Чтение 97–й страницы книги ~В тихом омуте?~

дурацкой наивной идейкой попросить содействия у Олега
Васильевича в завтрашнем - нет, уже сегодняшнем разговоре с
Володькой. Он согласится, я не сомневалась в этом, - но
только для того, чтобы собрать побольше улик и
классифицировать их, как классифицируют жуков, -
жесткокрылые, пластинчатоусые, слоники, навозники,
скарабеи...

Все было так стройно, так понятно, и вот теперь я в
одночасье превратилась из охотника в дичь - стоило только
этому треклятому фээсбэшнику - а сейчас я уже не сомневалась
в этом - выйти из подъезда Туманова. Не хочу, не хочу об
этом думать... Не хочу. О чем-нибудь менее опасном - о
портрете, который пишет Серьга, осталось всего два сеанса; о
глиняной миске с бандеркльяс, о возможной карьере на
b%+%"($%-((, о том, что официант-тореро Родик немного
картавит, - но только не об этом.

...Измотанная внезапными и такими реальными
подозрениями, я добралась до дома, расплатилась с шофером
мятым шариком денег, завалившимся за подкладку, - и заснула
тяжелым сном, даже не сняв платья.

Мне снился Олег Васильевич, следивший за мной из-за
угла: в руках у него был зажат пистолет, которым я убила
Сирина, я физически ощущала тяжесть вороненой стели. И
Володька, рисующий что-то куском угля на расстеленных на
полу листах. Даже во сне я боялась взглянуть на рисунки.

Ладно, пусть так.

Негромкий отрывочный сон, как ни странно, восстановил
мои силы, и я проснулась с отчаянной решимостью выяснить все
у самого Олега Васильевича, затянуть его на чашку кофе -
пусть кофейная гуща сама скажет, что же я видела прошлой
ночью на самом деле. Глупо прятаться по углам - нужно пойти
напролом. В конечном итоге он многим обязан Греку, а Грек
многим обязан мне...

Страстно желая, чтобы Олег исчез из моей жизни
навсегда, а все связанное с ним оказалось бы дурным сном, я
набрала его номер телефона.

Долгие гудки. Никого нет дома.

Самое время выглянуть на улицу - не стоит ли под окнами
его потасканная "Шкода", замаскированная еловыми ветками.

Но машины не было.

Затем я позвонила Володьке - без задней мысли, в рамках
наших вчерашних поспешных договоренностей. Но и здесь меня
ждало разочарование - длинные гудки.

Насчет Туманова я не переживала - он должен был заехать
за мной в час. В два нас ждали на телевидении, а учитывая
московские пробки, такой запас времени был минимальным.

Когда он не приехал ни в десять, ни в пятнадцать минут
- я серьезно забеспокоилась: при всей своей вызывающей
богемности Володька никогда не опаздывал на деловые встречи
- это было его стилем. Он как-то сказал, что своей
относительно успешной карьерой обязан этому педантичному
умению приходить секунда в секунду. Чуть раньше - и ты
станешь униженным просителем. Чуть позже - ненадежным
человеком...Телефон Туманова по-прежнему молчал.

Проклиная все на свете, я взяла машину и благополучно
добралась до офиса этой амбициозной телекомпании вовремя.
Меня встретил угрюмый охранник, тотчас же возникло маленькое
недоразумение - ни фамилии, ни должности вчерашнего
Володькиного визави я не знала: только довольно тяжеловесное
имя Эдуард и усы в качестве визитной карточки.

Наконец после нескольких бесплодных разговоров по
внутреннему телефону я вышла на Эдуарда, он спустился ко
мне, и мы поболтали некоторое время в маленьком кафе. Мне
пришлось занять оборону - Эдуард нелестно отозвался о
Володьке и подивился его легкомыслию: сегодня должен быть
обговорен предварительный контракт. Я ничем не могла ему
помочь.

Смирившись с тем, что Туманов не приедет, Эдуард
` aa* ' + мне несколько дежурных телевизионных историй,
церемонно поцеловал руку на прощание, восхитился клубом и
выразил готовность встретиться еще - а теперь простите,
дорогуша, дела, дела!..

