жива его первая жена, которую он, участник мировой войны, шестнадцатилетней
девушкой привез из Польши. Она говорила по-абхазски с немыслимым акцентом и
белила свою кухню наподобие украянских хат. Над ее акцентом и над ее белой
кухней чегемцы добродушно посмеивались.
только став глубоким стариком, женился во второй раз. Но недавно, не
выдержав его вздорного характера, жена ушла от него в свою деревню. Об этом
рассказал нам Кунта.
Взгляд мой упал на каменные ступеньки лестницы, и сердце у меня сжалось. Это
были ступеньки лестницы дедушкиного дома, и каждая выемка и трещина на этих
белых камнях была знакомой, как морщины родного лица. Видно, человек,
купивший дом, все забрал, кроме этих ступенек, а потом их прибрал и
приспособил к своему дому этот неугомонный Омар.
Сандро, кивая на лестницу.
уселись на веранде.
приготовить нам чего-нибудь поесть.
Хозяин приспособил своего брата крутить над огнем вяленое мясо, а сам
приготовил мамалыгу.
веранду и поставили на стол. После этого хозяин принес из кладовки большую
тарелку с медом в сотах, чурчхелы и графин с чачей адской крепости.
мяса, очень соленого и очень вкусного. Мальчик, мерцая своими темными
глазищами, тянул ко рту то кусок меда в сотах, то кусок жареного мяса. Дядя
Сандро несколько раз призывал Кунту сесть за стол, но Кунта скромничал и
продолжал обслуживать нас.
издалека, говоря, что он уже не мальчик, чтобы есть что попало и как попало,
а человек в летах, и ему нужен человек, который мог бы приготовить и подать
ему пищу. Была у него хозяйка, да вот он, видно, не сумел прибрать ее к
рукам, и она отправилась к себе домой в село Атары. И несмотря на то, что он
подсылал к ее родственникам стоящих людей, чтобы родственники пристыдили и
отправили ее назад, она не возвращается, и он от этого всего терпит
неприятности и имеет неисчислимые убытки. Дядя Сандро обещал найти
дипломатический путь к сердцу его сбежавшей жены и ее родственников.
развеселился и стал рассказывать о своих военных подвигах во время первой
мировой войны. Он тогда служил в "дикой дивизии", и она, по его словам,
дралась во многих странах, нагоняя ужас на своих врагов. По его словам
получалось, что во всех странах они отлично дрались, и только в Венгрии, по
его словам, они сильно осерчали и отказались драться, потому что там обещали
выдать корм лошадям, но не выдали его. Для большей убедительности он
притащил шашку, вытащил ее из ножен и довольно бесцеремонно размахивал ею
над нашими головами, показывая, как бойцы "дикой дивизии" и он сам напополам
разрубали врагов.
она, навсегда покинув родину, приехала в Абхазию. Он почему-то рассердился
на меня и отвечал, как это она могла влюбиться в него, когда ему было сорок
лет, а ей шестнадцать: силой он взял ее!
заднюю комнату, объяснив, что там бочонок и шланг. Естественно было ожидать,
что он за водкой пошлет Кунту, но он послал меня. Я понял, что к ключевым
позициям своего хозяйства он Кунту не подпускает.
вытащил втулку из бочки, сунул туда шланг и несколько раз пытался вытянуть
оттуда струю, но струя не вытягивалась. Я понимал, что надо несколькими
большими глотками отсосать водку, а потом подставить графин. Но водка была
слишком крепкой, и, прежде чем жидкость вливалась в меня, я успевал
задохнуться от паров спирта, и струйка, которую я вытягивал, оказывалась
слишком хилой и быстро иссякала.
бочонку, взял в рот шланг, несколькими сильными глотками втянул в себя
водку, и ровная струя полилась в графин. Я почувствовал себя пристыженным.
выпустил нас, покрикивая дяде Сандро:
обернулся назад и, имея в виду всех умерших и покинувших Чегем, а также всех
оставшихся в нем, сказал:
сияло нам светом надежды, мужества, нежности, благородства, когда от нас
уходит все это, я и глупость готов прижать к груди, потому что глупость тоже
часть человека, и, если от человека больше ничего не осталось, я тем более
готов припасть к ней с сыновней грустью. Ведь она видела своими глазами,
слышала своими ушами всех, кого мы потеряли, и мне ли не ценить последнюю
свидетельницу нашей жизни.
не скоро вспомним, а если и вспомним, навряд ли заговорим.