read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



участие в войне на стороне союзников. Тем не менее Бюлов остался столь же
неизлечимо в себя влюблен, как был всю жизнь.
Попытки "войти в контакт" (это было принятое выражение) с Россией
делались и через Тонышева -- разумеется, при посредстве граждан нейтральных
стран. Он разговаривал с этими людьми черезвычайно холодно, и сообщал в
Петербург об их суждениях и намеках. В меру возможного старался узнавать и
такие новости, которые могли бы быть полезны военному ведомству. Для этого
ему иногда и самому, в помощь русской разведке, приходилось "вступать в
контакт" с людьми, уж совсем сомнительными, или открыто-продажными. Делал
это брезгливо. Вдобавок ему казалось и невозможным, чтобы какие-то
проходимцы могли хоть что-либо знать о намереньях германского правительства
и, тем менее, о планах Гинденбурга и Людендорфа. Но кое-что оказывалось
правдой, и он убеждался, что совершенного, непроницаемого секрета нет не
только у дипломатов, но и у военных.
После октябрьского переворота он без колебаний послал в Петербург очень
краткое извещение о своем уходе в отставку и решил переехать во Францию, не
дожидаясь ответа, -- "с кем же теперь вообще говорить?" _ Сослуживцы
советовали ему этого пока не делать: ссылаясь на формальные обстоятельства,
на казенные деньги, на необходимость "поддерживать статус". У всех была
уверенность что большевики падут через несколько недель. С этим он
соглашался, но говорил, что ему противно сохранять должность; некому
посылать доклады, не от кого получать инструкции, нельзя, ничего не делая,
брать жалованье из принадлежащих государству 480 сумм. Возможно лучше
наладив формальные дела, сдав должность помощнику, он уехал с Ниной
Анатольевной. На вокзал их на этот раз провожали только сослуживцы, да и то
не все.
В Париже они достали небольшую меблированную квартиру. Теперь оказалось
очень кстати, что он перевел заграницу свои частные средства. Их могло, при
скромной жизни, хватить на несколько лет, и вначале Тонышевы не очень
старались об экономии в расходах. Достать горничную было нелегко: к русским
теперь шли неохотно: одни простые люди разорились оттого, что большевики
перестали платить по займам, другие после Брестского мира считали всех
русских изменниками. Тонышевы наняли швейцарку. Алексей Алексеевич в первое
время еще устраивал небольшие приемы, уже без завтраков и обедов. Посещали
их только люди второстепенные, больше прежние друзья по дипломатическому
ведомству.
-- Да и те верно немного опасаются, как бы ты не попросил у них денег
взаймы, -- говорила, смеясь, Нина Анатольевна. Он пожимал плечами и старался
казаться равнодушным. Но его больно задевал конец русского престижа и
связанное с этим понижение личного почета, которым он всю жизнь пользовался.
Они очень беспокоились о Ласточкиных. Писем из России больше никто не
получал. Алексей Алексеевич в начале октября послал письмо с "вализой".
Никакого ответа не было. Благоразумные люди говорили, что письма из-за
границы, если и дойдут, то лишь скомпрометируют получателей, а уж отвечать
оттуда совсем не безопасно. Лучше вообще пока не писать: ведь скоро всЈ там
кончится.
То же говорили и газеты: большевицкий строй идет к концу; Ленин потерял
всякий авторитет; повидимому, скоро на его место сядет Троцкий или Зиновьев,
уже под него подкапывающиеся и даже было ненадолго его арестовавшие. Газеты
сообщали (более серьезные с оговорками о недостаточной осведомленности), что
в России идут грабежи, убийства, пожары. Тонышевы читали с ужасом и тщетно
старались успокоить друг друга. Как-то Алексей Алексеевич вспомнил о
парижском 481 притоне, в котором был когда-то с Людой: "Вот он, вот "bal
d'Octobre!" -- подумал он, стараясь разобраться в своем чувстве. Но, кроме
мысли, что социальную революцию повлекли за собой социальные контрасты, ему
ничего в голову не приходило. "А это ведь довольно банальная мысль".
К разгону Учредительного Собрания он отнесся равнодушно: в этом
собрании было разве лишь несколько человек, которым он мог бы по настоящему
сочувствовать. Позднее убийство царской семьи его совершенно потрясло. Он
несколько дней ходил сам не свой.
И, наконец, пришла победа, полная победа над Германией. Радость
Тонышевых была необычайно велика. Алексей Алексеевич был очень доволен и
тем, что Вильгельм II бежал в Голландию, -- жалел только, что царь до этого
не дожил: это было бы для него утешеньем.
"Как странно, что три знаменитейших династии мира погибли именно из-за
войны!" -- думал Тонышев. -- "Разумеется, воевали во все времена и
республики, а всЈ-таки для войн созданы монархии, да еще дворянство. На
войнах создались их слава и их добродетели. Правда, любовь к армии, к
знаменам, к мундирам, это природное свойство человека. Недаром бегут на
парадах за войсками дети всех сословий и так радуются, когда им дарят сабли.
