смотрю на них. Вас здесь четверо женщин: ложитесь по двое на каждый труп -
это будут ложа, на которых я буду сношать вас.
зады. Он дошел до того в своей ужасной гнусности, что еще раз проник в
охладевшие седалища жертв и извергнулся там три или четыре раза. Затем все
поднялись.
остатки поклажи и вьючных животных закопали в глубоком овраге возле дома,
где уже покоилось имущество других несчастных, нашедших смерть в этой адской
гостинице.
- если вы хотите, чтоб, я пыталась спасать жертвы, объясните мне механизм
ваших ловушек, ведь без этого у меня ничего не получится.
Пойди осмотри комнату постояльцев, и ты увидишь, что там все в порядке. Я -
волшебник, девочка, и никто не разгадает мои фокусы. Ты должна стараться и
продолжать в том же духе, это диктует тебе добродетель, религия и честь, но
боюсь, что все бесполезно.
остаток ночи с Жюстиной, и было решено, что девушка ляжет с ними обоими в
большой кровати. Оба захотели ласкать ее, и кроткой Жюстине пришлось
предоставить переднюю часть хозяйке, а ягодицы - ее мужу. До самого утра ее
то возбуждали, то сношали, то ласкали или унижали, и она окончательно
поняла, что все, случившееся с ней в монастыре Сент-Мари, было лишь
прелюдией к тем сладострастным сценам, которые будут исполнять с ней эти
новые поклонники распутства и злодейства. Жестокая Доротея, неутолимая в
своих извращениях, пожелала бить Жюстину хлыстом, муж держал бедную девочку,
и она страдала так, как никогда в своей жизни. Потом злодейская парочка
развлекалась тем, что гоняла ее голую по всему темному дому, пугая видениями
недавних жертв. Оба прятались в углах, чтобы нагнать на бедняжку еще больше
страха, когда она подходила близко к засаде, на нее сыпались беспощадные
пощечины и пинки. В довершение всего муж швырнул ее на пол посреди комнаты и
овладел ее задом, в то время как жена мастурбировала в темноте, наслаждаясь
стонами. Перед самым рассветом они положили ее в середину: хозяйка сосала ей
рот, хозяин влагалище, и так они мучили ее два часа. Наконец Жюстину
отпустили истерзанную, униженную, выжатую до последней капли, но после
сытного завтрака, после хорошего обхождения - поскольку дело не касалось
распутства - она немного успокоилась в решимости не участвовать по своей
воле в этих гнусностях и в надежде когда-нибудь счастливо избавиться от них.
Жюстина за это время, чтобы обнаружить хитрость, посредством которой
Д'Эстерваль швырнул несчастных из их комнаты в подвал. Она сразу подумала о
люке, но несмотря на все поиски, ничто не подтвердило ее подозрения. А если
это все-таки был люк, что она могла поделать? Может быть, предупредить
путников остерегаться того или иного места в комнате? Но если существует
несколько люков? Ловушкой мог быть весь пол, а других комнат обреченным
жертвам не предоставляли. Она пребывала в обескураженности, и ей стало
казаться, что спасти постояльцев невозможно. Она поделилась этим
соображением с мадам Д'Эстерваль, которая ее уверила, что Жюстина ошибается,
что если она постарается, непременно раскроет секрет.
он умирает в твоих объятиях... Как восхитительно нанести ему роковой удар в
тот миг, когда он испытывает высшее блаженство, эта битва между Парками и
Венерой невероятно кружит мне голову, и я уверена, что если бы ты
попробовала, ты быстро пристрастилась бы к этому.
становится пресным. Чем было бы сладострастие без излишеств?
больше разнообразить их. Если бы ты только знала, что творится в моем
воображении, когда я наслаждаюсь! Что оно мне рисует, на что оно способно!
Поверь, Жюстина: то, чем я занимаюсь, намного скучнее того, чего бы я
желала. Почему, например, мои желания должны ограничиться этим дурацким
лесом? Почему я не царица мира! Почему не могу охватить своими неистовыми
страстями всю природу! тогда каждый час моей жизни был бы отмечен
злодейством, каждый мой шаг кончался бы убийством. Я мечтаю о беспредельной
власти только затем, чтобы купаться в преступлениях: я хотела бы превзойти в
ужасах всех жестоких женщин древности; я бы хотела, чтобы во всех уголках
вселенной люди трепетали при упоминании моего имени. Разве простой анализ
преступления недостаточен, чтобы воздать ему хвалу? Что есть преступление?