Я покинула офис, оставаясь в неведении - куда мог
запропаститься Володька? Вчерашнее потрясение было очень
ощутимым, я сама видела это, но и перспективы - собственной
перспективы - нельзя терять. Я помнила наш разговор в машине
- тогда Володьке казалось, что это самое серьезное
предложение, которое он получил за последнее время. Сейчас
он ничего не решал, все решат за него и только после моего
вечернего звонка. Такое поразительное легкомыслие шло
вразрез с тем, что я успела узнать о Володьке.

Впрочем, не это сейчас было главным. Телефонный звонок.

Мне нужен был мужик, который поговорит по телефону с
теми, кто стоит за Володькой, - а в том, что они обязательно
будут страховать его, я не сомневалась. Тот вариант, который
казался мне единственным до последней ночи - использовать в
качестве наживки Олега Васильевича, - выглядел теперь
проблематичным. Если я решу использовать его - нужно играть
в открытую. Для этого у меня не было ни времени, ни сил. И
этого я не хотела больше всего. Что я, в сущности, знала об
Олеге? Друг Грека - да, симпатичный парень - да, гадание на
кофейной гуще - да. Но слежка за мной?..

Утренний порыв казался мне теперь бессмысленным, я
поздравила себя с тем, что не дозвонилась Мари-лову.

Но тем не менее никого другого не было. Серьгу я отмела
сразу - его въевшийся во все поры неистребимый марийский
акцент, характерный тембр голоса сразу выдали бы его с
головой, тем более что он приятель Володьки и хорошо
известен Александру Анатольевичу. Официанта Родика, который
оказывал мне недвусмысленные знаки внимания, я забраковала
по тем же признакам - плюс легкая картавинка, плюс работа,
которую он вряд ли согласится потерять, плюс телефон
Туманова, который наверняка ему известен...

Никаких других кандидатов у меня не было. Разве что
подцепить какого-нибудь мужичка на улице, сунуть ему денег и
бумажку с текстом о назначении встречи - пара предложений
никого не затруднит. Это выглядело по-дилетантски, но вполне
могло сработать. А потом я прослежу за теми, кто приедет на
встречу...

Запутавшись в своих построениях, я малодушно решила,
что до указанного в письме времени еще далеко. А решив -
направилась в клуб. Возвращаться домой не хотелось.

Я шла по Садовому кольцу - через Склиф и Дом военной
книги. Когда-то там был неплохой букинистический отдел; там
я прикупила набор хорошо выполненных солдатиков в подарок
Ивану - танковая обслуга вермахта, и Военно-морской словарь
для себя. Куда он делся потом, я не помнила... А если идти и
идти, то можно выйти к Курскому вокзалу, откуда уходят
поезда в мой родной город. В котором меня нет и никогда уже
не будет: там живет отец, и лежат в нижнем ящике
полированного секретера мои немногочисленные детские
фотографии и школьная выпускная, я в полуразвязанных бантах,
b`%blo во втором ряду, на фоне сирени и чертовых красавиц
подруг - и на них другое лицо, другое лицо... Я спросила у
случайного прохожего, который час, - до отхода поезда в мой
родной город, к затянутым ряской лиманам и приземистым
домикам из известняка, оставалось чуть больше сорока минут.

Поезд уйдет без меня, без меня он будет уходить и
уходить каждый день...

Когда я приехала в клуб, меня встретила пронзительная
тишина - должно быть, она всегда такая, полусонная, как
полночная любовница в это время суток; но сейчас в ней было
что-то настораживающее, как будто ангелы потрескивают своими
стрекозиными крыльями - все проходит, все проходит.

Я не увидела на входе тяжелого матадорского плаща
швейцара, а в холле не было охранников, только картины,
почему-то потускневшие. Я нашла всех в большом зале,
сидящими за гостевыми столиками; никто не сидел отдельно,
все сбились в маленькие группки по несколько человек. Лица у
всех были исполнены значительности и скорбного нетерпения,
они мгновенно постарели и растрескались, как на старых
фресках; мужчины стали похожи на женщин, а женщины - на
мужчин. Даже обычно глубокий светло-вишневый цвет стен
казался тусклым.

А потом я увидела Серьгу - он сидел за лучшим столиком,
никогда ему не принадлежавшим. Серьга был изрядно пьян -
перед ним стояла бутылка лучшей водки.

Я подняла руку в знак приветствия, но он ничего не
ответил, хотя и видел меня. Я подошла вплотную, нагнулась и
поцеловала его в безразличную щеку. Только тогда по его лицу