работает в больнице?
прежде Кати, выйдя замуж, тоже уехали на Дальний Восток.
пришлось представиться одному из врачей, недавно кончившему ленинградцу,
который охотно показал мне больницу.
меня, но и себя, повторила Маша.
о нем Маша, был ее гордостью. И в самом деле, садик был хорош. Особенно
понравились мне маленькие вьющиеся розы, которые кто-то привез Репнину из
Сухуми.
покажется странным, - боялась, что он такой большой... Такого высокого
роста. Нам сперва очень маленькую комнату дали в совхозе, всего шесть
метров, и вот, когда он, бывало, придет, так и кажется, что для меня уже не
осталось места. Мне все думалось: а что, как и в жизни так будет? Я и теперь
еще его иногда по ночам бужу и не потому, что он храпит, - серьезно
объяснила Машенька, - а очень шумно дышит, и мне становится страшно.
она. - Вот отчего первое время я все допытывалась, почему он меня полюбил.
Мне ведь никогда не верилось - и теперь тоже, - что можно полюбить ни за
что. И вот он мне объясняет - за то и за это, а я слушаю и просто в ужас
прихожу, потому что вижу, что я в его глазах - одна, а на деле совершенно
другая. Я его очень серьезно убеждала не жениться на мне и доказывала, что у
меня, в общем, характер неважный. Но с ним, ты знаешь, положительно сладу не
было, - немного покраснев, закончила Машенька.
при смерти, помогали разговоры о ней, и, подняв на меня большие доверчивые
глаза, она слушала внимательно, серьезно.
сказала она. - Между прочим, еще до моего приезда он очень о маме заботился,
и меня тронуло, что он ей откровенно обо всем рассказал... Но ты
понимаешь... Я сперва привыкла к нему, а уже потом полюбила, - как будто
немного извиняясь передо мной, объяснила Маша. - Он-то все время говорил,
что я полюблю. Он вообще очень самоуверенный, и у нас на этой почве иногда
даже бывают ссоры. А я боялась, что нет, хотя мне смутно что-то говорило в
душе, что все-таки в конце концов полюблю. Я ведь очень привязчивая, а
потом...
отличный человек, и чувства у него открытые, сильные, прямые. А что вы
разные люди - ну и что же? Мы с Андреем тоже разные, а между тем...
Но в эту минуту не нужно было мне упоминать о нем! Машенька помолчала,
отвела глаза, и мы заговорили о Павлике - о том, как жаль, что я не
захватила с собой его фото.
комбинезоне и резиновых сапогах выше колен, ввалился, когда стемнело и мы
уже перешли из садика в дом.
добрых двадцать минут симфония разнообразнейших звуков слышалась за дверьми:
хлопающие, как будто палкой выбивали ковер, шаркающие, как будто жесткой
шваброй подметали полы, булькающие, фыркающие, льющиеся и т. д. Потом,
умытый, красивый, в новом костюме, Данила Степаныч вошел в комнату и сказал:
Ярлык!
зерносовхоза, Чилимов, Клава Борисова, которая была теперь помощником
механизатора парка комбайнов. В общем, за столом в подавляющем большинстве
собрались мои бывшие пациенты. Потом явился главный пациент - Бородулин,
по-видимому так и оставшийся живым памятником моей плодотворной
деятельности, поскольку возгласы: "А, просвечоный!" - послышались за столом,
едва его мешковатая фигура появилась в дверях.
двадцать пять лет тому назад, - так вспоминали эти люди о первой поре
строительства, о таборной жизни в вагончиках и фургонах. Потом Бородулин
сказал, что, как жертва науки, он желал бы знать о дальнейшей судьбе
светящихся вибрионов, выделенных впервые на земле из его организма, и
пришлось сознаться, что мне так и не удалось открыть причину этого
загадочного явления. Зато с удовольствием рассказала я о том, что мне
удалось, и самый большой успех имела история о состязании на икорном заводе.