Это поступок, когда, растаптывая людей, мы высоко возвышаемся над ними; это
поступок, который делает нас владыками жизни и состояния окружающих и,
следовательно, увеличивает дозу счастья, которым мы наслаждаемся, за счет
того, что отнимаем у других. Возможно, ты скажешь, что не будет полного
счастья, завоеванного в ущерб другим людям? Чепуха! Оно и является счастьем
только при условии его узурпации, оно потеряло бы всю прелесть, будь оно
подарено. Его надо похитить, вырвать из чужих рук, оно должно стоить многих
слез тому, у кого его отнимают, и вот эта уверенность в том, что мы тем
самым причиняем боль другим, порождает самое неземное наслаждение.
желание получить максимальную порцию возможного в этом мире счастья.
счастливы: для полноты и безмятежности моего счастья необходимо, чтобы им
пользовалась я одна на свете... чтобы я одна была счастлива посреди всеобщих
страданий. Нет ни одного высоко организованного существа, которое не
сознавало бы, как приятно иметь привилегии: когда я обладаю одной долей
всеобщего благополучия, я ничем не отличаюсь от всех прочих, но вот если я
смогу концентрировать на себе все блага, я, без сомнения, буду счастливее
всех остальных. Скажем, в обществе из десяти человек существует десять
порций счастья, все они равны, то есть никто не может похвастаться, что ему
повезло больше, чем другим; а когда один из членов этого общества
завладевает девятью другими долями, чтобы сделать их своими, он будет
по-настоящему счастлив, так как теперь он может сравнивать, что прежде было
невозможно. Счастье заключается не в том или ином состоянии души: суть его
только в сравнении своего состояния с чужим, но о каком сравнении может идти
речь, когда все похожи на тебя? Если бы все имели равное богатство, кто
осмелился бы назвать себя богатым?
кажется, я могла бы быть ею, только зная, что все остальные тоже счастливы.
тебя куцые желания, хилые страсти и никакого сластолюбия. Но такие
посредственные качества недопустимы при моей организации, и если мое счастье
возможно лишь посреди несчастья других, так лишь потому, что я нахожу в их
несчастьях единственный стимул, который сильно щекочет мне нервы и который в
результате этого приятного потрясения порождает удовольствие от
электрических атомов, циркулирующих в моем теле {Чуть позже мы разовьем эту
систему подробнее, покамест же объясним механизм нерва. Нерв - это частичка
человеческого тела, напоминающая белый шнурок, иногда круглый, иногда
плоский. Обычно они отходят от головного мозга в виде пучков, симметрично
разделенных на пары, и в теле нет ничего более интересного, чем нерв. Как
считает Ла Мартиньер, этот элемент тем более удивителен, что он менее всего
способен на действие. Именно от нервов зависит жизнь и гармония любого
организма, отсюда чувства, сладострастные ощущения, знания и мысли, одним
словом, это центр всей организации, вместилище души, то есть того самого
жизненного принципа, который угасает вместе с жизнью всех существ, который
увеличивается и уменьшается вместе с ними, следовательно, это вполне
материальная вещь. Нервы похожи на трубки, служащие для передачи ощущений в
соответствующие органы и для сообщения мозгу впечатлений от внешних
предметов. Бывают вспышки, которые невероятно и сильно воздействуют на
ощущения, циркулирующие в полости нервов, и постукивают их к удовольствию,
когда эта вспышка происходит в органах воспроизводства или по соседству с
ними - это и объясняет удовольствие от ударов, уколов, щипков или хлыста. Из
мощного воздействия духа на физическое тело рождается болезненная или
приятная встряска в зависимости от моральной организации: из этого следует,
что имея принципы и философские убеждения, полностью избавившись от
предрассудков, можно беспредельно расширить, о чем уже упоминалось в другом
месте, сферу своих ощущений (Прим. автора )}. Вообще все ошибки людей в этом
отношении проистекают из ложного определения счастья. То, что называют этим
словом, не есть ситуация, которая одинаковым образом подходит людям; это
состояние различно у разных индивидов, на которых оно действует, и это
воздействие всегда зависит от внутренней организации. Это настолько верно,
что богатство и сладострастие, которые, казалось бы, являются залогом
всеобщего счастья, часто выпадают тем, кто нечувствителен к ним; с другой
стороны, боль, меланхолия, враждебность, грусть, которые не должны нравиться
людям, тем не менее находят своих сторонников. Если принять эту гипотезу, не
останется никаких доводов у того, кто захочет порассуждать о странности
вкусов, и самое разумное для него - хранить молчание. Людовик XI находил
счастье в слезах, которые он заставлял проливать французов, как Тит - в
благодеяниях, которыми он докучал римлянам. Так по какому праву требуют,
чтобы я предпочла один вид счастья другому? Разве оба эти человека были
неправы или несправедливы?
справедливость - делать добро.
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Плотников Александр