улыбку, утупил очи. Не дай бог обидеть хозяина в его дому!
саблю чудесной работы, с вязью надписи по клинку, рукоятью в золоте, с
драгим камнем в навершии. Травленый рисунок кавказского булата бросился в
очи. Сабля, вброшенная в узорчатые, отделанные бирюзою и серебром ножны,
легла ему на руки. Слуги вынесли парчовый ордынский халат, мисюрку
хорезмийской работы. Оседланный тоурменский конь ждал князя Семена у
выхода.
Орде наречии.
призывно вплеталась весна.
ветром, с первым таяньем рыхло оседающих сугробов. И уже по птичьему граю,
по дерзкой молодой синеве небес, по напряженно зеленой коре осин и
красноте тальника, готового лопнуть почками, по тому, как тяжело, крупными
влажными комьями взлетает из-под копыт истолоченный снег, чуялось - весна!
И в сердце была весна - нетерпеливая радость и щедрая юная нежность ко
всему окрест.
Хотел подъехать с Замоскворечья и - прежде дома - преклонить колени пред
гробом дедушки Данилы. Пусть святой опекает и бережет новорожденного
правнука своего!
все как прежде: и ширь заречных лугов, по белизне уже тронутых кое-где
сизыми пятнами талой воды, и далекий Кремник, и вон там первые торопливые
глядельщики на дороге (он почти обогнал княжого гонца). Мельтешат серые,
красные и желтые нагольные овчинные зипуны простонародья, а среди них
пятнами голубого, рудо-желтого, зеленого и медового цветов крытые сукном
шубы и шубейки, вотолы, охабни и ферязи посадского люда и торговых гостей.
И уже первый далекий хрустальный звон, продрожав в весеннем воздухе,
долетел, отозвался в сердце высокою радостной болью - колокол родины!
подставить плечо князю. Семен сам свалился с седла, прошел, разминая ноги.
Могилу дедушки указали ему с некоторым трудом. Князь опустился на колени.
Кмети, осерьезнев, поснимали шапки, монахи, выстроясь, запели канон.
Получилось торжественно, не так, как хотелось Семену, и все-таки хорошо.
Он трижды поклонился могиле, поцеловал крест, поднялся с колен. По-за
крестами, по-за огорожей густела толпа. Поняли, замерли, не подступая
ближе.
колокола на Москве, гомонили, улыбаясь, заглядывая в лицо, румяные
москвичи. Он шагом доехал до Кремника, поднялся в гору, к воротам.
похорошевшая, помолодевшая. Подала хлеб-соль и после - теплый шевелящийся
сверток, откуда тоненько урчало: <У-а! У-а!> И Семен стоял с хлебом в
руках, радостный, и глядел, не зная, куда положить хлеб, несколько
мгновений, пока подоспела сенная боярыня, освободив руки князя. Тогда
бережно принял сына, прижал к себе. Даже не поглядел сразу; держал, ощущая
сквозь все пелены тепло детского крохотного тельца. А маленький Данилка
вертел головкою, тянул, раскрывая, ротик с большой верхней губой, верно,
просил материнскую грудь и не понимал, где она и почему ему не дают есть.
А когда Семен поднес его ближе к лицу, начал забавно чмокать...
прижалась к нему плечом.
проверить, как сдали рождественский корм, подписать грамоты купцам,
разрешить четыре возникших в его отсутствие местнических спора и прочая, и
прочая, - восстали дела зарубежные. Ольгерд, похоже, затеивал языческий
<крестовый поход> против православной веры.
крещении нареченный Евстафием, любимец Ольгерда, красавец и храбрец,
отказался прилюдно на пиру есть мясо в рождественский пост. Ольгерд
вскипел, юношу избивали железными палками, вывели на мороз, раздев донага,
лили в уста ледяную воду. Круглец-Евстафий, как передавали, не издал даже
стона. Ему раздробили кости ног, сорвали с головы волосы вместе с кожей,
отрезали уши и нос. Все пытки юноша перенес с мужеством древних христиан.
