поздравляю, дорогие! А дайте же мне посмотреть на героев, на самых
главных.
своми собственными заслугами перед коллективом.
А Фильку я хорошо знаю, старые приятели! Молдцы! Жму вам руки от имени
Советской власти. И Крейцер крепкой широкой рукой по-настоящему пожал
маленькие руки колонистов.
радостное общее собрание, когда уехал Крейцер, Филька и Ваня принесли в
кабинет флакон с остатками дорогого масла. Речь опять говорил Филька:
обижается. Мы и "Самсон Верке" его тоже смазывали, а не только свой
шепинг.
никогда этого не поймете, и это хорошо, по крайней мере, задаваться не
будете!
полагается отвечать заведующему: - Есть, не задаваться!
21. БУДЕМ ПОМНИТЬ
К концу пришла эта маленькая история в маленьком детском коллективе, в
скромной колонии им. Первого мая. Счастливый конец всегда отмечается
торжеством, и искренно и открыто торжествовали первомайцы свою победу:
действительно, к празднику 7 Ноября не осталось врагов в колонии, ни на
производстве, ни в бригадах. Открытыми глазами теперь можно смотреть друг
другу в глаза, и не стыдно никому видеть утром два узких флага на башнях
главного здания.
им. Дзержинского секретарь совета бригадиров Виктор Торский. И когда
стали выбирать нового секретаря, Илья Руднев сказал:
один говорил, что это Рыжиков - враг, а мы ему не поверили, Игорю. Нам
нужен такой председатель.
единогласно. Он сдал восьмую бригаду новому бригадиру Санчо Зорину и сел
рядом с Захаровым, чтобы вместе управлять трудной работой колонии. И
первым делом нового секретаря было возвращение Воленко. Адрес его хорошо
сохранился в тайниках четвертой бригады. В Полтаву была отправлена
делегация из трех колонистов, не пожалел для этого Захаров никаких денег.
Делегация повезла Воленко письменное приглашение общего собрания
возвратиться в колонию, деньги на дорогу и новый парадный костюм. С полным
правом в эту делегацию включили и Ваню Гальченко, который тогда придумал
взять у Воленко адрес.
горожане, почему это первомайцы с демонстрации не домой пошли через
Хорошиловку, а в противоположную сторону, к вокзалу. На широкой и красивой
вокзальной площали они выстроились. Совет бригадиров и захаров пошли к
самому поезду, а когда они вышли на площадь вместе с Воленко, их встретили
знаменным салютом. Двести пар глаз смотрели на Воленко, и не было ни одной
пары, в которой ни кипели бы слезы. И горожане смотрели
на первомайцев и удивлялись: почему это такой стройный отряд мальчиков и
девочек под музыку замер в салюте и почему так заметно у них по щекам
сбегают слезы? А потом поняли горожане, что это им показалось: когда дал
захаров команду "вольно" и все бросились здороваться с Воленко, а многие и
целоваться, поняли горожане, что у колонистов не горе, а радость сегодня.
Воленко прошел по фронту колонистов, тонкие его, строгие губы улыбались и
с благодарностю к товарищам, и с гордостью за свою колонию. А когда опять
стали колонисты в строй, вышел вперед Игорь Чернявин и, не обращая
внимания на зрителей, на праздничную и счастливую, нарядную толпу, сказал:
сегодняшнее дежурство по колонии. Нам будет приятно, если в день великого
праздника дежурным бригадиром будет бригадир первой.
Руднев сказал: - Товарищ заведующий! Дежурство по колонии бригаду первой
бригады Воленко сдал. И Воленко сказал:
принял.
многим, что все прошлое было сном, и не было никакого Рыжикова, и не
было никакого горя у колонистов. И еще радостнее было возвращаться домой
через торжественный город, ставить легкую танцующую ногу под счастливый
себерянный марш и видеть краем глаза, как любются люди на тротуарах
колонной первомайцев, и гордиться своей удачей в прошлом и своей удачей в
будущем. Вечером на собрание приехал Крнйцер, поздравлял колонистов с
праздником, с возвращением Воленко, а потом сказал:
почувствовали, как трудно бороться с врагом. Разве у вас Рыжиков не был
бригадиром первой? Разве вы не тянулись перед ним и не говорили "есть,
товарищ дежурный"? А он вовсе был не товарищ, а если и был дежурным, так
это был дежурный враг. Смотрите, вы теперь знаете, что такое враг и
сколько он зла может принести. Враг никогда не придет к вам сереньким и
скучным. Он всегда будет в самые глаза ваши пролезать, в самую душу
проникать, он всегда постарается вам понравиться, он захочет кое-что
сделать для вас, чтобы вы считали его своим товарищем. А вы смотрите
внимательно, вы уже многому научились. Есть у вас такой Подвесько. Слышал
я, он провинился перед вами, а вы его даже не наказали. Правильно, потому
что провинился по неопытности и по ошибке. Смотрите и дальше разбирайтесь
в этом. И вам это нужно, и Советской стране.
как опасен и скрытен может быть враг, и они готовились встретить его в
жизни с неприкрытой, уничтожающей ненавистью, встретить в самом начале его
предательства.
смертельный взмах вражеской руки и на всю жизнь запомнили это видение.
уходя спать, сказал часовому, что на поверке не будет. Правда, он слышал
сигнал побудки, но не спешил. Выйдя во двор, он по привычке остановился у
дверей и бросил общий взгляд на колонию. Было еще темно, но уже красне-
ло небо на востоке. На фоне зари он видел флаги на башнях главного корпуса
и... что-то странное происходило с флагами. Один из низ вдруг начал
опускаться. На фоне красной зари он казался черным, спускаясь, он
вздрагивал, и его узкий конец подымался. На середине флагштока он
остановился, и начал спускаться второй флаг. Захаров с усилием старался
вспомнить: второе декабря... нет... что-то случилось! Он побежал к
главному зданию. Среди темных кустов цветников на него налетел Игорь:
вестибюль. Говорили шепотом, чего-то ждали, на диване плакала девочка.
Дежурный бригадир Оксана Литовченко проталкивалась к Захарову:
на диван, повторяя одну и ту же, ставшую уже быссмысленной, фразу: - Ой,
не могу, ой, не могу, Алексей Степанович!
молчаливым испугом, их глаза напряглись в неподатливых поворотах, они
хотели быть мужчинами. Захаров отдал повязку Игорю.
меня спросил?
нашел выход:
немедленно. Оркестр. Да... Креп пошли ко мне домой... Креп на знамя.
сидели малыши и молчали, заложв руки между колен. Они сидели тесно и
неподвижно?. При входе Захарова встали машинально и машинально подняли
руки, а потом снова опустились на диван и снова заложили руки между колен.
Захаров не обратил на них внимания, сел за стол и задумался. Наконец
догадался:
слышали. Донеслись сигналы общего сбора и сбора оркестра. Малыши сорвались
с дивана и побежали в зал, но и на бегу они сегодня были как бы
неподвижны. Общее собрание началось в подавленном, тяжелом молчании.
Встретили знамя, увитое черным крепом, обернулись к Захарову:
даже не знали, какие есть подлые враги, сколько еще злобы и ненависти
против нас, против нашего государства, против наших вождей. Теперь вы
понимаете, что это такое, товарищи колонисты?