которые как-нибудь прослышали о них и разыскали меня. Теперь-то это для
меня просто так, товар и все, а сначала - о, то были золотые дни, уж
поверьте.
оборотная сторона медали. Пусть бы Сабина поглядела на все это и тогда бы
судила, прав он или нет. Он отбросил мысль о сходстве между Зарицким и
собою, словно срывая с себя одежду, кишащую заразными микробами несчастья.
Он заставил себя не думать об этом старике как о живом, напоминающем его
самого, человеке с прошлым и будущим. Эрик немедленно выбросил из головы
все мысли о нем как о человеческом существе и решил видеть в нем только
препятствие, мешающее его планам.
особенный мост - правда, мне не удалось продать это изобретение.
нелепой и смешной, затем он понял, что в основе замысла лежит вполне
здравая и даже смелая мысль. Зарицкий рассказывал небрежно, часто
неправильно употребляя технические термины, и в воображении Эрика вставал
подвесной мост. На секунду ему показалось, что замысел просто гениален.
Затем он обнаружил ряд недостатков, и сверкающий мост рухнул и рассыпался
на куски. Конечно, идея в конце концов нелепая, но в ней было нечто
близкое к гениальности. Нет, к Зарицкому нельзя относиться как к
неодушевленному препятствию! Этот старый свитер, эта фуражка и белый халат
скрывали за собой огромный изобретательский ум, внушающий уважение,
несмотря на явный недостаток знаний.
Зарицкий. - Там-то я и обнаружил, что меня тянет к технике. Я немножко
отравился газами и, лежа в госпитале, прочел несколько технических книжек.
И тут меня просто стали одолевать всякие идеи. Я думал, что Ирвинг
Зарицкий будет не хуже Томаса Эдисона. Но когда я вышел из госпиталя, я
решил жениться. Городские власти, чтобы помочь ветеранам войны, давали им
газетные киоски, ну и я тоже стал продавать газеты. В свободное время я
обдумывал свои идеи, записывал их и продавал тем, кто этим интересовался.
Между делом я занимался игрушками. Наконец пошли в ход мои лягушки. Я
думал, это только начало, а оказалось, что это конец. Больше мне ничего не
удалось продать.
резец, который я придумал давным-давно. На него я ухлопал остатки моих
авторских процентов за лягушек, после того как заплатил все долги. Я
вложил все деньги в патент и думал, что этот резец - мое лучшее
изобретение. Он и в самом деле неплохой, но, должно быть, его трудно
применить на практике...
лавку вошел мальчик в вязаной курточке и попросил воды с вишневым сиропом.
таких, кто не понимает, объяснять - только время зря тратить. Ах, вы
понимаете в технике? Ну, так я вам расскажу. Как-то я присмотрелся к
конькам своей дочурки, они-то и навели меня на мысль. Марио, хватит с тебя
сиропа? Я и начал допытываться, почему коньки скользят по льду. Люди редко
задумываются над подобными вопросами, разве только вот такие, как я.
Понимаете, вы становитесь на коньки, тем самым надавливая на лезвие, вот
именно, надавливая, - и получается очень большое давление на узком
пространстве. Понимаете? И что же выходит? Оказывается, что сильное
давление вызывает таяние даже при низкой температуре - значит, лед под
лезвием коньков начинает немножко таять. Лезвие делает во льду узенький
желобок, и, таким образом, конек врезается в лед. Вот почему конькобежцы
скользят и не падают.
так легко отмести в сторону. Он верно понимал основной принцип резца. И он
вовсе не свихнувшийся маньяк. Как бы ни исказили теоретические принципы
его резца юристы, которые составляли заявку, Зарицкий отлично понимал
дело.
пораскинул мозгами и спросил себя: если это получается на льду, так почему
бы не попробовать на другом материале, имеющем точку плавления? Взять, к
примеру, медь, латунь или сталь...
спросил Эрик.
сшитый костюм, безукоризненно чистую рубашку, добротную солидную шляпу,
затем взглянул ему прямо в глаза, но тотчас же отвел взгляд в сторону.
Видимо, ему пришла в голову тревожная мысль. Он ответил Эрику спокойно, но
тон его с каждым словом становился все нерешительнее.
