Чтение 97–й страницы книги ~Секретный фарватер~

конце концов составила что-то около десяти миллионов долларов. Янки не
торопили с уплатой. Но спустя пять лет, накануне вторжения в Северную
Францию, мы доставили в шхеры этого весельчака - игрока в покер. Ведь янки
не воевали с Финляндией. Они не могли припугнуть ее бомбами. Зато могли
предъявить к уплате векселя. Что и было проделано на глазах у нас и с нашей
помощью.

- Игрок в покер потребовал от финнов: воюйте или платите?

- Что-то вроде того. Прижимистый кредитор, знаете ли!

- Я понял. Нам это было на руку: сохранить Финляндию против России. Но
все же финны вышли из войны - несмотря на усилия игрока. Отчасти я рад
этому. Он слишком часто блефовал. И вообще действовал мне на нервы. Был
шумный, бесцеремонный, самодовольный. Типичный делец-янки.

- Не слишком ли типичный? Я недоумевающе молчал.

- Он мог сблефовать не только в покер, - сказал командир. - Предположите
на миг, что это был немец, который только притворялся американцем.

- Зачем ему было притворяться американцем?

- Зачем?.. Но Риббентроп прилетел в Хельсинки уговаривать Маннергейма
примерно тогда же, когда наш пассажир обламывал в шхерах несговорчивых
финансистов. Случайное совпадение? Не знаю. Чересчур похоже на излюбленные
клещи. Финнов зажали с двух сторон: германский дипломат в Хельсинки, мнимый
американский кредитор в шхерах. И это вполне соответствовало бы тактике
"Летучего Голландца". Притворство, доведенное до слепящего блеска! Но я
ничего не утверждаю, доктор, просто думаю вслух. Возможен и первый вариант:
Риббентроп взывает к чувствам боевого товарищества, янки же хладнокровно
бьют по мошне.

Он снова покосился на часы:

- Мне так приятно, что я могу быть откровенным с вами! Ведь мы случайные
попутчики, не так ли? А поезд приближается к станции, на которой вы, к
сожалению, сойдете.

(Мне показалось, что он лукаво подмигнул. Или так падал свет на его лицо?
Он всегда держит голову немного набок. На секунду, штурмбаннфюрер, мне
представилось, что командир играет в какую-то непонятную для меня игру, С
лица его как бы сдвинулась маска. Он смеялся, шутил, настойчиво угощал, а
глаза, как всегда, были холодны, настороженны, враждебны. Но я не имел
времени раздумывать! Нужно было слушать и слушать, не пропуская ничего!)

- Но вы так и не выпили за наших пассажиров.

- Вы тоже, господин капитан второго ранга! Командир поднял свой бокал,
посмотрел вино на свет и осторожно поставил на стол.

- Отличное вино, особое! Его сохраняли для нашего последнего пассажира.
Нет, не для игрока в покер. И не для экс-короля. Для того, кто готовился
быть нашим последним пассажиром. Ведь нас собиралось почтить своим
присутствием самое высокопоставленное лицо в Германии. Смирно, лейтенант
Гейнц! Встать и вытянуть правую руку вперед! Ну-ну, я пошутил. Но вы
угадали.

Самое невероятное в этом разговоре было впереди. Командир сказал:

- Нас называют лейб-субмариной фюрера. Но с чем это связано?

- Не знаю.

- Само собой. Откуда вам знать? Это знают только трое: я, мой штурман и
Адольф. Теперь - с вами - уже четверо. Но вы, надеюсь, не проболтаетесь?

Я едва не выронил бокал. Назвать фюрера по имени! Это само по себе было
уже государственным преступлением!

- В кабинете Адольфа, - сказал командир, - висит, к вашему сведению,
особая карта. На ней аккуратно - Адольф очень аккуратный человек -
отмечается местонахождение нашей подводной лодки. Адольфу хотелось бы, чтобы
в такое тревожное время мы были поближе к нему. И для этого у него есть
основания.

Потянувшись за бутылкой, он чуть было не опрокинул стол. Я поспешил
поддержать его.

- Спасибо... Но вы совсем перестали пить. Не пугаю ли я вас своей
откровенностью?

Командир выпрямился и без улыбки посмотрел на меня.

- Слушайте дальше. Самое интересное дальше. Ежедневно в условленный час
мой радист выходит в эфир и подстраивается к определенной волне. Он ждет. Он
терпеливо ждет. На волне не появляется ничего, и это хорошо. Стало быть,
Третий райх еще стоит. Но вот - вообразим такой гипотетический случай - в
каюту ко мне стучится радист. "Сигнал принят, господин капитан второго
ранга", - докладывает он. Это самый простой условный сигнал. В эфире
прозвучало несколько тактов. Где-то вертится пластинка. Исполнен популярный
романс гамбургских моряков: "Ауфвидерзеен, майне кляйне, ауфвидерзеен". Не
напоминает ли вам: "Небо безоблачно над Испанией52"? Тогда небо не было
безоблачно над Испанией. И сейчас пластинка звучит зловеще. Она звучит как
погребальный звон над Германией! Он означает, доктор, что все погибло,
Третий райх рухнул, и Адольф на четвереньках выбирается из своего бункера.
Он зовет на помощь меня! Я должен бросить все дела, чем бы ни занимался, где
бы ни находился, и полным ходом идти в ближайшую Винету на побережье
Германии. Там в люк нашей подводной лодки спустятся Адольф, Ева, два-три
телохранителя. Отсеки "Летучего Голландца" - вот все, что осталось Адольфу
от его империи! Затем погружение, полный вперед, курс вест, Амазонка!..
Учтите: радист, принявший сигнал, не знает его тайного смысла. Знаем только
мы: Адольф, Венцель, я и вы. Теперь уж и вы! - Он любезно повернулся ко мне
всем корпусом: - Видите ли, Адольф желал бы временно раствориться в сумраке
тропических лесов. Черчилль в тысяча девятьсот сороковом году собирался
эвакуироваться в Канаду. Почему бы Адольфу не укрыться на том же континенте,
но южнее, у своих земляков, в Бразилии? Он хотел бы, подобно нам,
притвориться мертвым. Третий райх рухнул, русские на улицах Берлина, но в
резерве у Адольфа "Летучий Голландец". Пока есть "Летучий Голландец", еще не
все потеряно.