показались неясные очертания Машиного сада. Спать не хотелось, но нужно было
все-таки хоть ненадолго прилечь, тем более что на другой день я собиралась
обратно в Ростов, где мне предстояли еще выступления на заводах.
Глава шестая. В ЧУЖОМ ДОМЕ
НОВЫЙ ПЛАН
им заниматься. Перелистываю - в который раз! - записи лекций Павла
Петровича, подбираю литературу, и думаю, думаю - больше, чем полагается
думать о зачеркнутой теме.
Раевского, а стало быть, и рукопись старого доктора можно и должно найти.
Эти строго логические доказательства перемежаются с рассказами,
посвященными, главным образом, грандиозным аферам прошлого века. Какому то
князю Тер Мурзавецкому удалось, оказывается, в 1913 году продать англичанам
Марсово поле. Что в сравнении с этой смелой идеей жалкие происки какого-то
просвиставшегося авантюриста?
заглянуть к отцу, на маленькую станцию под Ташкентом.
теоретической мысли, и Догадов, Бельская с железной настойчивостью
доказывают это на всех собраниях, конференциях, совещаниях. Последовательно,
разнообразно, с блеском развивает ту же мысль и Крупенский, который
фактически становится руководителем института.
медицинских наук, по совокупности работ, без защиты. Валентин Сергеевич
приезжает сравнительно редко - у него определился свой особый маршрут, по
которому можно судить, что Институтом биохимии микробов он воспользовался, в
сущности, лишь для разбега. В ВИЭМе - огромной организации, недавно
созданной, объединявшей десятки научных учреждений, он занимает одно из
руководящих мест. Медицинские журналы редко печатают иммунологические статьи
без его ведома и согласия. Подчас начинает казаться, что он давно перестал
интересоваться не только нашей лабораторией, но и своими. Но это ложное
впечатление. По-прежнему он смотрит на Институт биохимии микробов как на
свою теоретическую базу. Именно с этой точки зрения он знакомится - редко,
но внимательно - с итогами наших работ. Именно этим объясняются громкие
фразы Крупенского и Догадова, утверждающих, что если бы не наш
высокотеоретический институт, медицинская мысль в Советском Союзе
развивалась бы далеко не так стремительно и успешно.
крамовской теорией, лишь один человек - Рубакин. По-прежнему он проводит в
чужих лабораториях не меньше времени, чем в своей, но теперь в основе всех
его соображений, быстрых советов, острой иронии лежит одна мысль: прав ли
Крамов? Что представляет собой его теория? Какие выводы может сделать из нее
практическая медицина?
же была не похожа на прежнюю Митину комнату, как новые ее обитатели были не
похожи на старых. Лена была немного помешана на чистоте - у нее всегда были
извиняющиеся глаза, когда я заставала ее за "вылизыванием" - не подберу
другого слова - каждого уголка, и комната, белая, обжитая, с кроватью, днем
превращавшейся в диван (конструкции П. Н. Рубакина), с удобными стеллажами,
сияла порядком и чистотой.
материальном уровне жизни среднего научного работника в Советском Союзе,
именно семейство Рубакиных бесконечно усложнило бы его задачу. Есть такая
детская игра "вверх - вниз": игроки бросают кости, передвигают фишки,
стремятся вверх и, натыкаясь на препятствия, внезапно скатываются вниз. Вот
так же зигзагообразно вел себя рубакинский "уровень", причем склонность к
подъему замечалась только в первые три дня после получения зарплаты -
превосходное время, когда хозяйка со свойственной ей любовью к быстрым
решениям каждый вечер приглашала друзей. Потом уровень резко падал, и
наступала полоса заметного обеднения, когда Лена, случалось, занимала у меня
на автобус. И вдруг долги - мелкие и крупные - возвращались в течение часа,
и вчерашние бедняки, вызвав такси, отправлялись посмотреть что-нибудь
Верещагин Олег
Самойлова Елена
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Белогорский Евгений
Шилова Юлия