расспросами, она узнала, что Оливер Марченд, врач, на которого все они так
полагались, умер.
отправился в Блекуотер устроить племянниц. Он не вернулся; никто никогда
не узнал, что с ним сталось.
укрылась в лаборатории Мартина. Эта комната, казалось, была полна его
порывистым, бьющим через край присутствием. Леора отошла подальше от колб
с микробами чумы, но подобрала недокуренную папиросу - его папиросу - и
закурила.
рукою пыль - здесь, в лаборатории, оплоте против болезни, - служанка
опрокинула пробирку, и жидкость вытекла на пол. Папироса казалась совсем
сухой, но на ней было достаточно чумных микробов, чтобы убить целый полк.
одиночества, что она подумывала пойти пешком в Блекуотер, раздобыть
автомобиль и бежать к Мартину, она проснулась ночью в лихорадке, с
головною болью, с холодными руками и ногами. Когда служанки увидели ее
наутро, они убежали из дому. И в то время, как ею все больше овладевала
слабость, Леора оказалась покинутой в уединенном доме, без телефона.
тоскуя о помощи. Раз она потащилась на кухню за водой. Пол спальни был
безбрежным волнующимся морем, коридор змеился мраком, а у порога кухни она
упала и пролежала час, тихо всхлипывая.
мозгу.
ветхое пальтецо, забытое в бегстве одною из служанок, и, шатаясь, в
темноте вышла из дому искать помощи. Дойдя до проезжей дороги, она
повалилась и лежала недвижно под забором, как раненый зверь. Ползком, на
четвереньках, дотащилась обратно в дом, и пока не помрачалось сознание,
она почти забывала боль в тоске по Мартину.
странствие, не опираясь на его ласковую руку. Она ждала его,
вслушивалась... вслушивалась до изнеможения.
Мартин! Рыжик! Рыжик!" - рыдала она.
темный дом весь затих, - слышалось только ее хриплое стесненное дыханье.
верный солдат Готлиба. Ничто не заставит меня изменить, даже если бы
грозили мне линчеваньем, - хвалился он.
четкая. И вы любите это "хорошее общество", о котором постоянно говорите.
А Леоре плевать на него. Она сидит в сторонке... О, ничто не пройдет мимо
нее, но она много не разговаривает. И я ни у кого не встречал подобного
чутья - инстинктом распознает неискренность. Надеюсь, вы оцените друг
друга. Я побоялся взять ее сюда - не знал, что здесь найду, - но теперь я
собрался съездить в Пенрит, привезу ее сегодня же.
в превосходном настроении. Чума чумой, а вечерами им будет не скучно. Один
из сыновей Твифорда не такой уж надутый; он и Джойс и Мартин с Леорой
будут уходить на лагуну - ужинать среди скал; будут петь...
и входная дверь хлопала на ветру. Эхо гулко отдавало его голос среди
безнадежного молчания. Мартину стало не по себе. Он кинулся в дом, никого
не нашел в столовой, никого на кухне, поспешил в спальню.
очень хрупкое, очень тихое. Он звал ее, он тряс ее за плечо, он стоял и
плакал.
оставил здесь одну только ради ее же безопасности...
Ром на него не подействовал.
вырыл глубокую яму. Он поднял легкое застывшее тело Леоры, поцеловал его и
опустил в яму. Всю ночь он бродил. Когда же он вернулся в дом и увидел ряд
ее маленьких платьев, сохранявших линии ее мягкого тела, его охватил ужас.
за кабинетом главного врача. Там рядом с кроватью Мартина всегда стояла
бутылка.
провались они, опыты!" - и, к отчаянью Стокса, стал прививать фаг каждому,
кто просил.
остаток чести удержал его от прививки фага всем поголовно; но вести этот
опыт он предоставил Стоксу.
вернуть его к оставленной работе - и услышал в ответ: "Что мне до вашей
науки?"
должен был вести Мартин. Вечером, проработав с рассвета часов четырнадцать
- пятнадцать, Стокс мчался на мотоцикле в Сент-Свитин - он терпеть не мог
эту недостойную тряску, да и небезопасным считал нестись по извилистым
горным дорогам со скоростью шестидесяти миль в час, но это сберегало
время, и до полуночи он совещался с Твифордом, давал ему указания на
следующий день, приводил в порядок его неумелые записи и дивился его
угрюмой кротости.
ночи делал прививки нескончаемой очереди перепуганных граждан. Стокс
просил его по крайней мере переложить эту работу на другого врача и
уделить хоть немного внимания Сент-Свитину, но Мартин испытывал горькое
удовлетворение, топча свою былую гордость и помогая разрушать свое дело.
Люди, плечо к плечу, белые, негры, индусы, стояли сбивчивой очередью, на
целый квартал, по десятеро в ряд, бессловесно ожидая, точно перед казнью.
Они подходили к сестре и смущенно подставляли руки, которые она мылила,
обмывала водой и натирала спиртом перед тем, как передать пациента
стоявшему рядом Мартину. Он резко прихватывал кожу повыше локтя и втыкал в
нее иглу, ругаясь, когда они дергались, не различая отдельных лиц. Уходя,
они благодарно лепетали: "Да благословит вас бог, доктор!" - но он не
слышал.
когда видел в очереди рабочих с плантаций Сент-Свитина, которым полагалось
бы сидеть в своем приходе под строгим надзором, - для проверки ценности
фага. Иногда заходил сэр Роберт Фэрлемб, сияя и курлыкая и предлагая свою
помощь... Леди Фэрлемб первая из всех получила прививку, а за нею
судомойка в лохмотьях, возносившая нескончаемые славословия.
четырем врачам, а сам стал изготовлять фаг.
жил спиртом и злобой, раскрепощал душу и растворял свое тело ненавистью,
как некогда отшельники растворяли свое экстазом. Жизнь его была нереальна,
как ночи старого пьяницы. Над нормальными осторожными людьми он имел то
преимущество, что ему безразлично было - жить или умереть. Разве не сидел
он среди мертвых, разговаривая с Леорой и Сонделиусом, с Айрой Хинкли и
Оливером Марчендом, с Инчкепом Джонсом и призрачной толпой чернокожих,
протягивающих к нему руки в мольбе?
не увиделся с Джойс Ленион. Он ее ненавидел. Он клялся, что не ее
присутствие помешало ему вернуться к Леоре раньше, но оставалось сознание,
что в те часы, когда он болтал с Джойс, Леора умирала.
больше не увидишь".
красными прожилками в глазах. Приблудный котенок, которого он почитал
своим единственным другом, спал на его подушке. На стук в дверь Мартин
пробормотал: "Не могу я сейчас говорить со Стоксом. Пусть сам ведет свои
опыты. Мне опыты осточертели".
заваленном едой, бумагами, инструментами. Сманила негодующего котенка на
коврик, взбила подушку и села рядом с Мартином на неопрятную кровать.
Потом начала:
хотела выразить... Вас не утешит немного сознание, что мы любим вас? Вы
разрешите мне предложить вам дружбу?
ушла, в нем снова затеплилось мужество.