колотье в груди и начал кашлять.
Как-то, проходя по коридору, главный врач услышал мой кашель и заглянул
ко мне.

- Пойдемте-ка со мной в кабинет.

- Да у меня все в порядке, - сказал я.

- Не о вас речь, - ответил он. - С таким кашлем вам нельзя сидеть у
фройляйн Хольман. Немедленно идемте.

Войдя в его кабинет, я с каким-то странным чувством удовлетворения
снял с себя рубашку. Здесь, в Альпах, настоящее здоровье казалось мне
какой-то почти неправомерной привилегией: я чувствовал себя чем-то вроде
афериста или дезертира.

Главный врач недоуменно посмотрел на меня и наморщил лоб.

- Похоже, что вы еще и рады этому, - сказал он.

Затем он тщательно выслушал меня. Я разглядывал различные блестящие
инструменты на стенах и, в зависимости от его требований, дышал то мед-
ленно и глубоко, то быстро и коротко. При этом я снова ощущал покалыва-
ние и был очень доволен, что мои преимущества перед Пат несколько сокра-
тились.

- Вы простужены, - сказал главный врач. - Полежите день-другой в пос-
тели или, по крайней мере, не покидайте своей комнаты. К фройляйн
Хольман не заходите - и не ради вас, а ради нее.

- А переговариваться с ней через дверь можно? - спросил я. - Или че-
рез балкон?

- С балкона можно, но только считанные минуты. Да и через дверь тоже,