Чтение 96–й страницы книги ~Принц Галлии~

хочешь? Поверь, нет ничего постыдного в тех ласках, которыми мужчина
одаривает женщину и наоборот.

Какие бы ни были те ласки, главное, чтобы они доставляли им обоим
удовольствие не в ущерб их здоровью, а все остальное неважно... Ну, скажи:
"хочу", милочка.

Одно-единственное слово или просто кивок головы - и со мной ты
испытаешь такое наслаждение, какого еще не знала никогда и ни с кем.

- Вы просто чудовище! - пораженно вскричала Бланка.

- Да, я чудовище, - подтвердил Филипп, притягивая ее к себе. - Я
дракон. Грр!

Он попытался ухватить зубами ее носик. Бланка увернулась и наградила
его еще одной пощечиной.

- Отпустите меня, вы, пьяная свинья!

- Я не свинья, я дракон. Пьяный дракон. А ты знаешь, милочка, что
больше всего любят драконы - и пьяные и трезвые? Они просто обожают кушать
хорошеньких, вкусненьких девчонок - таких, как ты, например. А поскольку я
дракон, голодный и пьяный дракон, то сейчас я тебя съе-е-ем! - последнее
слово Филипп прорычал.

Одной рукой он прижал Бланку к себе, а другой принялся расстегивать ее
корсаж.

Она увертывалась, извивалась, брыкалась, лягалась, но вырваться из его
объятий ей не удавалось.

- Прекратите немедленно! Я буду вас бить.

- Бей, - равнодушно ответил Филипп. Он как раз сосредоточил все свое
внимание на застежках, которые почему-то не хотели выполнять своей
основной функции - расстегиваться.

- Я буду кусаться, - предупредила Бланка.

- Об этом я только и мечтаю, - заверил ее Филипп.

- Негодяй ты! - сказала она и вдруг всхлипнула.

Оставив в покое корсаж, Филипп взял Бланку за подбородок и поднял ее
лицо к себе. На ее длинных ресницах, словно капли росы, блестели слезы.

- Что с тобой, милая? Почему ты плачешь?

- Вы... Ты насилуешь меня. Ты заставляешь... принуждаешь...

Он провел большим пальцем по ее розовым губам, которые непроизвольно
напряглись и задрожали, готовые подчиниться малейшему желанию своей
обладательницы.

- А если я не буду принуждать, ты согласишься?

- На что?

- Как это на что? Да все на то же самое - лечь со мной в постельку. Ну,
не отказывайся, солнышко, ведь я так тебя хочу. Я никого еще не хотел так,
как тебя. Вот как я тебя хочу!

Бланка отрицательно покачала головой:

- Нет, Филипп.

- Но почему, почему? Неужели я не нравлюсь тебе?

Бланка промолчала. Продолжая удерживать ее в объятиях, Филипп свободной
рукой погладил сквозь ткань юбок и платья ее бедро, затем пальцами
пробежал вдоль стана к груди, пощекотал ее подбородок, шею, за ушком...
Бланка глубоко и часто дышала, вся пылая от стыда и сладостного
возбуждения.

- Разве я не нравлюсь тебе? - повторил свой вопрос Филипп.

- Нет, почему же, нравишься, - дрожащим голосом, почти умоляюще,
ответила Бланка. Как-то само собой она перешла на ты, понимая, что в
данной ситуации обращение во множественном числе выглядело бы по меньшей
мере комично. - Даже очень нравишься.

- Так почему...

- Я люблю другого, Филипп.

- А если бы не любила, согласилась бы?

Бланка смущенно опустила глаза.

- Да, - после непродолжительного молчания призналась она. - Тогда бы я
согласилась.

- Значит, и в Толедо ты любила другого?

- Мм... Нет.

- Так почему же и раньше ты...

- Тогда все было иначе, Филипп. Теперь многое изменилось, очень
многое... Только не спрашивай что.

- И сейчас ты любишь Монтини?

- Да, его.

Филипп тяжело вздохнул и просто положил руку ей на колено.

- Очень любишь?

- Очень.

- Так хоть частичку этой любви, если она такая большая, обрати на меня,
Бланка.

Поверь, от этого Монтини не убудет, честное слово! Любовник не муж, к
верности ему не обязывает никто - ни церковь, ни общество. Не все равно ли
тебе, скольких любить - одного, двух, десяток? Бери пример с Маргариты.
Полюби меня, милочка, я просто дурею от тебя.

