неугомонный муженек, обратно, что ли, в медвежью клетку подался? Гляди,
будет потом пугать скорую помощь: бездна, бездна! Ой, чуть не забыл, -
отражение картинно хлопнуло себя по высокому лбу, - Чирвякина чуть не
забыл. Его не трогай, успокоился твой Марий Иванович в каморке у лесника.
Как увидел мексиканские заросли, сразу успокоился, понял, что не сон была
его жизнь, а реальная судьба. Ему теперь доподлинно известно, что есть
такое мусор, и почему из мусора вырастают кактусы. Теперь, кажется, все.
может быть, Бошка оставил.
выпускает идеально круглое дымное колечко.
простовата.
Неужели бы ты, повелитель вселенной, согласился выступить против такого
простого устройства? Ведь обидно победить коварное чудовище, а потом
узнать, что оно есть обычная ветряная мельница...
направлял, чтобы... Я действовал... - человек замялся.
можно. Ты думаешь, если скажешь, то все в одночасье и разрушится. Но это
не так. Другое дело, если на публике, так сказать, публично, - тогда,
естественно... Но здесь, в гордом одиночестве, не сомневайся, шепни на
ушко, нас никто не услышит.
я обнародую, я знаю, как ты дорожишь этим словом, оправдываешься, лелеешь
по ночам. Потому что слово твое - ВОПРЕКИ, да золотыми буквами в черном
небе.
тупости и невежеству, вопреки насилию, вопреки...
удовольствием затягивается и сбрасывает пепел прямо на пол. Еще раз
пускает дымное кольцо и изрекает: - А ведь ты жаден, Сергей Петрович. Да,
очень жаден, жаден беспредельно, до крайности, до отвращения. Женщины тебе
одной мало, земли - недостаточно, тебе подавай еще и небо, и не просто в
смысле орбитального полета, тебе хочется, чтобы и там без тебя что-нибудь
не произошло, чтобы и там кто-нибудь о тебе вспомнил. Ах, жаден, жаден,
даже бессмертием пожертвовал из жадности, из неуемной варфоломеевской
жадности.
зарапортовался...
Как же, герой, ради одного-единственного взглядика бессмертием
пожертвовал. Да была ли такая любовь раньше? Эй, остановись, людское
братство, оглянись вокруг, убедись и замри перед сияющей вершиной
человеческого духа, ослепни навсегда! - человек почти орал из зазеркалья.
- Мог бы и сказать ей, намекнуть. Ну конечно, мы гордые, мы знаем, что
слова все испортят, пусть, мол, сама догадается, додумается или от других
узнает. Вон через Чирвякина мог послать весточку невзначай, как бы между
прочим, или нет, лучше через Васю Караулова. О, этот подхватил бы, не
сомневаюсь, этот такое накрутил бы, навертел, - что там саги, легенды
народ слагать бы начал. Глядишь, и до нее бы докатилось. Поглядите,
поглядите, люди добрые, на Землю вернулся помирать со всеми, и все - ради
одного благословенного взглядика, ради одной счастливой минутки. Хорош,
хорош, нечего сказать, этакий доктор Фаустус навыворот, доморощенный,
российский. Какой-никакой, а все-таки наш, отечественный. Так бы все,
пожалуй, в разрисованном виде и предстало, кабы не одна неувязочка. Тьфу,
понимаешь, даже неприятно произнести, какая опечатка.
ухмыльнулся.
весело? Я так думаю, что у них там, за огромным количеством времени, любое
геройство натуральным пшиком выходит. Как говорил один мой знакомый,
архитектор, нельзя бесконечную стену сделать длиннее, чем она есть. Другое
дело - прийти на развалины, встать у края, обнять за худенькие плечи. Тут
и один кирпич подмога.
собственным. Ну, а как представил, так уж дальше жадность все побеждает...
начальство? Да нет, ты бы и не смог, потому что ты не любишь банальностей,
ты брезгуешь украденными идеями. Ведь был же Бальтазар, а ничего не
повторяется дважды.
соглашается ночной гость. - В этом главная загвоздка, в этом
доказательство движения во времени, но в этом вся трагедия. Впрочем, для
тебя, пожалуй, сложновато будет. Уходи, уходи и не появляйся впредь мне на
глаза, ибо ты не веришь в меня, не знаешь истинной моей силы.
Кажется, еще играет музыка, классическая, торжественная. Впрочем, музыка
доносится откуда-то справа, из высоких окон в белых шелковых шторах. Этот
второй звук уводит Варфоломеева из кабинета вниз, во двор, дальше на
пригорок, на высокий приграничный пристенок, с которого можно заглянуть в
яркое, сверкающее золотом и мрамором пространство. Там, кажется,
торжество. Да, настоящий государственный праздник. В центре огромного зала
накрыт праздничный стол. Вокруг мужчины, женщины в торжественных строгих
костюмах, чистые, ухоженные лица. Что-то его заинтересовало, и он
спускается обратно, обходит здание, натыкается на широко раскрытые
парадные двери. Идет вверх по бесконечному узору ковровой лестницы, то и
дело слегка кивая специальным людям. Люди берут под козырек и лишь после
улыбаются вслед босоногому гостю. Едва он достигает вершины, как
поворачиваются с золочеными вензелями ручки и открываются высокие белые
двери. Замолкает музыка и раздаются громкие живые аплодисменты,
переходящие в овации. На середине коврового пути, у маленького
малахитового столика с микрофоном стоит невысокий коренастый человек. Не
переставая хлопать в ладоши, он громко объявляет: "Сергей Петрович
Варфоломеев!", - и сам, прихрамывая на правую ногу, идет навстречу. Чуть
оглянувшись, Варфоломеев замечает телемониторы, на которых отчетливо
просматриваются наиболее интересные места его маршрута.
вот-вот сорвется. Его раздражает какая-то деталь. Он даже опускает глаза,
проверить, крепко ли завязаны шнурки, - не дай бог запнуться и упасть, -
но видит лишь грязные, запекшиеся кровью босые ноги. Автоматически подает
руку крепышу и наконец узнает в толпе гостей восковое лицо товарища
Романцева. Но это еще полбеды, рядышком, под руку с ним, чуть даже
наклонившись, подставляя бриллиантовую сережку под шепот районного
начальства, стоит Софья Ильинична Пригожина.
незадачливому генеральному конструктору.
замолкают.
коренастый человек.
полированной поверхности бархатную коробочку и, раскрывая, объявляет:
море аплодисментов. Потом его поздравляют, пожимают руки, хлопают по
плечу, некоторые лезут лобызаться. Крепыш представляет гостей вечера.
Члены правительства и другие официальные лица проходят нескончаемой
чередой.
- Холодно?
- напирает бесформенная дамочка, супруга премьер-министра.
погонами, похлопывает его по плечу и дарит сверхточные часы на семнадцати
камнях.
председатель госбезопасности, - посмертно, - и зачем-то подмигивает.
управление.
ближайших родственников. Варфоломеев краем глаза разглядывает крепыша.
Боится кого-нибудь в нем узнать? Сравнивает с официальными портретами.
Похож и не похож. Сомневается, но не долго. Снова вспоминает о ней. Откуда
она здесь? Почему? Зачем? И сознание его окончательно проясняется,
случайные факторы выстраиваются в строгий логический ряд. Разве может
присниться дважды один сон? Нет и нет. Ничто не повторяется, все