лицо, как будто он сердился, что она умерла.
на кладбище, меня отправил в "Асторию", а сам всю ночь провел с Петей.
Теперь он стоял рядом со мной и смотрел, смотрел на сестру, как будто
хотел насмотреться на всю жизнь. Я спросила у него, как Петя; он молча
показал мне его в толпе, стоявшей в ногах у гроба.
лицо; он как будто терпеливо ждал, что вот, наконец, кончится эта длинная
процедура и Саша снова будет с ним, и все снова будет прекрасно. Старик
Сковородников, накануне приехавший на похороны, стоял за ним, и слезы
нет-нет, да и скатывались по щекам в его большие, аккуратные седые усы.
Потом у меня снова стал какой-то туман в глазах, и я не помню как
кончилась панихида.
Старик Сковородников возвращался в Энск и зашел к нам в "Асторию", чтобы
проститься. У Сани кто-то был, кажется агент, отправлявший снаряжение в
Архангельск, и мы прошли в спальню. Везде валялись ватные костюмы,
варежки, рюкзаки... Экспедиция уже переехала в Санин номер из Арктического
института.
души рад, что Саня, которого я считаю за сына, соединил свою жизнь именно
с вами. Конечно, грустно, что так случилось... Отпраздновали бы вместе...
Но в жизни не закажешь...
Сашеньке, и я от души вам благодарен.
страшнейшая. Если бы она была здорова, мы бы немедля взяли к себе
ребеночка. И Петя жил бы у нас хоть некоторое время. А теперь не то что
взять - я не представляю себе, как и вернуться. Ведь она умрет, как узнает
о Сашеньке. У нее вся жизнь была в Сашеньке и Пете.
переделанную из патрона, - должно быть, память со времен гражданской
войны. Я сама подумала об этом, вернувшись на Петроградскую после похорон.
и неоконченный медальон-миниатюра в старинном духе, над которым Саша
работала в последнее время.
оставила маленького сына у меня на руках. Она просила бы меня о нем, если
бы умирала в сознании.
назначен на середину июня. Но две недели - это не так уж мало для грудного
ребенка, которому и всего-то было только две недели. Теперь мне смешно
вспомнить, как я боялась не только взять его на руки, но даже дотронуться
до него, когда мы с Петей пошли в клинику, чтобы взять его домой. Я
ахнула, когда, рассказывая, как нужно обращаться с грудными детьми, сестра
высоко подняла его на ладони. Она подняла его одной рукой. Он заревел, а
она сказала хладнокровно:
день. У меня голова пошла кругом от ее наставлений! Наконец, как это ни
было страшно, я все-таки завернула ребенка и взяла его на руки. Должно
быть, я сделала это слишком осторожно, потому что сестра засмеялась и
сказала:
то купать, утром и вечером я ездила в клинику за грудным молоком, -
словом, возни было много. Но странно, с каждым днем мне было все труднее
представить себе, что скоро не будет этих вечерних купаний, когда мальчик,
который очень любил купаться, важный, как маленький король, лежал в
корыте, и не будет бесконечных споров с Розалией Наумовной о соске - нужно
ее давать или нет.
управление прислало мне командировку на год в распоряжение Арктического
института, профессор В. вызвал меня, и мы подробно обсудили геологическую
задачу высокоширотной экспедиции, причем я порядочно "плавала", потому что
в геологии Крайнего Севера тогда еще ничего не понимала.
читала ее по ночам, то засыпая, то просыпаясь, и, помнится, так и не
поняла, почему она гостеприимная: мне показалось - не очень.
ля", точно чувствовал, что я уезжаю.
отъезда, и не раз я пыталась поговорить об этом с Петей. Но, молчаливый,
подавленный, усталый, он слушал меня, опустив голову, и не отвечал ни
слова.
увидеть в этой комнате чужого человека.
кепку, должно быть на улице, и все искал ее дома. Ни разу он не взглянул
на ребенка - вот что меня в особенности поражало! Но однажды, когда под
утро я задремала над книгой, вдруг шорох и бормотанье разбудили меня. Мне
послышалось: "Бедный, милый!"
грудью. Широко открыв глаза, с каким-то болезненным недоумением
вглядывался он в спящего мальчика.
дрожали...
взгляда, когда он доволен тем, как идут дела, и когда недоволен. Мы
разговаривали, а потом он уходил в коридор покурить, и я вместе с ним,
чтобы ему не было скучно.
его из кроватки и стала ходить по комнате, покачивая и напевая.
обхватил меня вместе с мальчиком и стал целовать...
озабоченным лицом: - несмотря на все мои хлопоты, денег отпустили мало.
Денег мало, и поэтому времени мало.
бухгалтерию, будь она неладна!
расстроен, и вот он сидел и покусывал, и глаза были черные, сердитые.
что ты занята. Но, понимаешь, хоть разобраться в счетах.
по часам, когда нужно кормить маленького, когда идти за молоком и так
далее, я поехала к Сане в "Асторию" и осталась на ночь и на другой день,
потому что он действительно не мог справиться без меня и нельзя было даже
отлучиться из номера - каждые пять минут звонили по телефону.
и только теперь, помогая Сане снаряжать поисковую партию, я вполне поняла
его выражение. Не проходило дня, чтобы к Сане не явился человек,
страдающий этой неизлечимой болезнью. Таков был П., старый художник, друг
и спутник Седова, в свое время горячо отозвавшийся на Санину статью в
"Правде" и впоследствии напечатавший свои воспоминания о том, как "Св.
Фока", возвращаясь на Большую Землю, подобрал штурмана Климова на мысе
Флора.
кочегарами, коками - кем угодно.
приходили бескорыстные мечтатели, которым Арктика представлялась страной
чудес и сказочных превращений.
вспомнить теперь, когда все изменилось и прежние волнения и заботы кажутся
незначительными и даже смешными. Как сонное, ночное виденье, он мелькнул и
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир
Шидловский Дмитрий
Пехов Алексей
Роллинс Джеймс