долго в правителях не протянешь. Скинут.
уважают. Так уважают, что даже меня не трогают. Потому что с тобой ссориться
не хотят.
страшными глазами. - Ты давно уже стал умнее меня, так не приставай к
старику с глупыми вопросами.
что-нибудь, что резко меняло взгляд юноши на жизнь.
объяснил нелюдь мальчишке, что подобострастие отвратительно не только для
того, кто унижается, но и для того, перед кем.
если боятся, значит, есть за что. А это - уважение.
руках. - Знаешь, - произнес он медленно, словно подбирая слова, - давай
начистоту. Ты не младенец уже и, думаю, поймешь все правильно.
прорезях маски, казалось, не отрывались от лица, но Ахмази давно уже
научился чувствовать, куда смотрит Эльрик. И сейчас Секира смотрел на трубку
в руках, избегая встречаться с собеседником взглядом. - Тебе не стать
воином. Тебе никогда не придется познать женщину. Многие поступки, которые
совершают мужчины только потому, что они мужчины, ты тоже никогда не
совершишь. Это так. Но зато ты свободен, парень.
сотворишь ты тех глупостей, на которые толкает других похоть. И женщины не
смогут вертеть тобой, как вертят, скажем, халифом. Или вот мной.
Понимаешь, Ахмази, тебя не одолевают очень многие эмоции... чувства, которые
мешают здраво воспринимать жизнь. У тебя есть возможность смотреть и видеть
больше, чем видят другие. Больше понимать.
Да только не видел я среди нас ни одного достойного подражания.
чтобы подражать не начали. Ты ведь один из немногих, кто научился читать и
кому это понравилось. Ты уже сейчас рассказываешь мне о жизни двора больше,
чем вижу я сам, хотя я-то наблюдаю этих людей много дольше и много чаще, чем
ты. Ты привык к тому, что тебя перестали обижать, но по-прежнему ставишь это
мне в заслугу. А ведь на самом деле, парень, ты давно уже научился сам
избегать столкновений. У тебя получается, пусть самую малость, но получается
влиять на других.
помнишь, объяснял, к кому какой подход нужен, кого чем запугать можно, или
улестить, или...
перестал. А ведь мы с тобой далеко не обо всех говорили, кого ты на
сегодняшний день с руки кормишь. Разве нет?
матушка халифа, я слышал, очень недовольна своим сказителем. Мол, старый он
совсем, воняет, читать стал хуже, не знаю, что ей там еще не по нутру.
наставника чуть испуганными глазами. - Секира, - выдохнул он, - а ведь
старую Жайсану владыка слушается до сих пор. А я читаю лучше многих...
какие-то свои мысли и расчеты.
детские обиды на тех, кто издевался над ним, и несколько лет, которые прожил
мальчишка хуже, чем последний шелудивый пес, да плюс к тому еще и осознание
своей неполноценности - все это не могло не заразить евнуха ненавистью и
желанием отыграться. Низким желанием. И недостойным.
устремлений. Объяснять-то можно сколько угодно, а вот поймет ли парень сам?
Захочет ли понять?
вопрос, ладно?
что, не оскопи меня в детстве по приказу халифа, был бы я сейчас жалким и
ничтожным рабом собственной похоти, игрушкой женщин, самодовольным слепцом,
как все твои приятели-вояки. Да. Я понял. Но скажи, а ты сам хотел бы
получить власть, почет, богатство и уважение взамен на свою мужественность,
которая лишь осложняет жизнь?
Либо плакать по поводу того, что тебе недоступно, либо ставить себе цель и
идти к ней. По-моему, ты выбрал уже давно.
И дорога страшная.
не решился в тот раз сказать ему, что нашел летопись, где описывается
внешность эльфов. Не решился сказать, что когти, и клыки, и маска,
скрывающая жуткое лицо, летописцем не упоминались.
игра, и выигравший будет плакать, но и проигравший радости не обретет. Будет
игра, и призом в той игре станет страх, и сойдут светила с путей своих, и
мир встанет на краю пропасти".
зажилась на свете, отравив жизнь не одному поколению наложниц халифа,
молоденькому евнуху-чтецу она помогла.
покровительствовали Жайсана и лучший из телохранителей владыки.
боялся, но любил.
приходило ему, что зверь и дрессировщик давно поменялись ролями. И сперва
двигало халифом простое любопытство: что же за евнух такой, который и вечно
недовольной Жайсане угодил, и грозному беловолосому убийце глянулся, и при
дворе о пареньке - как же имя его? Ахмази, да, и при дворе о нем отзываются
хорошо. Не сказать, что уважительно - раб все же. Однако с нотками пусть
пренебрежительного, но все же признания - старательный, мол, мальчик. И
вежливый. И место свое знает.
привык во всех вопросах советоваться с разумным и почтительным скопцом.
Халиф у меня - у меня! - советов спрашивает. И моим советам следует.
сыграли. Хотя Секира хмыкал и высказывался в том смысле, что игра еще и не
начиналась.
том, что прав его друг и защитник.
своей расчищая скопцу путь на вершину?
напугать. Кланяясь там, где нелюдь не мог смести с дороги. Ища выходы в
ситуациях, когда друг его могучий говорил: "На нас двоих только одна голова
с мозгами. И она не моя".
достаточной наградой за все старания - прошлые и будущие.
любимого раба и, разумеется, в числе других, любимого бойца.
злые, как ифриты, которых окатили водой, и страшные, как джинны, вырвавшиеся
из заточения.
преднамеренный проступок загонщиков. Страстным охотником был владыка. И
храбрым. Но ума небольшого. Кто же с большого-то ума полезет в логово
звериное, чтобы детеныша достать?
не пытался. Недолгий у них разговор вышел. И неприятный. Ахмази пожалел
даже, что, вопреки обыкновению, не остался с теми из охотников, у кого кони
похуже, а гнал безжалостно кобылку свою, чтобы от владыки с Эльриком не
отстать.