Зарицкий схватил чистую тряпку и стал вытирать застекленную часть
прилавка, служившую витриной, явно не сознавая, что делает. - Несколько
лет назад жена моя уехала к своей сестре. Когда приходится жить одними
надеждами, то одному легче перебиться, чем двоим. Сначала, конечно, - так
как потом вам начинает казаться, что из вас вынули сердце. Но разве она
виновата? Кто знает, может, мне опять удастся попасть в точку. Я придумал
снаряд для зенитной артиллерии и послал проект в военное министерство.
Взрываясь, он выбрасывает куски проволоки, которые могут повредить крыло
или пропеллер самолета. Посмотрим, что из этого выйдет.
здесь не было ни одной вещи, которая стоила бы достаточно, чтобы это было
ощутимо для пожилого человека, давно уже потерявшего всякую надежду и
только по привычке повторявшего слова утешения. Ничего у него не получится
с этим снарядом, как и со всеми другими идеями, потому что он слишком мало
знал, чтобы дать им надлежащее развитие. Он действовал только по интуиции,
а этого недостаточно. Ему не хватало так много, что все его попытки были
обречены на провал.
терпеливые ответы и беспрестанные поглядывания в сторону. Зарицкий боялся
его - боялся физически. Он ждал, что Эрик вот-вот выхватит револьвер и
станет грабить его лавку. Он не сомневался, что его посетитель - гангстер,
выжидающий удобной минуты, чтобы ограбить бедного старика. Сначала он
принял его за солидного делового человека, приехавшего из центра купить
игрушку, но разве такой человек станет терять столько времени в его
лавчонке, расспрашивая о том о сем? Какой-нибудь сосед в потертом костюме
или в куртке на молнии - еще куда ни шло, но такой человек, как этот, -
нет, тут что-то неладно. Эрик понял, что Зарицкий отвечает ему так покорно
только потому, что чувствует себя в его руках и не видит никакого выхода.
Он вспомнил слова Фабермахера о том, как апатично и безропотно люди ждут
своей гибели, если она кажется им неизбежной. Ему стало тошно при мысли,
что его присутствие может кого-то привести в ужас. Но ведь не мог же он
сказать вслух: "Не бойтесь меня!"
животного страха. Не сказав больше ни слова, Эрик вышел из лавки. Он дошел
до стальных сводов воздушной электрички и, поднявшись на платформу, бросил
лягушек в урну для мусора. Ему казалось, что, если бы он выбросил их
где-нибудь поблизости от лавки Зарицкого, это было бы похоже на презрение,
а он испытывал нечто совсем другое - скорее какое-то неясное чувство вины.
он вдруг поймал себя на том, что думает о Зарицком, как о давно умершем
человеке. Если спокойно поразмыслить, то патент Зарицкого в общем довольно
ничтожная преграда на его пути и прорвать ее не труднее, чем бумагу, на
которой он напечатан, и к тому времени, как Эрик доехал до вокзала
Грэнд-Сентрал, этой преграды больше не существовало. Без всяких усилий он
находил теперь сотни лазеек. Это оказалось до того легко, что сейчас он с
трудом припоминал все те волнения и тревоги, которые причинил ему
Зарицкий. Эрик уже не мог воскресить в своем воображении тот
отвратительный, ненавистный образ, и ему даже не верилось, что он еще так
недавно всей душой ненавидел совершенно неизвестного ему человека,
ненавидел даже его имя.
подробно объясняя свой план действий. В конце концов Арни согласился с его
доводами.
две части, вы как бы перекидываете над Зарицким мост. Мне нравится ваш
довод, что идеей Зарицкого с незапамятных времен пользуются все слесари,
делающие коньки. Такие простые и наглядные примеры всегда положительно
действуют на бюро патентов. Так что не теряйте времени, составляйте заявку
и давайте ее нам. Я сообщу Дэмпси, что дело на мази. Сказать по правде, я
не ожидал, что это вам удастся.
спросить Арни, что тот думает относительно организации новой фирмы. Арни
обещал ему высказать свое мнение, как только он убедится, что Эрик на
законных основаниях может получить патент, но сейчас Эрик не мог себя
заставить интересоваться этим. Сегодня он не только увидел Зарицкого
своими глазами. Он проглотил этого человека, медленно смакуя едкий вкус
человеческого отчаяния. И этот человек превратился внутри него в железо и
наполнил металлическим холодом его кровь, кости и нервы. Эрик стал таким
жестким и холодным, что, казалось, ничто не могло теперь его тронуть.
Придя домой, он тотчас предложил Сабине пойти в кино, не дав ей времени
задать ему хоть один вопрос. Он глядел на чудовищные лица, мелькавшие на