Он приблизил свое лицо почти вплотную к моему:

- Сигнал "Ауфвидерзеен" будет принят, не сомневайтесь! Но пойму ли я его,
вот в чем вопрос! Ведь я могу и снельсонить.

- Как это - снельсонить?

- Имею в виду подзорную трубу и выбитый глаз адмирала. Забыли этот
анекдот? Я вздрогнул. Я вспомнил53!

- Но вы, я замечаю, вздрагиваете всякий раз, когда я говорю "Гитлер" или
"Адольф". Хорошо, ради вас - ведь вы мой гость - я буду называть его
"фюрер". Я объясню вам, почему хочу снельсонить.

Он откинулся на спинку стула:

- Понимаете ли, мне надоело получать приказы. В глазах этих
высокопоставленных господ, которые даже не удосужились повысить меня в
звании, мой "Летучий Голландец" - всего лишь подводный лайнер. Ошибка! И я
отклоняю очередной приказ. Я принимаю решение самостоятельно. Вот оно:
фюрера на борт не брать! - Видимо наслаждаясь выражением моего лица,
командир повторил, смакуя каждое слово: - Да, фюрера на борт не брать!

Потом заботливо подлил вина в мой бокал.

- Эта мысль для вас, конечно, нова, - сказал он успокоительным тоном. -
Постепенно вы освоитесь с нею. Сигнал, я думаю, раздастся завтра или
послезавтра. Но это уже ни к чему. Фюрер живой - бесполезен. Мертвый,
пожалуй, еще пригодится.

- Какая же польза от трупа? - спросил я растерянно. - Хотя, говорят, в
Бухенвальде и Освенциме...

- Не то, нет. Гений, даже без высшего образования, годится на другое.
Фюреру нужна не Ева, а святая Елена. Ореол мученика будет ему к лицу.

- Имеете в виду заточение? Муссолини уже побывал в заточении.

- И зря бежал оттуда. Скорцени, конечно, ловок, но глуп. Муссолини
гораздо лучше выглядел бы в заточении, так сказать, скорчившись в ногах у
Наполеона, чем на виселице, да еще подвешенный вниз головой. Я желаю фюреру
заточения! Стать мучеником - это лучшее, что он может сделать для пользы
общего дела.

Глава четвертая. ДОНОС ИЗ МОГИЛЫ. ("СОХРАНИТЬ КОФРЫ ФЮРЕРА!").

- Но багаж он позаботился доставить заранее. - Голос командира донесся до
меня, как сквозь плотно задраенный люк.

- Какой багаж?

- Кофры. Пять кофров. Не притворяйтесь, что вы не видели их! Вы были на
пирсе во время погрузки. А что в этих кофрах?

- Откуда мне знать?

- Комбинашки Евы Браун?

- Возможно.

- Нет. Кофры, если помните, доставлены в канун Нового года. В этом был
расчет. Все в Пиллау перепились. Пирс был оцеплен. Багаж сопровождали семь
офицеров СС. "Не слишком ли много для обыкновенного багажа?" - подумал я.

- Разве вам не сказали, что в кофрах?

- Эсэсовцы предупредили лишь, что груз - особой государственной важности!
Комбинашки, таким образом, сразу же отпали. Но на несколько минут отодвинем
эти кофры! Я не договорил о себе. Упустил одну деталь. Фон Цвишены - из
Ганновера. Мы гордимся тем, что нынешний английский король - наш земляк. Ну
как же! До недавнего времени короли Англии по совместительству были
курфюрстами Ганновера. Отец нынешнего короля, воюя в четырнадцатом году с
Германией, решил, что ему пристойнее именоваться Виндзором - по названию
загородной резиденции. Раздумывая в Пиллау о судьбах Третьего райха, я
вспомнил одного из наших добрых курфюрстов, предка Виндзоров. Он продавал
своих подданных в солдаты любой платежеспособной иностранной державе. И брал
совсем недорого, представьте! Три талера за голову! Потом на память пришли
гессенские стрелки. В XVIII веке английский король нанял их и отправил за
океан бить американских бунтарей. Вдумайтесь в это! Наши предки помогали
англичанам против Георга Вашингтона! Не наступит ли, думал я, время, когда
Вашингтон (город, не президент) станет покупать наших солдат, чтобы с их
помощью бить каких-нибудь других бунтарей? Расчет с головы, естественно,
производился бы уже не талерами, а долларами, что гораздо приятнее. Что вы
больше любите, доктор, доллары или талеры?..