По приказу Ольгерда Круглеца повесили тринадцатого декабря на том же дубе,
где ранее приняли мученическую кончину Иоанн и Антоний. Тело висело три
дня, не тронутое стервятниками...
священник Нестор, крестивший Круглеца, остался жив. А в Константинополь,
стараниями Алексия с Феогностом, уже пошло представление о канонизации
новых страдальцев за веру Христову...
крещен! Жил с православной, очень богомольной женою, все его сыновья
крещены и носят русские имена, области, которые он держит под рукою, тоже
почти все населены православными. Кейстут, не изменявший языческой вере,
никогда не совершал ничего подобного. Похоже, Ольгерд попросту мстил
христианам за закрытие галицкой митрополии, и не слово божие, а потеря
духовной власти была истинною причиною его бешенства.
Кантакузиным завязывалась переписка, и уже первые образцы творений
Григория Паламы, привезенные из Византии, начинали честь по монастырям и
обсуждать русские книжники.
Польшею, и краковский король, большими силами заняв Волынь, начал
закрывать церкви и обращать тамошнее население в католичество. <И церкви
святые претвори на латинское богомерзкое служение>, - скорбно записывал
владимирский владычный летописец. Начиналось, ползло, приближалось что-то
неопределимое пока, как будто шевеление проснувшегося дракона, горячим
дыханием своим опаляющего воздух над дальними лесами.
вестью: Ольгерд прислал к хану брата своего Корияда с посольством и
просьбами о военной помочи и обороне от великого князя владимирского.
маститых старцев и подрастающую молодежь, на братьев, уже начинавших
вникать в дела господарские. Труднота была в том, что Ольгерд,
по-видимому, просил рати противу поляков, дабы оборонить православную
Волынь. Но после казни Круглеца и набегов на северские земли слишком
неясно было, куда на деле повернет литвин татарскую конницу.
Знаем ево не первой год!
ежели, да вкупе с Ольгердом, на Волынь! Да с татарскою конницей, тово,
надежно было б!
уточнил Феофан Бяконтов. - Сложил жалобы многие царю на великого князя,
дак почто и просит рать!
так, что не враз поймешь, но гонец изустно передал главное: Ольгерд хочет
силами Орды расправиться с князем московским. Сказанного изустно в думе не
повестишь, но все и без слова поняли.
Петрович Хвост.
основательного перечисления всех шкод и пакостей Ольгерда - сожжение
Тишинова, набеги на брянские и северские волости, давешний поход на
Новгород Великий - заключалось: <Улусы твои все высек и в полон вывел, а
князя великого отчину испустошил и еще хощет и нас всех вывести к себе в
полон, а твой улус пуст до конца сотворити, и тако обогатев, хощет тебе
противен быти>.
более всего на недавнюю свою гостьбу. Ольгерду явно, при всем коварстве
его, недоставало еще вежества и дальновидности.
Шубачеев, Аминь и Федор Глебович. Они будут мчаться, меняя коней, пока не
достигнут Сарая и не положат в руки Джанибека первую дружескую просьбу
Семенову... И что теперь порешит Джанибек?
следя, как Маша, выпростав в разрез рубахи полную грудь, кормит малыша. От
жены пахло молоком. Он испытывал необычайную нежность, заранее
представляя, как она, тяжелая, станет засыпать у него на руке, а он -
следить ее спокойное дыхание, чувствуя набухшую полноту грудей. Счастье
было столь полным, что неможно было даже и говорить о нем.
своего в пору, когда кругом, казалось, зачинался незримый пожар и земля
ждала от него мужества и твердости.
сомкнутыми белесыми ресничками, тихо чмокающего спросонь, - и девка унесет
его в соседнюю горенку, отгороженную от изложни княжеской не дверью, а
занавесой, чтобы Маша могла, пробежав босиком по ордынскому толстому
ковру, подкормить малыша, помочь девке, ежели что надо.
Конюшевский Владислав
Никитин Юрий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Афанасьев Роман