быть гостем у пастухов, что у него есть новая дошка и что счастье ему идет
от Майки...
путешествия. За холмистым предгорьем путь каравану преградили лобовые откосы
Джугджура. Огибая их, мы, наконец-то, добрались до Маймакана. Сатанинская
сила выносит его из узкого ущелья. Грохот воды, рев перекатов, стремительный
бег и нескончаемое эхо у скал -- таковы впечатления от этой реки.
лиственничная тайга, и с нею отстал гнус. На смену растительному покрову с
вершин спустились потоки россыпей. Звериная тропа уводила нас внутрь
загадочной щели, по дну которой кувыркался неуемный Маймакан.
ходу еше мирились с сыростью, "о когда одежда окончательно промокла и
отяжелела, пришлось оборвать путь. Там мы и заночевали.
вышел к большому левобережному притоку. Свернув по нему, как это значилось
на "карте" пастуха, мы неожиданно наткнулись на затесы, сделанные нашими
людьми.
оленей. Звериная тропка то и дело перескакивала речку, разбушевавшуюся после
вчерашнего дождя. Весь день мы боролись с потоком и только к вечеру
выбрались на верх отрога.
подходящее место для ночевки. Бежавшая впереди Майка вдруг остановилась и,
подняв высоко голову, старалась что-то рассмотреть. Мы подошли поближе к
ней, -- слева, куда смотрела Майка, метрах в полутораста от нас, на голой
возвышенности, стояли кучкой четыре сокжоя: крупный самец и три самки. Они и
мы с одинаковым любопытством рассматривали друг друга. О ружье нечего было и
думать -- тут только пошевельнись, и звери мигом исчезнут. Самец стоял
грудью к нам, весь поглощенный нашим неожиданным появлением. Он был в
брачном наряде, политый густым отблеском заката, огромный, неустрашимый. В
эту осеннюю пору все в нем подчинено брачному инстинкту. Его огромные рога,
в другое время ненужная уродливая надстройка, теперь превратились в
устрашающую силу. Вот он грозно потряс ими и весь вздрогнул, точно
пронизанный электрическим током.
пошевелиться.
сдунутые ветром, бросились вниз, скрылись за изломом. Майка рванулась за
ними, но тотчас же задержалась. Вытянув морду, она громко промычала, и в
этом протяжном звуке было что-то новое, только что пробудившееся в ней.
картина живой природы, как на возвышенности снова появился сокжой, весь
взбудораженный, могучий и злой. На миг замирая, он поднял голову и, как бы
отвечая Майке, заревел страстно, призывно.
разрядить ружье. Повернувшись ко мне, старик какое-то время стоял онемевшим.
этим открытием.
непрерывно доносился стон удаляющегося сокжоя.
старик пошел осмотреть место. Вернулся поздно.
охотничьим нетерпением. -- Какой мы будем охотники, если придем к своим без
мяса. Ты как думаешь?
удачи не встретим.
нарождался день. Мы на ногах, и можно бы отправляться на охоту, но Улукиткан
утром и шагу не сделает от табора, не попив чая. Эвенки вообще неравнодушны
к этому напитку, как и все северяне.
лепешки и, дожидаясь, когда вскипит вода в котелке, сидел у огня невеселый.
Последние дни он жаловался, что слишком далеко ушел от родных мест я не
хотел бы тут, на чужой земле, оставлять свою могилу.
похода надо было разобрать затвор и протереть ствол, обильно смазанный перед
непогодой.
голубые тени, и где-то на склоне вершины, под которой мы ночевали,
прокудахтал куропат, первым заметивший рассвет.
поднялись с нагретых лежек и в поисках ягеля разбрелись по низкорослому
стланику.
тревожило его.
-- тихонько пожаловался он мне, и его лицо все сморщилось, как от зубной
боли.
стала чуждаться тебя. Еще придет.
вечером видел, как она... -- но тут наше внимание привлек какой-то странный
звук, долетевший до слуха со дна котловины. Похоже, что взревел медведь.
головы в сторону звука, насторожились, как перед опасностью.
послышался рев низкого тона. Из котловины на холмик выкатился рогатый зверь
и замер весь на виду, огромный, дерзкий, взбудораженный. Он, казалось, забыл
об опасности.
решительным. Он спешил. Его руки дрожали. Патрон не лез в ствол...
стланику, бежали, не щадя себя, куда попало, охваченные паникой. И только
Майка оставалась на месте. Ни страха, ни колебаний. Ока стояла словно
завороженная красотою самца, впервые захваченная брачным инстинктом.
берданы на камень и стал целиться.
назад. Бердана старика осеклась, еще и еще...
вдруг покорилась самцу, я догадался, что навсегда уходит от нас Майка.
проклиная на чем свет стоит. Но вдруг опомнился, поднял ружье и кинулся
догонять Майку.
восходом, и исчезли в глубине котловины. Старик торопливо бежал их следом,
без шапки, на ходу перезаряжая бердану.
вьюки. Пора трогаться в путь, но Улукиткана все нет. Пришлось выйти на
холмик. Под ним глубокая котловина ледникового происхождения, с озерком у
нижнего края. Нигде никого. Только кедровки стрекотали в зарослях стланика.
всю ночь не спал, стрелял. Много раз доливал чайник. Все время думал о том,
что если старик не убьет сокжоя -- не видать ему больше Майки.
горы. Вершины томились в предгрозовой тишине. Ожидался дождь, а у старика не
было ни топора, ни лепешки.
копытами сокжоя. Ниже к ним присоединились три самки диких оленей, вероятно,
тех, которых мы видели вечером в пути. Все они, не задерживаясь, спустились
в глубину ущелья. На свежей тропке зверей были хорошо видны отпечатки олочей
Улукиткана.
раз разряжал карабин, ждал -- никакого ответа. Молчали горы, тайга, камни.
Потерять Улукиткана -- какой ужас! Как могло случиться, что я не пошел с
ним? В его ли восемьдесят три года пускаться в погоню за сокжоем! Куда увел
его зверь?
и оттуда организовать поиски Улукиткана. Надо было торопиться, мысль о том,
что люди могут, не дождавшись нас, уйти дальше, подгоняла меня.
караван лились беспощадные потоки лучей утреннего солнца. Какими пустынными
казались мне горы! Ничего не радовало в этой кладбищенской тишине. Я твердо
знал закон тайги: сам погибай, но товарища выручи. Мне казалось, что я
нарушил этот незыблемый закон.
слышен их одинокий крик. Почти не шевеля резными крыльями, они плавно