Чтение 96–й страницы книги ~Отель~

машины.

- А женушка-то с вами?

- Я... я ее по пути захвачу.

Срывая в кровь руки. Отмычка пытался освободить запасное колесо.
Крепежная гайка была завернута намертво. Он сорвал ноготь и содрал кожу с
пальцев, пока отвинчивал ее. Не обращая внимания на боль, он вытащил
колесо из багажника.

- Чудно это.

У Отмычки даже дыхание перехватило. Он не в состоянии был
шевельнуться. Он подошел к своей Голгофе. Интуиция подсказывала, почему
это произошло.

Судьба подарила ему шанс, но он пренебрег им. Тот факт, что он не
успел воплотить свое решение в жизнь, ровным счетом ничего не значил.
Судьба была милостива к нему, но Отмычка не воспользовался ее добротой.
Теперь же она разгневалась и повернулась к нему спиной.

Отмычку охватил ужас, когда он вспомнил то, о чем так легко позволил
себе забыть несколько минут назад: приговор, который ему могут вынести,
если он снова попадет на скамью подсудимых, - ведь ему скорее всего
придется провести остаток жизни в тюрьме. И свобода показалась ему
бесконечно желанной. Автострада, до которой было рукой подать, словно бы
отодвинулась на другой конец света.

Наконец-то до Отмычки дошел истинный смысл знамений, осенявших его в
последние два с половиной дня. Ему представлялась возможность порвать с
прошлым, начать новую, достойную жизнь. Эх, если бы только он послушался!

А он все понял наоборот. С наглым тщеславием он принял расположение
судьбы за везение. И сделал выбор. А вот теперь - результат. И менять
что-либо уже поздно.

А может быть, и нет? Разве бывает поздно хотя бы питать надежду?
Отмычка закрыл глаза.

И он поклялся, твердо решив, что если только выберется из этой
переделки, то сдержит слово: никогда до конца своих дней не совершать
дурных поступков.

Когда Отмычка открыл глаза, он увидел, что полицейский отошел к
другой машине, водитель которой остановился узнать дорогу.

Быстрее быстрого Отмычка надел новое колесо, затянул болты и,
высвободив домкрат, швырнул его в багажник. И, как сделал бы опытнейший
механик, инстинктивно подтянул болты на колесе, уже стоявшем на земле.
Когда полицейский вернулся, вещи в багажнике были уже переложены, чтобы не
привлекать внимания.

Забыв о своих подозрениях, Клэнси одобрительно кивнул.

- Ну как, все в порядке?

Отмычка захлопнул крышку багажника. И только сейчас патрульный Клэнси
заметил табличку с мичиганским номером.

Мичиган. Зеленые цифры на белом поле. В глубине сознания Клэнси
шевельнулось воспоминание.

Когда же это было - сегодня, вчера, позавчера?.. Командир его
отделения читает перед строем последние бюллетени... Что-то насчет белых с
зеленым номерных знаков...

Клзнси всеми силами пытался вспомнить, о чем же говорилось в том
бюллетене. Их ведь так много: о разыскиваемых преступниках, о пропавших
без вести, об угнанных машинах, об ограблениях. Каждый день смышленые,
энергичные ребята-полицейские записывали все эти сведения в свои блокноты,
старались запомнить и усвоить информацию. Клэнси тоже пытался. Он всегда
старался успеть за ними, но всякий раз быстрая речь лейтенанта неизбежно
обгоняла медленный почерк Клэнси. Белые с зеленым номерные знаки... Эх,
если бы только он мог вспомнить!

- Из Мичигана, да? - спросил Клэнси, указывая на номер.

Отмычка кивнул. Он стоял и ждал. Казалось, нет предела долготерпению
души человеческой.

- "Край водных просторов", - вслух прочитал Клэнси надпись на номере.
- Говорят, у вас там отличная рыбалка.

- Да-а... вроде.

- Вот бы как-нибудь выбраться к вам. Я ведь рыбачу.

Сзади раздался нетерпеливый гудок. Клэнси открыл дверцу "форда". Он
словно бы вдруг вспомнял о своих обязанностях регулировщика.

- Давайте-ка очистим этот ряд. - А в голове по-прежнему вертелась
назойливая мысль: "белый с зеленым номер".

Мотор сразу завелся. И Отмычка поехал. Клэнси смотрел ему вслед.
Осторожно, не слишком быстро: но и не медленно, мобилизовав все свое
мужество. Отмычка направил машину к въезду на автостраду.

"Белый с зеленым". Клэнси потряс головой и всецело занялся
регулировкой движения. Да, не зря его называли самым тупым полицейским во
всей полиции - тупее не бывает.

