Чтение 96–й страницы книги ~Кулак Аллаха~

месте цеха осталась лишь гигантская воронка. Лондону и Вашингтону пришлось
довольствоваться десятком фотографий, сделанных капитан-лейтенантом Дарреном
Клири.

В "Черной дыре" умнейшие головы долго изучали эти фотографии, потом
пожали плечами, признались в своей некомпетентности и отослали снимки своим
шефам в столицы - Лондон и Вашингтон.

Копии аэрофотоснимков тотчас были направлены в британский центр
фотографической интерпретации в Джарике и в аналогичное вашингтонское
учреждение.

Случайный прохожий, даже если он обратит внимание на эту
грязно-коричневую огромную кирпичную коробку на одном из перекрестков самого
грязного квартала делового центра Вашингтона, вряд ли догадается, чем
занимаются ее обитатели. Единственным ключом к разгадке могли бы послужить
многочисленные выходы воздушных кондиционеров, которые обеспечивали
комфортабельные условия для работы завидного собрания самых мощных
американских компьютеров.

Что же касается всего остального, то, судя по пыльным и грязным окнам и
мусору, который гонял ветер по ближайшим улицам, Национальный центр
фотографической интерпретации США можно было бы принять за не слишком
преуспевающий товарный склад.

Однако именно сюда поступают тысячи снимков, сделанных многочисленными
спутниками, именно здесь работают специалисты, которые объясняют сотрудникам
Пентагона, ЦРУ и Национального управления реконгцировки, что же именно
увидели эти дорогие космические игрушки. Все эти специалисты молоды, умны и
сообразительны, если речь идет о чем-либо касающемся новейших технологий, но
они никогда не видели ничего похожего на соты возле Тармии. Поэтому они
зарегистрировали снимки и сказали, что понятия не имеют, что это такое.

Эксперты из британского министерства обороны и из Пентагона, которые
знали все о любом обычном оружии от арбалета до термоядерной бомбы, тоже
посмотрели на снимки, недоуменно покачали головами и передали их дальше.

Не исключалось, что иракский объект в Тармии имел какое-то отношение к
производству оружия массового поражения, поэтому снимки показали также
британским ученым в Портон-Дауне, Олдермастоне и Харуэлле и их американским
коллегам в Сандии, Лос-Аламосе и Ливерморе. Результат оказался тем же самым.

Наиболее вероятной представлялась следующая гипотеза: диски были деталями
огромных трансформаторов электрического тока, предназначавшихся для новой
иракской тепловой электростанции. Когда из Эр-Рияда сообщили, что новые
снимки сделать невозможно, так как загадочный цех в Тармии в буквальном
смысле слова перестал существовать, пришлось довольствоваться этой
гипотезой.

Гипотеза была неплоха, но она не объясняла одного существенного факта:
почему иракцы так отчаянно пытались скрыть или спасти таинственные диски?

Лишь вечером 24 января Саймон Паксман из телефонной будки позвонил домой
доктору Терри Мартину.

- Не хотите ли еще раз пообедать в индийском ресторане? - спросил
Паксман.

- Сегодня не могу, - ответил Мартин. - Я уезжаю.

О том, что вернулся Хилари и он хотел бы провести вечер со своим другом,
Мартин умолчал.

- Куда? - спросил Паксман.

- В Америку, - ответил Мартин. - Я получил приглашение прочитать лекции о
халифате Абассидов. Признаться, довольно лестное приглашение. Судя по всему,
им очень понравилась моя работа о юриспруденции в третьем халифате. Сожалею,
но не могу.

- Я хотел только сказать, что с юга пришло нечто новое. Другая загадка,
которую никто не может разгадать. Правда, тут дело не в тонкостях арабского
языка, а в технике. И все же...

- Что это такое?

- Фотография. Я снял копию.

Мартин заколебался.

- Еще один случайный факт? - с сомнением спросил он. - Хорошо, в том же
ресторане в восемь.

- Возможно, так оно и есть, - согласился Паксман. - Просто еще один
случайный факт.

Стоя в холодной телефонной будке, он не догадывался, что держит в руке ту
нить, которая свяжет все разрозненные факты воедино.

Самолет, на котором летел Терри Мартин, приземлился в международном
аэропорту Сан-Франциско на следующий день, почти ровно в три часа дня. Его
радушно встретил профессор Пол Масловски, одетый в униформу американских
ученых - твидовый пиджак с кожаными налокотниками. Мартин тотчас ощутил
теплые объятия типично американского гостеприимства.

- Бетти и я подумали, что в отеле вам будет скучновато, и решили
предложить остановиться в нашем доме, - сказал Масловски, не успев вывести
свою малолитражку из комплекса зданий аэропорта на шоссе.

- Благодарю вас, это было бы просто чудесно, - искренне ответил Мартин.