- Нет, Филипп, я не могу. Мне далеко не безразлично, скольких любить и
кого любить. Любовь - она одна, единственная и неделимая, и я не могу
выполнить твою просьбу, пойми меня правильно... Впрочем, вряд ли ты
поймешь. Ведь ты никогда еще не любил по-настоящему.

Филипп отпустил Бланку. На лицо его набежала тень.

- Ошибаешься. Я знаю и понимаю это. Была у меня настоящая любовь...
Когда-то.

Давно... - Он хмуро взглянул на нее. - Но это не относится к вам с
Монтини.

- Почему?

- Потому что ты не любишь его, ты просто увлечена им.

- Неправда! - запротестовала Бланка. - Я люблю его.

Филипп медленно покачал головой:

- Ты еще такое наивное дитя, Бланка. Вот только что ты утверждала,
будто бы я не способен понять тебя. На самом же деле я вижу тебя насквозь.
Ты не можешь любить Монтини, в этом я уверен.

- И, наверное, потому, - саркастически произнесла она, - что он мне не
ровня?

- Вовсе нет, золотко. Уж я-то знаю, с какой легкостью любовь
преодолевает все кастовые предрассудки, сметает все преграды, стоящие у
нее на пути... Но сейчас речь о другом.

- О чем же?

- О том, как ты восприняла мои советы Габриелю.

- Это бесстыдство!

- Вот именно. Ты считаешь это бесстыдством - и не только то, что я дал
эти советы в присутствии женщин, но и то, что я вообще даю такие советы.

Следовательно, Монтини с тобой ничего подоб...

В этот момент Бланка зажала ему рот рукой.

- Имей же совесть, Филипп!

Филипп мягко, но решительно отнял ладонь от своего рта и по очереди
поцеловал каждый изящный пальчик.

- А между тем, - продолжал он, как ни в чем не бывало, - господин де
Монтини, насколько мне известно, весьма опытный в таких делах молодой
человек. Он не какой-нибудь сопливый юнец, который только то и умеет, что
залезть на женщину, а спустя пару минут слезть с нее...

- Замолчи!

- Нет, Бланка, я не буду молчать, - в обличительном порыве заявил
Филипп. - Я открою тебе глаза на истинное положение вещей. Ну, сама
подумай: чем можно объяснить тот факт, что на третьем месяце любовной
связи с таким отъявленным повесой, как Монтини, ты все еще остаешься
забитой, невежественной девственницей?

- Я...

- Этому есть лишь одно объяснение. Ты не любишь Монтини. В постели с
ним ты чувствуешь себя скованно, неуютно, неуверенно. Ты не отдаешься ему
полностью и ему не позволяешь отдаваться тебе целиком. Ты стесняешься его,
тебя неотступно преследует страх оказаться в неловком положении. И перед
кем? Перед человеком, которого ты, как утверждаешь сама, беззаветно
любишь! Я почти уверен, что не единожды ты отталкивала Монтини, когда он,
по твоему мнению, "заходил слишком далеко", предлагал тебе "постыдные
ласки"...

- Ну все, хватит!

Бланка решительно встала, явно намереваясь указать ему на дверь. Однако
Филипп был начеку - он тут же сгреб ее в объятия и усадил к себе на колени.

- Отпусти меня, Филипп! Сейчас же отпусти!

- Спокойно, пташечка! - произнес Филипп с металлом в голосе. - Если ты
сию же минуту не уймешься, клянусь, я пренебрегу своими принципами и
изнасилую тебя.

Сегодня ты так возбуждаешь меня, что я, пожалуй, решусь на этот
поступок.

- И покроешь себя позором!

- А кто об этом узнает? Да ты скорее умрешь, чем обмолвишься
кому-нибудь хоть словом. Еще и горничной строго-настрого прикажешь держать
язык за зубами. Или я ошибаюсь?

Бланка обреченно вздохнула, признавая его правоту.

- Нет, не ошибаешься.

- То-то и оно, - удовлетворенно констатировал Филипп. - Вот мы и пришли
к согласию. Теперь, милочка, устраивайся поудобнее - ты даже не
представляешь, какое для меня удовольствие служить тебе креслом, - и мы
продолжим наш разговор.

- О чем?

- Вернее, о ком. О нас с тобой. О том, как ты нравишься мне.

- И как я тебе нравлюсь?

- Очень нравишься, Бланка. Больше всех на свете.

- Врешь! Ты говоришь это всем женщинам, которых хочешь соблазнить.