Мигая синими вспышками сигнальной лампы, белая с голубым полицейская
машина скорой помощи свернула с Чулейн авеню к отделению реанимации
бесплатной больницы. Машина остановилась. Дверцы тотчас открылись.
Санитары вынесли носилки с Додо, положили их на тележку и с
профессиональной быстротой скрылись за дверью, на которой было написано:
"Только для белых пациентов".

Кэртис О'Киф следовал за носилками чуть не бегом, чтобы не отстать.

- Несчастный случай! Дорогу! - выкрикнул шедший впереди санитар.

Толпа, заполнявшая вестибюль приемного покоя, расступилась, давая
пройти небольшой процессии. Любопытные глаза смотрели ей вслед. В основном
взгляды были устремлены на лицо Додо, превратившееся в бледную, восковую
маску.

Перед носилками распахнулись двери травматологического отделения.
Внутри шла напряженная жизнь: стояли другие носилки, сосредоточенно
работали врачи, медсестры.

- Подождите здесь, пожалуйста, - сказал санитар, преграждая Кэртису
О'Кифу вход.

- Мне необходимо знать... - запротестовал О'Киф.

Входившая в отделение медсестра задержалась на секунду в дверях.

- Все, что в наших силах, будет сделано. Врач выйдет поговорить с
вами, как только сможет. - Последние слова она произнесла, уже входя в
отделение. И двустворчатые двери закрылись за ней.

Кэртис О'Киф продолжал стоять перед дверью. Глаза его застилал туман,
сердце разрывалось от отчаяния.

Всего каких-нибудь полчаса, после ухода Додо, он в смятении и тревоге
метался из угла в угол по гостиной своего номера. Чутье подсказывало ему,
что из его жизни невозвратимо ушло что-то такое, чего он больше не
встретит. Но ведь у Додо были предшественницы, которые приходили и
уходили, словно издеваясь над ним, подсказывал разум. И он спокойно
пережил их уход. Почему же сейчас все иначе, - нет, глупо даже так думать.

Пусть так, все равно О'Кифу хотелось догнать Додо хотя бы для того,
чтобы оттянуть разлуку на несколько часов и за это время еще раз взвесить
свои чувства. Победил разум. О'Киф остался в номере.

А через несколько минут до него донесся вой сирен. Сначала он не
обратил на это особого внимания. Но вскоре, заметив, что машины скорой
помощи все прибывают и останавливаются у отеля, он подошел к окну. Внизу
царила суматоха, и это побудило его спуститься. Он вышел из номера в чем
был - в рубашке и без пиджака.

Уже на площадке у дверей он услышал какие-то тревожные слухи. Прождав
лифта почти пять минут среди других постояльцев, скопившихся здесь за это
время, О'Киф решил спуститься по служебной лестнице. По дороге он
обнаружил, что таким же образом поступили и другие.

По мере того как он спускался, снизу все отчетливее доносились крики
и стоны, и О'Киф, вспомнив о том, что он спортсмен, стрелой помчался вниз.

В вестибюле он узнал от возбужденных зевак о том, что случилось. Вот
тогда он от всей души стал молиться, чтобы Додо успела уехать из отеля до
аварии. А через минунту увидел, как ее без сознания выносили из шахты
лифта.

В крови было все: и желтое платье, которое ему так понравилось, и
волосы ее, и руки, и ноги. На лице Додо лежала печать смерти.

В этот миг Кэртис О'Киф вдруг словно прозрел и понял то, что так
долго сам от себя скрывал. Он любил Додо. Любил пылко, нежно, со всей
силой чувства, на какую способен человек. Слишком поздно признался он себе
в этом и теперь осознавал, что, позволив Додо уйти, совершал величайшую
ошибку в своей жизни.

Теперь, глядя на дверь травматологического отделения, он с горечью
думал об этом. Внезапно дверь распахнулась, и в коридор вышла сестра.
О'Киф бросился было к ней, но она лишь покачала головой и заспешила
дальше.

Он чувствовал себя таким беспомощным. Ведь он почти ничего не мог
сделать. Но уж то, что в его силах, он сделает.

Он повернулся и пошел по больнице. Расталкивая людей в коридорах и
холлах, неотступно следя за табличками и стрелками на стенах, О'Киф
продвигался к цели. Он распахнул двери с табличкой "Вход воспрещен" и,
невзирая на протесты секретарш, вошел в кабинет директора.

Директор сердито приподнялся со стула. Но после того как Кэртис О'Киф
представился, гнев его поутих.

Через пятнадцать минут директор вышел из травматологического
отделения вместе с худощавым, тихим человеком невысокого роста, которого
он отрекомендовал как доктора Боилера. Врач и О'Киф обменялись
рукопожатием.

- Насколько я понимаю, вы друг молодой леди - если не ошибаюсь, мисс
Лэш.

- Доктор, как она?

- Она находится в критическом состоянии. Мы делаем все, что можем. Но
должен предупредить вас: есть большая вероятность смертельного исхода.

О'Киф молчал, подавленный горем.