- Студенты с нетерпением ждут ваших лекций, Терри. Конечно, народу у нас
немного; наш арабский факультет, должно быть, намного меньше вашей Школы
востоковедения и африканистики, но они действительно в восторге от ваших
работ.

- Отлично. Хотелось бы поскорее встретиться с ними.

Мартин и Масловски оживленно обсуждали свою общую страсть - средневековую
Месопотамию и не заметили, как приехали в пригород Сан-Франциско Менло-парк,
где в каркасном доме жил профессор. Мартина представили жене Масловски Бетти
и провели в теплую и удобную комнату для гостей. Терри бросил взгляд на
часы: было пятнадцать минут пятого.

- Не могу ли я воспользоваться телефоном? - спустившись вниз, спросил
Мартин.

- Разумеется, - ответил Масловски. - Хотите позвонить домой?

- Нет, кое-кому в США. У вас есть телефонный справочник?

Профессор вручил ему толстую книгу и вышел. Нужный ему номер Мартин нашел
в разделе "Ливермор"; Национальная лаборатория Лоуренса, округ Аламеда.
Самое время позвонить.

- Соедините меня, пожалуйста, с отделом Z, - сказал он телефонистке. Он
произнес "зед".

- Кто именно вам нужен? - спросила телефонистка.

- Отдел Z, - повторил Мартин. - Офис директора.

- Минутку.

Через несколько секунд в трубке прозвучал другой женский голос:

- Офис директора. Чем я могу вам помочь?

Должно быть, Мартина выручил британский акцент. Он представился и сказал,
что приехал на несколько дней из Англии и хотел бы поговорить с директором.
Теперь в трубке зазвучал мужской голос:

- Доктор Мартин?

-Да.

- Говорит Джим Джекобс, заместитель директора. Чем могу быть вам полезен?

- Видите ли, я понимаю, что мне следовало бы договориться с вами заранее,
но я приехал буквально на несколько дней, чтобы прочесть лекцию на
факультете изучения Ближнего Востока в Беркли. Затем я должен вернуться. Я
подумал, возможно, вы сможете уделить мне несколько минут, тогда я подъехал
бы к вам в Ливермор.

Мартин почти видел, как у Джекобса от удивления поползли кверху брови.

- Доктор Мартин, не могли бы вы хотя бы намекнуть, что именно вас
интересует?

- Это не так просто. Видите ли, я - член британского комитета "Медуза".
Это вам о чем-нибудь говорит?

- Конечно. Мы как раз собирались сворачивать работу нашего комитета.
Завтра вы сможете?

- Вполне. Моя лекция назначена на вторую половину дня. Утром вы свободны?

- Скажем, в десять часов? - уточнил Джекобс.

Договариваясь о встрече, Мартин намеренно умолчал о том, что он совсем не
физик-ядерщик, а арабист. Зачем заранее создавать лишние проблемы?

Вечером того же дня в другом уголке планеты, в Вене, Карим наконец уложил
Эдит Харденберг в постель. Все произошло как бы само собой, как вполне
естественное продолжение концерта и ужина. Даже в машине, когда они ехали из
центра города к ней в Гринцинг, Эдит пыталась убедить себя, что они только
выпьют кофе и распрощаются, хотя в глубине души понимала, что обманывает
самое себя.

Когда Карим обнял ее и нежно, но настойчиво поцеловал, она не стала
протестовать. Ее прежняя уверенность, что она никогда не допустит ничего
подобного, испарилась; она ничего не могла поделать с собой. Признаться, ей
уже и не хотелось протестовать.

Когда Карим взял ее на руки и отнес в крохотную спальню, она лишь
спрятала лицо у него на груди и сказала себе: будь что будет. Она почти не
почувствовала, как упало на пол ее строгое платье. Ловкие - не то что у
Хорста - пальцы Карима не рвали пуговицы и одежду, не ломали застежки.

Эдит была еще в белье, когда под большим венским пуховым одеялом она
почувствовала тепло, исходившее от его сильного, молодого тела. Ей
показалось, что она вдруг нашла долгожданный приют в холодную зимнюю ночь.

Она не знала, что ей нужно делать, поэтому просто лежала, закрыв глаза.
Губы Карима и его нежные, ищущие руки вызывали странное ощущение чего-то
необычного, ужасного, греховного. Хорст таким никогда не был.

Эдит была близка к панике, когда губы Карима оторвались от ее губ, потом
от ее грудей, когда он стал целовать ее в другие, запретные места, которые
ее мать всегда называла не иначе как "там, внизу".

Она пыталась его оттолкнуть, неуверенно протестовала, понимая, что
пробегающие по всему ее телу волны дрожи - это что-то нехорошее,
неприличное, но Карим был ловок и неудержим, как молодой спаниель,
нацелившийся на куропатку.

Он не обращал внимания на ее бесконечные "nein, Karim, das sollst du