уверена, что не покраснела, скорее слегка побледнела, ибо почувствовала, что
этот поцелуй был как бы печатью, скрепившей мои оковы. С тех пор он никогда
не забывал выполнить этот обряд, и та спокойная серьезность, с какой я
принимала его поцелуй, казалось, даже придавала ему в глазах Сент-Джона
некоторую прелесть. Что до меня, то мне с каждым днем все больше хотелось
угождать ему, но и с каждым днем становилось яснее, что для этого мне
придется в значительной мере отказаться от себя, подавить часть своих
способностей, сообщить новое направление своим вкусам, принудить себя
стремиться к целям, к которым у меня нет врожденного влечения. Он хотел
воспитать меня для таких возвышенных сфер, которые были мне недоступны; для
меня было мучением постоянно стремиться к идеалу, который он ставил передо
мной. Достигнуть его было так же невозможно, как придать моим неправильным
чертам непогрешимую классическую правильность его лица или сообщить моим
изменчивым зеленым глазам лазурную синеву и великолепный блеск его глаз.
были причины для грусти; душу томила жестокая боль, отравлявшая радость
жизни в самом ее истоке: это были муки неизвестности.
мистера Рочестера? Ни на миг! Образ его не покидал меня, ибо это был не
мираж, который способны рассеять солнечные лучи, не рисунок, начертанный на
песке, который может смести буря, - он был как имя, высеченное на каменной
плите, которое будет существовать так же долго, как и мрамор, на котором оно
вырезано. Страстное желание узнать, что с ним, преследовало меня повсюду.
Когда я жила в Мортоне, каждый вечер, вернувшись в свой коттедж, я думала об
этом; и теперь, в Мурхаузе, каждую ночь, лежа в кровати, упорно размышляла
все о том же.
я осведомилась, не знает ли он, где находится мистер Рочестер и здоров ли
он; однако, как и предполагал Сент-Джон, Бриггс решительно ничего не знал о
моем бывшем хозяине. Тогда я написала миссис Фэйрфакс. Я была уверена, что
это верный путь, и надеялась вскоре получить ответ. К моему огорчению,
прошло две недели, а ответа все не было. Но когда недели стали уже месяцами,
а почта, приходившая каждый день, так ничего мне и не приносила, - мною
овладело мучительное беспокойство.
попытка дала мне новую надежду; она сияла мне в течение некоторого времени,
затем также потускнела и увяла: я не получила в ответ ни строчки, ни слова.
Когда прошло полгода в напрасном ожидании, моя надежда умерла; тогда я
затосковала.
лето. Диана старалась меня развлечь; она уверяла, что у меня нездоровый вид,
и хотела ехать со мной на морское побережье. Но Сент-Джон воспротивился
этому; он заявил, что мне нужны не развлечения, а занятия; моя теперешняя
жизнь слишком бесцельна, а между тем мне необходима цель. Вероятно, для того
чтобы возместить этот пробел, он продолжал со мной уроки индустани и
становился все требовательней; а я, словно потеряв рассудок, и не думала ему
противиться - у меня не было на это сил.
вызвано мучительным разочарованием: утром Ханна сказала, что на мое имя
пришло письмо, но когда я спустилась вниз, почти уверенная, что наконец
получу долгожданные вести, я нашла лишь незначительную деловую записку от
мистера Бриггса. Это огорчение вызвало у меня слезы; и теперь, пока я
корпела над замысловатыми письменами и цветистым стилем индийского писателя,
мои глаза то и дело наполнялись слезами.
изменял мне: слова прерывались рыданиями. Мы были с ним одни; Диана
занималась музыкой в гостиной. Мери возилась в саду, - был чудесный майский
день, ясный, солнечный, с легким ветерком. Сент-Джон не выказал удивления по
поводу моих слез и даже не спросил меня о причине, он только сказал:
сидел, опершись на стол, безмолвно и терпеливо, напоминая врача,
наблюдающего пытливыми очами заранее им предусмотренный и вполне понятный
ему кризис в течении болезни его пациента. Подавив рыдания, я отерла глаза,
пробормотав, что плохо себя чувствую сегодня. Я продолжала свои занятия, и
урок прошел, как обычно. Сент-Джон убрал книги, запер стол и сказал:
будете вы; оденьтесь и выходите через черный ход; идите по дороге к вершине
Марш-Глен; я догоню вас через минуту.
более властными и твердыми, наделенными характером, противоположным моему, я
не могла найти середины между полной покорностью и решительным бунтом. Я
всегда честно повиновалась до той минуты, когда во мне происходил взрыв
протеста, иной раз прямо с вулканической силой; но так как в данном случае
ни обстоятельства, ни мое душевное состояние не побуждали меня к бунту, я
покорно выполнила приказание Сент-Джона и через десять минут уже шагала
рядом с ним по глухой тропе.
благоуханием вереска и камыша; небо было безоблачно синее, река, вздувшаяся
от весенних дождей, неслась вниз по лощине, полноводная и прозрачная, то
отражая золотые лучи солнца, то сапфирную синеву неба. Свернув с тропы, мы
зашагали по мягкой луговине с изумрудно-зеленой травой, пестревшей мелкими
белыми цветочками и усеянной крупными золотыми звездами желтых цветов; холмы
обступили нас со всех сторон.
охранявшим ущелье, в конце которого ручей низвергался шумным водопадом;
немного поодаль высились горы, уже без покрова травы и цветов, одетые лишь
вереском и украшенные каменными глыбами. Здесь безлюдье превращалось в
пустыню, веселые тона сменялись мрачными; горы словно стерегли это печальное
одиночество, это последнее прибежище тишины...
стремнину; его взор то скользил по волнам, то поднимался к небу, от которого
вода казалась голубой; он снял шляпу, и ветерок шевелил его волосы и ласкал
его лоб. Чудилось, будто он находится в таинственном общении с гением этих
мест, он словно прощался с ними взглядом.
Ганга, и еще раз - в предназначенный час, когда иной сон сойдет на меня, на
берегах еще более таинственной реки.
патриота к своему отечеству!
заговорил:
которое отплывает в Ост-Индию двадцатого июня.
я.
непогрешимого владыки. Я не вверяю себя человеческому руководству, не
подчиняюсь низменным законам и греховной власти подобных мне слабых земных
червей; мой властелин, мой законодатель, мой капитан - всевышний. Мне
странно, что все вокруг меня не горят желанием вступить под его знамена.
рядом с сильным.
кто достоин этого труда и способен его выполнить.
собой, показывать им, каковы их дарования и зачем они им даны, открывать им
волю небес, предлагать от имени бога место в рядах его избранников.
подскажет?
я боялась, что этот человек произнесет какие-то роковые слова, которые
закрепят его власть надо мной.
испуганная.
решительным голосом. - Джен, поезжайте со мной в Индию, поезжайте как моя
помощница, как ближайший мой товарищ.
услышала призыв небес. Но я не была апостолом, вестник был мне незрим, и я
не могла последовать призыву.
долгом, не знал ни жалости, ни колебаний. Он продолжал:
вас не внешними, но духовными дарами; вы созданы для труда, не для любви. Вы
должны, вы будете женой миссионера. Вы будете моей: я зову вас не ради
своего удовольствия, но для служения всевышнему.
действительно, когда, прислонясь к скале и скрестив руки на груди, он
устремил на меня свой взгляд, я поняла, что он подготовился к долгой и
упорной борьбе и запасся терпением, не сомневаясь, что в этой борьбе он
победит.
вы справедливо говорите, что не годитесь для этого дела. Но кто для него