Недаром даже революционеры подражают военным традициям и военной
словесности. Когда-то короли это понимали. При Людовике XIV сын мужика или
лавочника мог стать маршалом Франции, а при Людовике XVI -- таков хваленый
"прогресс" -- не мог дослужиться до офицерского чина. Наполеон, имевший
только четыре поколения дворянства, -- немногим меньше, чем я, -- мог быть
при старом строе только ротным командиром, а до полкового дослужиться не
мог, -- а как на беду он хотел, очевидно, стать полковым командиром. И
монархи не поняли, что эта война будет совсем не такой<,> как прежние, что
мир перестанет ценить военную доблесть и дворянские понятия о чести. Теперь
чуть ли не в одной Англии военные заслуги дают дворянство и титулы".
Алексей Алексеевич, впрочем, не очень верил в 482 породу, хотя иногда и
нерешительно ссылался на то, что есть ведь порода у лошадей, у собак, как же
ей не быть у людей? Собственное его дворянство было не старым: его прадед
вдруг, ни с того, ни с сего, получил высокий чин от Павла, которому чем-то
понравился. Тонышев не мог думать, что от этого их порода стала лучше;
голубой крови не прибавилось. Но он считал очень полезным для государства
обилие отличий, чинов, орденов. "На этом многое везде держалось веками, так
все дорожили -- и я дорожил -- звездами, лентами, статскими и
действительными, и это не стоило казне ничего. Республики и эта война всЈ
изменили. Надо создавать новые традиции, но какие?.. Да, монархии сами себя
погубили!"
Он читал много газет. Из Швейцарии ему доставлялись и немецкие. Хаос в
Германии вначале доставлял ему радость: "Насадили у нас большевиков, теперь
испытайте на себе!" Но злорадство скоро у него прошло. Теперь его
преимущественно интересовало, как ученая страна выйдет из положения, которое
она сама считала довольно естественным для неученой. Ненависть людей друг к
другу, ему издали казалось, была в Германии еще больше, чем в России. Левые
газеты поливали помоями правых, правые -- левых. Обе стороны возлагали
ответственность за катастрофу одна на другую.
Тонышев надеялся, что освободившиеся с победой огромные силы союзников
тотчас свергнут в России большевиков. Но эта надежда очень скоро ослабела,
потом совершенно исчезла. Вначале русские дипломаты и политические деятели,
со всех сторон съезжавшиеся в Париж, предполагали, что как-нибудь, хотя бы
не на основе полного равноправия, они будут привлечены к участию в мирной
конференции и в предварительных совещаниях. Но понемногу выяснилось, что об
этом и речи нет. Не очень думали вожди союзников и о свержении советского
строя вооруженной силой. О Клемансо и Ллойд-Джордже говорили, что они
терпеть не могут Россию. О Вильсоне стали говорить, что он имеет симпатии к
большевикам и желал бы устроить где-либо мирное совещание между ними и их
русскими противниками. 483 Американского президента газеты еще называли
светочем человечества, но жар их в этой оценке заметно уменьшался во всех
странах.
-- Нет, ничего они для нас не сделают, хотя Россия потеряла в войне,
верно, в двадцать раз больше людей, чем Соединенные Штаты! -- с горечью
говорил Тонышев.
Изредка у наиболее известных русских дипломатов союзники, без большого
интереса, еще о чем-то вежливо осведомлялись. Но, видимо, были очень
довольны, что Россия к переговорам не привлечена, что она больше никому не
нужна, что ей ничего не нужно отдавать из плодов победы, -- вполне с нее
достаточно того, что отменен Брестский договор.
В посольстве на улице Гренелль Тонышев беспрестанно встречал старых и
более новых политических деятелей, -- в душе предпочитал первых, если они не
были уж совершенными зубрами. Новые его несколько раздражали: "Все они
только себя считают людьми будущего или даже настоящего, а с представителями
старого строя разговаривают разве по доброте и снисходительности. Забавно,
что они называют большевиков "захватчиками" и "узурпаторами". А кто же были
они сами? В феврале был такой же захват власти, как в октябре. Так Тушинский
вор приказывал драть кнутом всех следующих Лжедмитриев", -- раздраженно
думал Тонышев. Впрочем, теперь его раздражало почти всЈ. Раздражали
намечавшиеся условия мира, -- "всЈ-таки немцы воевали геройски, и в прежние
времена, при монархиях, о них хоть говорили бы не в таком тоне. Кончились
рыцарские традиции! Где это видано: заключать мир, даже не вступая в
переговоры с побежденным противником? И какая цена такому миру!" Раздражало
его торжество "всевозможных Бенешей". "Бенеши" с необычайной быстротой
появились и на территориях Российской Империи. Объявили эти территории
независимыми, приезжали в Париж с большими деньгами, устраивали приемы для
печати, и их встречали гораздо лучше, чем прежних русских послов.
-- Все торчали в приемных немецких министров и генералов, когда у тех
дела шли хорошо. А теперь из Берлина кружным путем приехали в Париж и торчат
484 в приемных союзных министров! И совершенно забыли, что были когда-то в
России членами Думы или Временного правительства, или же занимались мирно
кто адвокатурой, кто службой, кто коммерцией, ни минуты и не думая об
отделении своих стран! -- говорил он жене.
Нина Анатольевна с ним соглашалась, но не так гневно. Ее забавляли
фамилии министров и делегатов новых стран.
-- Послушай только, -- говорила она, отрываясь от газеты: --
Топчибашев, Мехмандаров, Мейровиц, Поска, Сабахтарашвили! А по имени одного
зовут Али-Мардан-бек! On ne s'appelle pas Ali-Mardan-bek!



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 [ 96 ] 97 98 99 100 101
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.